— Генри! Прекрати быть таким уклончивым и односложным. Чем мы займемся сначала: автостоянками или Анни Робертсон? Или сделаем бутерброд и поместим ее в середину?
— Нет. Ею мы займемся в первую очередь. Едва ли на это уйдет много времени.
Однако в отеле «Каледониан» выяснилось, что Анни Робертсон более там не работает, поскольку она вышла замуж и уволилась. После некоторого давления и изрядных проволочек им предъявили девушку, представившуюся подругой Анни и сообщившей, что новая фамилия Анны — Джеймисон, а живет она в Горджи в «крохотной уютной квартирке». Она даже осчастливила их ее адресом, и Генри с Хилари, устроившись на верхней площадке трамвая, отправились прямиком в Горджи.
Квартиру миссис Анни Робертсон Джеймисон отделяло от тротуара поистине невероятное количество очень чистеньких, но очень крутых ступеней. Дверь открыла сама миссис Джеймисон и, стоя на пороге, смотрела теперь на нежданных гостей сверху вниз, ожидая от них объяснений. Это была крупная светловолосая девушка с румяным лицом и сильными руками, обнаженными по локоть.
Объясняться взялась Хилари.
— Миссис Джеймисон, мы только что из отеля «Каледониан», где нам и подсказали, как вас найти. Мы не причиним вам беспокойства — нам просто очень нужно с вами поговорить. Это касается событий, которые происходили в отеле год назад, и мы надеемся, что вы сумеете нам помочь.
Круглые голубые глаза Анни Джеймисон расширились.
— Это не насчет развода? Потому что мой муж и слышать об этом не хочет.
— О нет! — поспешно сказала Хилари.
— Тогда проходите.
Они вошли. В квартире пахло копченой рыбой и мылом. Занавески в гостиной были ярко-красными, а линолеум — красно-зеленым. Там стояли два кресла и диван, обитый малиновым плюшем, — результат долгой экономии и предмет законной гордости Анни Робертсон. Все расселись, и наступила тягостная тишина, поскольку у Хилари напрочь вылетело из головы все, что она хотела сказать, а Генри заранее решил для себя, что говорить ничего не будет. Его заботой были автостоянки. Бывшие горничные относились к компетенции Хилари.
— Миссис Джеймисон, — начала наконец Хилари в надежде, что остальное всплывет в памяти само собой. Ничего не всплыло. Кроме имени этой женщины, в голову Хилари не приходило ровным счетом ничего. — Миссис Джеймисон, — в отчаянии повторила она.
Анни пришла ей на помощь:
— Вы говорили, что-то случилось в отеле.
— Да. В прошлом году, — обрадовалась Хилари и выпалила: — Миссис Джеймисон, вы помните свои показания по делу об убийстве Эвертона?
Это явно было не то, с чего следовало начинать, и теперь Генри, повернувшись к ней, делал страшные лица.
— Да, — ответила Анни Джеймисон. У нее был звонкий голос, а ее голубые глаза смотрели открыто и прямо.
Хилари сразу же стало легко и просто, как если бы она разговаривала с подругой.
— Давайте я просто скажу вам, зачем мы пришли. Здесь у меня ваши показания, и мне бы хотелось пройтись по ним еще раз и задать вам несколько вопросов, если вы не против, потому что мы думаем, во всем этом есть какая-то чудовищная ошибка, а человек, которому дали пожизненное — муж моей двоюродной сестры, только она мне совсем как родная, и она страшно, страшно несчастна, и если бы только вы согласились помочь нам…
— Если я что-то подписала, значит, это от первого и до последнего слова правда. Вряд ли я смогу сказать вам что-то новое.
— Этого и не нужно. Я просто хочу задать вам несколько вопросов.
Покопавшись в сумочке, Хилари выудила оттуда листок бумаги, на который переписала показания Анни Робертсон. Теперь она отчетливо вспомнила все, о чем собиралась спросить. Она прочитала документ вслух.
«Анни Робертсон показала, что к шестнадцатому июля мистер Бертрам Эвертон проживал в отеле уже несколько дней. Он приехал то ли двенадцатого, то ли одиннадцатого, хотя, возможно, что и тринадцатого. Точнее вспомнить она не смогла и посоветовала обратиться к управляющему. Мистер Бертрам Эвертон занимал комнату номер тридцать пять. Вторник, шестнадцатое, она помнила прекрасно. Помнила и жалобы мистера Эвертона на неисправный звонок в его номере. Звонок, на ее взгляд, был в полном порядке, но она обещала вызвать электрика, потому что мистер Эвертон настаивал, что иногда он все-таки не работает. На звонок мистер Эвертон жаловался около трех часов дня. Сам он в это время занимался составлением писем. Тем же вечером, около половины девятого, из его номера поступил звонок, и она ответила. Мистер Эвертон попросил принести бисквитов. Сказал, что неважно себя чувствует и ложится спать. Она принесла ему бисквиты. Выглядел он, по ее мнению, не столько больным, сколько пьяным. В среду, семнадцатого, она, как он и просил, принесла ему в девять часов утра чай. Мистер Эвертон выглядел совершенно оправившимся и здоровым».
— И ваша подпись, миссис Джеймисон.
— Да, так оно все и было. Иначе я никогда этого не подписала бы.
— Отлично. Тогда я хотела бы спросить вас о мистере Эвертоне и звонке в его номере. Вы говорили, он на него жаловался?
— Да.
— Вы заходили в его номер по делу, или же он позвонил сам?
— Он позвонил.
— Позвонил сказать, что звонок не работает?
— Да. Мне и самой это показалось не особенно логичным, но он объяснил, что иногда звонок работает, а иногда нет.
— Вы сказали, он писал письма. А где он сидел, когда вы вошли?
— У окна. Там есть небольшой столик.
— Он сидел к вам спиной?
— Да. Он что-то писал.
— Но он обернулся, когда вы появились?
— Нет. Он сказал только: «У вас звонок не в порядке. То работает, то нет» — и все время продолжал что-то писать.
— Значит, он вообще к вам не оборачивался?
— Нет.
— Следовательно, лица его вы не видели?
— Выходит, не видела.
— Тогда откуда вы знаете, что это был именно мистер Эвертон?
Анни удивленно на нее взглянула.
— А кто же еще! Такие волосищи грех спутать.
— Но лица его вы не видели? Только волосы?
— Да. Но я ж говорю: их ни с чем не спутаешь.
Хилари подалась вперед.
— У многих людей рыжие волосы.
Анни, непонимающе глядя на Хилари, разгладила ладонями юбку на коленях и удивленно сказала:
— Только не такие!
— То есть?
— Слишком длинные для мужчины. Такие ни с чем не спутаешь.
Хилари вспомнила прическу Берти Эвертона. «Слишком длинные для мужчины» — точнее и не скажешь. Она кивнула.
— Да, действительно длинноватые.
— Да, — в свою очередь кивнула Анни.
Хилари заглянула в свою бумажку.
— Ну, со звонком, кажется, все. Днем вы видели Берти Эвертона только со спины и узнали его по длинным рыжим волосам. Вечером он позвонил вам снова.
— Да.
— В половине девятого?
— Да.
— И попросил принести ему бисквитов, поскольку плохо себя чувствовал и собирался прилечь. И вы их ему принесли.
— Да.
— Миссис Джеймисон. А на этот раз вы видели его лицо?
Хилари казалось, что вот сейчас ее сердце выскочит из груди, потому что от ответа на этот вопрос зависело все — абсолютно все — и для Джефа, и для Марион.
Между бровями Анни Джеймисон появилась глубокая вертикальная складка.
— Он позвонил, — медленно проговорила она. — Я постучала и вошла.
— А как вы попали в номер? — неожиданно спросил Генри.
Анни повернулась к нему.
— Дверь была приоткрыта.
— А днем, когда он вызвал вас по поводу неисправного звонка, она тоже была приоткрыта?
— Да, сэр.
— Оба раза она была открыта? Вы совершенно в этом уверены?
— Уверена.
— Спасибо. Продолжайте, пожалуйста.
Анни снова повернулась к Хилари.
— Вы постучались и вошли, — напомнила та.
— Да. Мистер Эвертон стоял у окна и смотрел на улицу. Он даже не повернулся, а просто сказал: «Я не совсем здоров и собираюсь прилечь. Не могли бы вы принести мне бисквитов?»
— А что он делал, когда вы их принесли?
— Умывался.
— Умывался?
— Ну, точнее, уже вытирал лицо полотенцем.