Я не могу с собой ничего поделать, а жрица, наконец заметив мой взгляд, затихает и отводит глаза. Ловлю на ее лице легкую улыбку.

Еще раз ругнувшись, уже незлобно, она велит мне ложиться прямо на пол, у статуи, и приступает к пытке. Лучше бы продолжала читать нотации, а я бы продолжил любоваться.

Без содрогания больше я на нее не взгляну. То, что делает со мной эта красотка, напрочь отбивает все желания. Кроме одного. Сдохнуть. Ладно, сначала прибить ее, а потом уже сдохнуть.

Олег не шутил, говоря, что меня придется вскрыть. Обезболивают меня ровно настолько, чтобы я не потерял сознание. Но я упрямый и справляюсь.

Но вырубиться, окруженным целителями, получается на секунду. Мне грозят, что начнут сначала и только это помогает держаться.

Упади на меня сотня домов и вцепись в меня сотня гончих, не было бы так больно. И если первые несколько минут я храбро молчу, стиснув зубы, то после хруста кости в руках Зоряны, погруженных в мою ногу, я ору.

Потом хриплю и ломаю зуб. Мне тут же все вылечивают.

От совместной силы нескольких целительниц воздух в храме тяжелеет. И наполняется запахом крови, которая хлещет из меня, растекаясь по каменному полу. Я уже начинаю подозревать, что меня не лечат, а расчленяют, принося в жертву.

Позволяют вырубиться мне нескоро. Я успеваю охрипнуть несколько раз. И, кажется, покрыть матом всех. На мою ругань никто не обижается. Наверняка, привыкли и не к такому.

Но, высказав все, что я думаю о современной медицине, мне легчает и я теряю сознание почти довольным.

Прихожу в себя я среди такого ослепительно белого пространства, что поначалу думаю, что попал в мифический рай. Приятно пахнет какими-то травами, кожу холодит легкий ветерок. А тело лежит на мягком. И ничего не болит.

— Добро пожаловать в тюрьму! — слышу я веселый голос Богдана.

Мой боевой товарищ валяется на больничной койке прямо напротив такой же моей. Их тут около десятка, но кроме нас с Покровским, больше никого нет.

Потолок сверкает белизной где-то очень высоко. Белые стены, белый кафельный пол. И только зелень деревьев за высокими окнами выбивается из этой однообразной цветовой гаммы.

Как сообщает мне обрадованный моей компанией здоровяк, находимся мы в госпитале при храме. И валяться мне…

— Два дня, — сообщает Зоряна, лично явившись ко мне. — Вставать только по нужде. Знаю я вас, судна боитесь больше, чем оторванных ног.

Верховная по-прежнему прекрасна, но я, смотря на нежные пальчики, вижу только эти же руки, по локоть в моей крови. Кажется, ее это немного разочаровывает.

— Будешь шляться просто так, повторим все сначала, — грозит она, хмурясь. — Я серьезно. Если не хочешь еще раз пройти через это, лежи тихо. Посещения разрешены и компания у тебя есть, — жрица кивает в сторону притихшего Покровского.

Я соглашаюсь на все и благодарю, как и настаивал дед. От души и долго. Так же как ругался во время процедуры, но сейчас словарный запас поменьше.

Вот удивительно, для ругани слов так много, для благодарности — спасибо и все? Впрочем, Зоряна немного оттаивает и напоследок желает скорейшего выздоровления, погладив меня по руке.

Я оглядываю свою пижаму, конечно же тоже белую, и вижу содержимое карманов на тумбочке рядом с койкой. Кто меня отмывал и переодевал, знать не хочу. Но такими темпами мой гардероб очень быстро опустеет.

Связываюсь с братом и прошу принести одежду и книги. Раз уже наконец выдалась возможность лежать и никуда не бежать, пора усиленно умнеть.

Яр приносит все перечисленное и много шума. Беззлобно подшучивает над двумя лбами, боящимися пошевелиться лишний раз.

— Да у вас тут просто дворец! — осматривается он, заглянув во все углы и даже под кровати. — Не сравнить с полевыми лазаретами. Ну ничего, скоро и сами сравните. Уж тогда порадуетесь такой роскоши.

Он со скрипом перетаскивает один из стульев по центру помещения, между нашими койками.

— Физраствор с песком и скорпионы в подушке, вот что вас ждет. Так что мой вам совет, не попадайте в полевой лазарет! Целителей там толковых немного, а вот костоправов и патологоанатомов полно. Понимаете, о чем я? — он дожидается наших кивков. — Попадет ядом в вас — вскроют, кровь пустят, пластырем залепят и обратно. Повезет — дополнительный паек дадут.

Мне и до этого не особо хотелось в пустыню, а теперь тем более. Даже Покровский задумывается. Понятное дело, что брат нас просто пугает. С юмором у него не очень, есть такое.

— С едой, — он смотрит на тарелки с обедом, стоящие на тумбочке, — совсем плохо. Что поймаешь, то и съешь. Хоть тех же скорпионов. Вообще придется в основном жуками всякими питаться.

Я лишь закатываю глаза на такую откровенную чушь. А вот наивный Богдан ведется, бледнея от такого рациона. С его аппетитом потребуется даже не двойной, а тройной паек.

Ярослав, выдав нам еще пару страшилок о пустыне, уходит. А я берусь за еду и книги.

И я узнаю… толком ничего. Почти все время я либо сплю, либо болтаю с Богданом, дорвавшегося до хоть какого-то собеседника. Правда, собеседник из меня так себе. Мне даже ни одной байки ему не рассказать, о своих похождениях в другом мире.

Поэтому я, в основном слушаю. Впрочем, и из таких односторонних бесед, удается получить немного полезной информации о мироустройстве. Благо хоть уточняющие вопросы можно задавать, больше не боясь разоблачения.

Да и кормят отлично. Покровскому так вообще отдельную доставку устраивают. Догадываюсь, из той самой забегаловки, где я его и нашел. Резкие ароматы специй и пряностей разносятся по всему помещению.

Дегустировать незнакомую кухню я отказываюсь, предпочитая питаться, пусть и простой, но сытной и известной пищей из местной столовки. В случае чего, быстро добежать до туалета у меня не получится.

Навещают нас и остальные члены новообразовавшейся команды. Приходят все вместе и так бурно обсуждают заварушку, что их выгоняют через несколько минут.

Меня отправляют на волю в обещанный срок, через два дня. А Богдана, резко от этой новости погрустневшего, оставляют. Но обещают обязательно передать верховной пожелание убраться отсюда.

Судя по его решительной, отъевшейся и румяной роже, он своего добьется.

Верховная бабушка связывается со мной сама, еще в госпитале. Напоминает хранить в тайне мой дар и явиться к ней, как только встану на ноги.

Что я и делаю, проигнорировав в очередной раз главу рода. Будем собирать пазл из сведений. И сначала пусть они будут от жрицы. Хотя эта ее оговорка «узнаешь, что позволено» мне и не нравится.

София встречает меня лично, провожает в свой кабинет и поит ароматным травяным чаем с шоколадными конфетами. И мило мне улыбается. Меня эти перемены нервируют.

Такое превращение из строгой жрицы в умиляющуюся внучком бабушку, не сулит ничего хорошего. Может, ляпнуть какую-нибудь ересь, для профилактики?

— Слышала, что тебя отправляют в пустыню, — воркует она, подливая мне чаю. — Вот, наверное, Свят, счастлив.

До меня не сразу доходит, что она про моего деда. Киваю. Глава рода так счастлив, что страшно становится. Как бы он не начал хлопотать, чтобы меня там в самую задницу засунули. Опыта побольше набраться.

— И правда, император наш щедр на награды. И суров в наказании, — вдруг добавляет она, становясь серьезнее, аж легчает.

— Надеюсь, не доведется убедиться лично. Ба… — я мотаю головой, — Госпожа София, вы обещали ответить на все мои вопросы.

— Так и обещала? — хитро прищуривается она, на что я морщусь. — Ладно, ладно, не заводись сразу. Не все я могу тебе сказать. Кое-что не твоего ума дело, а кое-что и не моего. Но, что смогу — расскажу как есть. Надо было сразу так и сделать. Уж прости старую женщину.

Ох, хитра. Старой женщиной ни у кого язык не повернется ее назвать. Так что под старушку косить так откровенно не сработает. Но я решаю промолчать про свое отношение к ее загадочности.