— Так какие соображения? — спросил Юнаков. — Вы еще сомневаетесь в причинах смерти Коломийца?

— Нет.

— И это не связано с вашим самостоятельным расследованием?

Тут Федя вспомнил старуху в беседке и ответил:

— Расследование я еще не начал, хотя осмотр места происшествия произвел.

— Я об этом уже знаю, — самодовольно усмехнулся Юнаков.

— Я хотел бы, — продолжил Федя, не обратив внимания на реплику следователя, — чтобы вы мне кое в чем помогли.

— В чем, к примеру?

— Ну… — начал Федя, — хотя бы в предоставлении информации. Не появлялся ли под мостом еще кто-нибудь, кто осматривал место происшествия? Преступников, вы знаете, часто тянет на место преступления.

— Откуда вам это известно? — спросил Юнаков, потянулся к делу и заглянул в протокол первого допроса. — Вы же инженер, а не юрист… Вы что? Детективов отечественных начитались и полагаете, что все профессионалы — взяточники и только и делают, что хоронят дела, если они представляют малейшую трудность в расследовании… Так?

— В чем-то так.

— Угу, в чем-то. А вы думали, что это вам не по зубам, потому что вы не специалист… Кстати, вы уже попали в поле зрения нашей доблестной милиции, — произнес он жестко.

— Мне ли бояться нашей доблестной милиции! Моя милиция меня бережет.

— Так-то так, — ответил Юнаков. — А что, если эта доблестная милиция как раз и посчитает вас преступником, которого, как известно, тянет на место преступления?

— Ну, в этом случае, я надеюсь, не менее доблестная прокуратура ее поправит.

— Ну что ж, логично, но милиция — это полбеды, если не сказать большего: вообще не беда. Хуже всего, если Коломийца действительно убили, тогда вы, наш дорогой гость и Пинкертон, подвергаете себя серьезной опасности. И это уже не шутки.

— В конце концов, я подвергаю опасности себя, и это мое дело… Если государство не может защитить моих друзей и меня самого, то закон дает мне право делать это самостоятельно.

— Закон дает вам право защищаться, — уже мягче сказал Юнаков, — но не подменять органы следствия. — Он опять заглянул в протокол и добавил: — Уважаемый Федор Степанович. — Следователь чувствовал, что информированность его о Внучеке была меньшей, чем было необходимо для правильной его оценки.

— Федор Степанович, — начал он после некоторой паузы совсем уже другим тоном, — как бы вы отнеслись к человеку, который пришел к вам на производство, посмотрел на сборку какого-нибудь агрегата и сказал: вы все делаете не так. Что бы вы ему сказали? Наверное, указали бы на дверь… И это у вас, технарей, где сам совет или оценка каких-то действий не задевает чьих-либо интересов. Другое дело у нас… У нас дилетанство не только невозможно, но и вредно, потому что опасности подвергаетесь не только вы сами, но и другие люди, о которых вы, может быть, даже и не знаете.

— Но такое возможно только в том случае, если смерть Мишки произошла не от несчастного случая, что само по себе и является подтверждением совершения преступления.

— Слишком дорогая цена, — категорически заявил Юнаков.

«Не получается полноценного контакта, — подумал Федя, — сейчас он начнет рассуждать, как должна быть ценна человеческая жизнь, и все сведется к общим словам о гуманизме. И все же надо подавить в себе неприязнь к следователю, иначе вообще ничего не получится».

Когда-то Федины преподаватели говорили: если хочешь управлять другими людьми, установи психологический контакт. Мало заставить кого-то делать что-то, надо, чтобы он делал это не под нажимом. Напор — штука хорошая, но кратковременная, и, если он не подкрепляется чувствами признательности или симпатией, такой союз может распасться в любой момент.

«Поэтому придется начать все сначала».

— Брат Коломийца приезжал и рассказывал, что Мишка не был музыкальным руководителем, а работал машинистом сцены во Дворце профсоюзов в Воркуте. Но и этого мало, в последнее время он представлялся коммерсантом…

— И что из этого следует?

— Из этого следует, что он мог представиться кому-нибудь коммерсантом и, таким образом, попасть в поле зрения тех, кто охотится в Сочи за коммерсантами.

— Гипотетически мог, — сказал Юнаков, — но для того, чтобы эту версию доказать или опровергнуть, необходимы…

— Да, да, необходимы доказательства, вот их и нужно собрать. Ведь раньше у нас даже данных не было, чтобы выдвинуть эту версию, а теперь они появились, — говорил Федя, сердцем чувствуя, что опять настораживает собеседника, и тот думает не столько над его версией, сколько над тем, откуда взялся этот резвый свидетель и не шизофреник ли он.

— Мне кажется, что вы не все сказали о себе, — произнес Юнаков. — У вас в рассуждениях чувствуется определенная логика и много специальных терминов: доказательства, версии, поле зрения… Сейчас этому учат в инженерных вузах?

— Я какое-то время был безработным, — начал Федя.

— И подрабатывали следователем…

— Нет, но я много читал специальной литературы.

— Ну вот, наконец все стало на свои места.

— Но какое это имеет значение? К вам пришел человек, принес ключ к разгадке преступления, а вы сходу его отвергаете.

— Ни в коем случае, — ответил Юнаков, — я не отвергаю…

«Еще бы, разве можно отвергать помощь населения в расследовании преступлений».

— …не отвергаю, а только говорю, что это — предположение, причем не основанное на фактах.

— Нет, — возразил Внучек, — не предположение, а факты — вот они. Коломиец-младший дня за три-четыре до своей смерти познакомился с женщиной, которую зовут Виолетта, она ниже среднего роста, один глаз у нее зеленый, а другой карий…

— Вы что? Сами это видели?

— Нет, об этом мне рассказал Коломиец.

— Маловато, — начал было Юнаков.

— Я еще не закончил, — сказал Федя. — Виолетта подарила Мишке нательный пояс для хранения денег. Он этот пояс носил, но, разумеется, без денег, поскольку деньги хранил в шкафу. Я спрашивал вас тогда про пояс, вы сказали, что пояс не нашли, точнее, пояса на время осмотра не оказалось. Вот интересно, сняли пояс в морге или…

— Или на месте происшествия и не занесли в протокол?

— Да.

— Утверждение, конечно, для следователя оскорбительное, но могу вас сразу разочаровать. На этот раз в ваших словах нет логики. Если в поясе не было денег, то он не представлял интереса ни для работников милиции и прокуратуры, ни тем более для работников морга.

— Значит, пояс сняли до приезда сотрудников.

— Возможно, если наличие этого пояса подтвердил бы кто-нибудь еще. Но я допросил за это время давнего друга Коломийца…

— Николая из «Жемчужины»?

— Да, а еще я допросил хозяйку вашего дома…

«Хорошо, что не хозяина».

— … и они ничего об этом не говорили. А Коломиец не отличался скрытностью и все, что с ним происходило днем, рассказывал вечерами… Как информация?

— Нормально, — не нашел, что ответить Федя, — но вернемся к делу, мне не осилить его одному.

— Федор Степанович, вы похожи на сумасшедшего. Вы же сами понимаете, что найти Виолетту в Сочи невозможно. Тем более женщины на отдыхе любят представляться чужими именами… Но я все-таки дам поручение уголовному розыску, может, в поле зрения их когда-нибудь попадала некая Виолетта. Я вам это обещаю…

— Вот и прекрасно, а если у меня что-нибудь появится, я к вам зайду или позвоню. Ваш телефончик, на всякий случай.

— Федор Степанович, — Юнаков уже говорил вполне благосклонно, как со старым другом, который еще чего-то недопонимает и вот-вот должен, наконец, понять, — не стоит заниматься самодеятельностью. Сочи далеко не образцовый курортный город, каким он был совсем недавно, но видеть во всем преступную руку тоже нельзя. В данном случае это как раз тот случай… Но вы не беспокойтесь, мы все проверим, и если будут доказательства…

— Доказательства будут, — не дал ему договорить Федя.

— Но я все же попросил вас не заниматься самодеятельностью, занятие это небезопасное и…

— Ну что вы, — сказал Федя, — конечно, никакой самодеятельности, но я верю в случай, вдруг мне случайно встретится красавица Виолетта.