А в последнее время она вдруг поняла, почему «он несчастлив с женой — жена не может ему родить ребенка, а она родит ему мальчика, и все будет хорошо, ты разведешься, и у нас будет все хорошо, мы уедем отсюда, и у нас будет все хорошо».

От этого «у нас будет все хорошо» его начинало трясти. Так долго продолжаться не могло. Он чувствовал, что вот-вот что-то должно случиться. Но произошло то, чего он никак не ожидал. Его взяли заложником, да еще и в компании с двумя женщинами, пока все идет нормально, но… Он второй год работал в колонии и знал, что обещания зэка — пустой звук, зэк держит слово только перед зэком, да и то, если они одной масти: вор перед вором, парняга — перед парнягой, а мужик — перед мужиком. Заложники не были для захватчиков «своими», в этом была главная беда, а значит, не стоит обольщаться. Но это знает он — Виктор, а не Валентина, ее он смог убедить в обратном. И то хорошо, может быть, пронесет…

Машину качнуло, она выехала на насыпь железнодорожного переезда, потом в предбанник выскочил Буза и выглянул в окно. Когда он вернулся в будку, Виктор услышал фразу, смысл которой не понял.

— Если они ждали нас здесь, я тебя на этом же месте положу, — сказал Буза кому-то…

Автозак въехал на территорию изолятора и, так как дорога ему была преграждена двумя тракторными санями, остановился. Водитель выключил мотор. Наступила тишина. Из будки автозака на землю спрыгнул человек, одетый в телогрейку и зэковскую шапку. Он обошел машину, осмотрел площадку и сказал внутрь будки:

— Все нормально.

В будке послышалось движение, и тут из окна второго этажа вылетело и вдребезги разбилось о мерзлую землю стекло. Человек в телогрейке поднял голову, увидел торчащий из расстекленной шибки ствол винтовки и заорал:

— Назад…

Несколько сотрудников из двух дверей корпуса рванулись к машине.

— Три, четыре, пять секунд, — считал Внучек, глядя на часы.

— А-а, — махнул рукой Узякин, — долго, долго… За это время всех по три раза переколоть можно. Отставить, — заорал он в выбитую шибку и обратился к Михалычу, — че дуешься, ну разбили тебе стекло, ну ничего не поделаешь: тяжело в ученьи, легко в бою. Все расходятся по своим местам… Не дай Бог, придется освобождать в будке.

Телефонный звонок в кабинете прервал его рассуждения, Узякин вошел в кабинет.

— Идите сюда, — позвал он через некоторое время всех, кто находился в коридоре.

— Что, подъезжают? — спросил его Внучек.

— Хуже, — ответил Узякин, — Маров приехал. Он не стал дожидаться, пока весь эскорт доберется сюда, и примчался вперед. Ну сейчас начнется…

— Давай позвоним в «скорую», — сказал Внучек, не вполне понимая, о чем беспокоится Узякин, — пусть пришлют бригаду на всякий случай.

— Звони, — ответил Узякин, — мне сейчас не до «скорой» будет и даже не до заложников. Знаешь, как зовут Марова за глаза? Муров, а это само за себя говорит…

Снова зазвонил телефон, дежурный по горотделу милиции сообщил, что в городе началась паника: прошел слух, что целый автобус зэков сбежал из Тараканино и едет в Каминск, сметая все на своем пути.

— Откуда утечка? — спросил Узякин Михалыча.

— Отсюда, отсюда, — ответил он, пряча глаза.

— Итит твою, — выругался Узякин, — немедленно пошли оперов в корпус, не приведи Господи, твои об этом узнают и бузить начнут при Марове.

— Да кто такой Маров? — спросил Внучек.

— У-у-у, — как волки в лунную ночь провыли представители МВД, — сейчас ты с ним познакомишься.

В коридоре послышался чей-то баритон, судя по тону, кто-то отчитывал зазевавшегося сотрудника изолятора. Потом двери отворились, и в кабинет вошли маленький коренастый генерал-майор и человек в дубленке.

Все присутствующие, не исключая Внучека, были, как ураганом, сметены со своих мест и вытянулись по стойке.

— Тащ генерал, — начал свой доклад старший оперативный начальник.

Но генерал прервал его:

— Что сделано? — спросил он.

— Разработан план…

При слове «план» генерала перекосило.

— Короче, — сказал он.

— Нами…

— Все ясно, ни хрена у вас нет. Через минуту здесь будет группа захвата. Мы загоним их в шлюз и, если они не сдадутся, возьмем их там…

Возникла длинная пауза. По молчанию коллег Внучек понял, что никто из них не возразит генералу, не скажет, что это самый неудобный вариант в Каминском изоляторе, значит, надо вмешаться ему.

— Мы отрабатывали этот вариант, — сказал Внучек, — он не самый лучший.

Генерал остановил его взглядом, который был красноречивей всех слов. «Кто такой? — говорил этот взгляд. — И какого хрена здесь делает?»

— Коллега из КГБ, — пояснил Узякин.

— А-а, — махнул рукой генерал, — разместите группу и дайте ей возможность экипироваться.

Генерал слов на ветер не бросал. Через минуту в кабинет вошли девять ребят во главе с капитаном и стали переодеваться. Они надевали пятнистые комбинезоны, бронежилеты, шнуровали ботинки, тут же пробуя, как они сидят на ногах, не скользят ли по полу. Манипуляции эти вызывали легкое содрогание на лице Михалыча, который болел за паркет в своих апартаментах. Ребята надели шлемы, защелкали затворами пистолетов и начали разминаться. Здоровые румяные лица парней, которым не было еще и двадцати, не выражали никакой злости по отношению к будущим противникам. Один из парней, самый рослый и худой, растягиваясь, махал в воздухе ногами выше своей головы, заставляя сердце Михалыча обливаться кровью, поскольку делал он это в преступной близости от сосулек низко висящей хрустальной люстры, гордости начальника изолятора.

— Писаренков, — проговорил высокому парню вернувшийся с рекогносцировки капитан, — готовь гранату.

И опять все взвыло протестом внутри Внучека, потому что вся их подготовка при всей ее примитивности и необеспеченности средствами предполагала меньшую вероятность смерти или причинения вреда заложникам. Маровский же вариант был прост, но не сулил заложникам ничего хорошего.

— За мной, — подал команду капитан, и группа потянулась за ним, а за группой вышли все остальные.

Внучек остался в кабинете один. Он позвонил в «скорую» и попросил прислать к СИЗО машину. В «скорой» долго спрашивали, что такое СИЗО? Внучек начал объяснять.

«А, — сказали там, — это в тюрьму, что ли? Пришлем, но сейчас машин нет, все на вызовах…»

Еле сдерживаясь, чтобы не выругаться, он по внутреннему позвонил ДПНСИ, попросил найти фельдшера и с сумкой послать его к шлюзу.

Сделав это, он, не одеваясь, пошел к лестнице, чтобы спуститься вниз.

В шлюзе руководил генерал. Он приказал наглухо закрыть внутреннюю дверь шлюза и настежь открыть наружную, хотя настежь вряд ли было приемлемо для огромных железных дверей, закрывающихся по типу дверной задвижки.

На улице уже стояла ночь, было тихо, только из частного сектора доносился лай собак да тарахтенье мотоцикла.

Внучек смотрел в закрытую дверь шлюза и думал: «И надо же было появиться здесь Марову. С его приездом у коллег все извилины в мозгу выпрямились, кроме одной, которая отвечает за щелкание каблуками. Ведь дураку понятно, что маровский вариант самый малоприемлемый. Если взрыв не убьет заложников, а только покалечит, и то радости мало, а уж если получится так, что захватчики сгоряча зарежут их, то он вообще никуда не годится…»

Гул автозака раздался минут через пятнадцать, к этому времени Внучек совсем замерз и подумывал: не сбегать ли ему за пальто.

Все напряглись: сейчас все решится. Автозак сходу въехал в шлюз, но водитель, не знавший генеральской задумки, остановился не посредине, а проехал впритык ко вторым дверям.

«Первый прокол, — подумал Внучек, — от дверей до машины добрых десять метров, преодолеть их в два прыжка невозможно, значит, потеряна внезапность, а с потерей внезапности меньше шансов осуществить операцию…»

Осталось надеяться, что захватчики все-таки сдадутся.

В боковую дверь появились прокурор и генерал, сзади них как телохранитель шел вооруженный до зубов и напоминающий революционного матроса капитан.