— Итак, ищем что угодно. Я не знаю, как это может выглядеть, но мне нужна любая зацепка. Я неспроста приволок вас сюда, Санда. Люди, имеющие доступ в Институт прикладной физики, видят эти стены десятилетиями. Вы сейчас их увидите впервые. Свежий взгляд может найти что-то необычное.
— Да мне тут все необычно, — проворчала я.
Мне ужасно хотелось поглядеть на волшебную машину да Ринна. Но я стеснялась этой мысли, и уж точно скорее вырвала бы себе язык, чем попросила об этом да Лигарру. Это всё отец, думала я. Вот уж был неверующий гений! И меня этим наградил, почтенный родитель, вслед за чем покинул наш бренный Мир. Хупарское любопытство и неуважение к святыням — вот портрет Санды да Кун!
Машина, умеющая летать… Боги. И её можно потрогать — и руки не отвалятся! Что сказал бы отец? Я была почти уверена, что он изучил бы вопрос до самого донышка, но вот что бы он потом резюмировал, я представить не могла. При всем своём наплевательстве он казался мне человеком достаточно правильным. Возможно, это было ошибочным мнением, но ведь не спросишь уже. Руки не отвалятся? А вдруг таки отвалятся? Вот создал её да Ринн — и что, много хорошего ему принесло изобретение летания?
На пороге лаборатории номер восемь, о которой я уже столько слышала, нас встретил пухлый, благообразный человечек, на бейдже которого значилось имя «Ранго да Ругана» — как выяснилось — администратор лаборатории. Узрев рядом с да Лигаррой свежее лицо (а я изо всех сил напускала на себя важности), он немедленно вызвался показать мне подведомственое ему хозяйство. Я мельком подумала, вот ничего себе секретный объект! — но потом сообразила — человека без хорошего уровня допуска вряд ли провели бы в эти стены. И уж тем более не в проходку с начальником спецохраны. Да Лигарра милостивым жестом отпустил меня в вольное плавание, и я пошагала за Ранго да Руганой.
Вот ведь ирония! Я влипла в проблемы по самые уши — но именно это открыло передо мной настолько закрытые двери.
Лаборатория номер восемь и впрямь оказалась образцом уюта и функциональности — удобные кабинеты, хорошее освещение, кондиционированный воздух, кухонька, масса зелени, а уж про научную часть я и вовсе молчала — я не понимала назначения даже трети увиденных приборов, но всё это было страшно высокоумным и сложным. Само собой, кое-куда меня не повели — я отлично помнила оговорку да Лигарры о местах, куда были вхОжи, кроме да Ринна, только спецоперу и четверо его подчинённых. Но ведь очевидно, что заговор против да Ринна устраивали не там, а где-то в местах общего пользования.
Я смотрела на оснащение лаборатории, смотрела и на да Ругану. На его пухлом брюшке еле сходилось дорогое ларго жемчужно-серого цвета, круглая голова целиком занимала воротник, а редкие волосы торчали от пота. Вообще он был весь какой-то розовенький, лощённый, скользкий (так что на его фоне суровая безупречность Каруна начинала мне казаться верхом демократизма), и я изо всех сил боролась с ощущением, что да Ругана мне неприятен. Наверное, подумала я, это из-за его небольшого роста — у меня всегда вызывали предубеждение мелкие мужчинки — но ведь не виноват же он ни в чём из-за этого?
— А вот тут велись наши самые серьёзные разработки, — печально проговорил да Ругана, приоткрывая передо мной очередную дверь. Он явно не знал, могу ли я сюда входить, но я молча отодвинула его плечом и вошла. Карун — отличный пример для подражания. Эдак я и теней бояться (что я, по своему обыкновению, любила делать) перестану. На мой взгляд, в помещении не было ничего секретного или жуткого. Обычная лабораторная комната — с чертёжными столами, аппаратной стойкой и заурядными шкафами вдоль стен. За одним из столов работал субтильный мальчик лет семнадцати, с выпуклыми рассеянными глазами и беспорядком на голове. Он немедленно вскочил и кивнул администратору. Я прочитала на его нагрудной карте «Дино да Ниготта, младший научный сотрудник».
Не обращая внимания на нервно семенящего за мной да Ругану, я прошлась по лаборатории. На одном из столов, у самого окна, не было ни одного листа бумаги. Даже канцелярских принадлежностей не лежало, и оттого стол казался осиротевшим и голым. Рядом стоял опечатанный сейф, а стену занимала пустая полка.
— Господин да Ринн работал здесь? — полуутвердительно сказала я.
Лицо да Руганы сменило ряд выражений — озадаченность, тревогу и, наконец, облегчение — кажется, мой вопрос показал ему, что я нахожусь тут на законных основаниях, и ему не надо срочно искать да Лигарру, чтобы уточнить мои полномочия.
Администратор с готовностью кивнул, теперь не сводя с меня подобострастного взгляда.
— Я осмотрюсь, — заявила я, пускаясь в обход помещения.
— Чаю? Кофе? — тут же предложил да Ругана, расплываясь в почти искренней улыбке, — Может, пройдёте в комнату отдыха?
Вот же противно. Как только я доказала ему, что я каким-то боком отношусь к третьему отделу, он заюлил, как хупара на разносе. А приди он с геморроем в «Масийю Рунтай», была бы я «врачишкой из этой конторы», и посылали бы меня заниматься клизмами. Не то чтоб меня комплексы мучили, но мучило меня осознание глубокой несправедливости Мира. Вот вроде бы и Порядок соблюдается, и все люди (уж кто во что горазд) могут занять своё, полностю им подходящее, место. Будь то чистильщика канализации или директора научного Института или гуарро. Но на практике отношение в обществе ко всем этим людям разное. Одних презирают даже свои по расе. Перед другими заискивают. Интересно, а как это у нелюдей устроено (очередная моя дурацкая мысль)?
В общем, я пожелала кофе, причём непременно с корицей, но дала ему понять, что никуда из этой лаборатории уходить не собираюсь. Да Рагиро почему-то заметался, а потом, смирившись, ушёл. Что ж, сам нарвался. А я пока с мальчиком познакомлюсь. Поговорю о том о сём. Я протянула да Ниготте руку и сказала:
— Санда. Можно по имени. Вы давно тут работаете?
Молодой ученый кивнул.
— Я трудился с господином Лапарси. Ну… до того… как всё это… о чём говорят… если это правда, — пробормотал он рассеянно и тревожно.
— Вы помогали в его разработках?
— Частично, — застенчиво улыбнулся мальчик. — Надеюсь, когда всё уляжется, мне всё-таки дадут допуск «два», и я продолжу его работу. А то ведь жалко, весь восьмой блок стоит, ну да вы же знаете, наверное… о чём же это я, — снова улыбнулся он.
Конечно, да Ниготта знал, что проектировал да Ринн. И то сказать — не в одиночку же да Ринн строил свой аппарат?! Не из-за того ли так нервничал да Ругана? — что я, не приведи Боги, расспрошу этого да Ниготту? А сам-то администратор в курсе того, что стоит в ангаре восьмого блока? Любопытно. У кого же тут ещё имеется упомянутый допуск «два»?
Я прошлась по лаборатории. Помимо окна возле стола да Ринна, в комнате было ещё два, и все подоконники были заставлены растениями. Я ощутила что-то вроде зависти — моих «талантов» хватало только на то, чтобы засушить кактусы, и, поскольку я жила без служанки, в моём доме не было ни травинки зелёной.
— Кто за всем этим ухаживает? — полюбопытствовала я.
— Мы же сами, — застенчиво улыбнулся да Ниготта, — Это в «Каурре» вид соревнования. У кого цветочки больше выростут. Опять же, расслабление от работы. Ну, так повелось… — пробормотал он.
— Здорово, — кивнула я, — И кто побеждает?
— Сейчас десятый бокс. Говорят, — хихикнул он, — Но у меня туда допуска нет, и я ещё не видел.
— Так как же вы судите? — удивилась я.
— Ясное дело — «контора» всех судит. Кураторы везде ходят, они и фотографии передают, — заговорщицки подмигнул да Ниготта, — Это, говорят, повелось ещё лет пятдесять назад. Прошлый куратор соревнование временно пресёк — ну это ещё до меня был и даже до господина Лапарси — а он решил, что это забавно.
Он, сообразила я, в быту откликался на Каруна да Лигарру. Мне захотелось улыбнуться. Я как воочию увидела рождение еле уловимой, лукавой искры в деревянных глазах спецоперу, когда он давал добро на соревнование по цветоводству среди физиков. Есть у него чувство юмора — и это почему-то наполняло меня спокойствием. Было бы куда хуже, если бы это совершенное комитетское существо не умело смеяться — в том числе над собой. А если человек умеет смеяться — он и всё другое, наверное, сможет.