Путь в Мир будет для меня закрыт. Я заставила себя подумать об этом. Мы оба не сможем вернуться туда. То есть кому-то из нас туда больше не будет дороги. Я никак не смогу быть уверенной, что короткая душевная слабость моего спутника будет продолжатся и тогда, когда я стану рядовой аллонга, а он — офицером Комитета. Долг вынудит его сообщить. Он слишком честен, Тень его подери. Но какое-то время это его качество будет играть мне на руку — если аллонга хоть чуточку дорога собственная честь, он не нарушит Долга Жизни. Перед кем бы то ни было. Он выполнит для Давшего Жизнь максимум того, что требует Порядок. Ну то есть в моём случае, что? — убьёт небольно?

Я подумала про все это, и мне стало стыдно. Я переживала лишь о спасениии своей шкуры. Прагматично и зло. Но что мне оставалось?

Разум подсказывал мне, что просить убежища в Горной Стране будет самым верным решением. Но природный страх перед Созданиями Тени провоцировал у меня отвращение. Я не могла представить себя одной из Испорченных, рядом с ними, среди них, в их нечеловеческой среде. Даже теперь. Хотя, впрочем, я ведь их даже никогда и не видела толком. Да что там — сроду не видела! Я только знала, что они рыжие. Можно сказать, на словах.

Раз мои детские товарищи, вздумав довести одного из нас до слёз, намалевали жертву на листке тетради в виде человечка с кляксой от абрикоса на голове. Мальчика унесли в истерике. А прочим детям влетело так сурово, что вам и не снилось. От родителей, от наставников, от Мудрейших округа, и последовательно, и параллельно, притом включая не только «умников», которые это сделали, но и тем, кто это видел и не оторвал заводилам руки, головы и глаза (например, мне). Ведь такая картинка мало того, что порочила этику аллонга, так ещё являлась неописуемым кощунством! И историю эту тогда отнюдь не замяли. Неприятности были у их Семей. Я услышала это случайно, и у меня навечно осталось гадостное ощущение от всего рыжего. И от любых оскорблений такого рода… Нет, я только и знала, что Отродья — злобная язва на теле Мира… Говорить об этом было не принято, примерно не говорят в обществе о туалетных процессах, только хуже и страшнее. Даже далеко не всякий человек согласился бы работать в КСН, который, исходя из такой аналогии, мог бы считаться службой уборки канализации, населённой дерьмовыми крысами в рост человека.

Но, исходя из формальной логики… я стала одной из них..? Меня тошнило. По многим причинам.

А ещё мне остро и зло хотелось домой — и ещё горше было понимание, что у меня теперь просто нет никакого выхода, хоть со скал вниз головой — или соваться к этим, или довериться «милости» недавних своих.

— Я не предам и не брошу тебя, Карун да Лигарра.

Он вздрогнул и обернулся.

— Не давай таких обещаний, Санда. И… я не нуждаюсь в защите. Я смогу постоять за свою честь и жизнь самостоятельно.

— Я не собиралась тебя оскорбить. Но ты ведь хотел бы знать, на чьей я стороне? Я знаю, что хотел. Так вот — я не с ними, — решила я, — Я как минимум сама по себе. Похоже, у меня нет иного выхода. Я не хочу быть игрушкой в политических играх. И уж тем более — в теософских.

Он медленно кивнул. Был ли он удивлен? Впрочем, нет. Был — ещё и как. Сейчас по какой-то причине я ощущала своего напарника как голым — в эмоциональном плане. Посидев рядом, я почему-то успокоилась. Чего мне, в конце концов, боятся Каруна? Он же сам еле на плаву. Не убил же он меня сразу. Что-то же его сдержало? На самом деле — неважно, что. Когда человек сомневается, убивать тебя или нет, это уж всяко лучше немедленной расправы. А уж сколько сил Карун положил для моего спасения в «Башне»… Всё-таки боевая подруга, хотя вряд ли он привержен таким сантиментам.

Ситуация у нас сложилась более чем необычная. Я даже нередко знала, что мы где-то переходим границы Порядка, и всё чаще ловила себя на мысли, что мы оба не понимаем, как вести себя так, чтобы это было правильно. Наш мир, до сих пор чёткий и понятный, словно заволокло туманом, и теперь мы оба действовали скорее по наитию, чем по гласу здравого смысла. Результаты такого поведения могли смутить кого угодно. Но нас почему-то не смущали — наверное, мы оба были слишком потерянными для оценки себя со стороны. Вот хоть сейчас — ну не странная ли я? пообещать защиту старшему мужчине, самому по себе опасному, как змеюка? А мне он в тот момент таким не казался. Он казался беззащитным и растерянным.

Однако все мои чувства были замешаны на изрядной доле тревоги, и мне не удалось бы сохранять объективность. Итак я вообще зареклась рефлексировать на эту тему.

— Тогда будем ждать.

Я кивнула. Мы уселись плечом к плечу, но между нами так и оставался зазор в полпальца. Хоть в чём-то нам удавалось сохранять приличия, мысленно улыбнулась я, хотя уж эти вопросы явно не имели никакого значения? Строго говоря, обнимись мы, нам всё-таки было бы теплее, но даже мысли такой у меня не возникло. Физический контакт — не слишком-то воспитанный поступок.

На следующий день мы были вынуждены отойти от края — скальная дорожка закончилась. Поблуждав среди скал, мы вконец обессилели. Стену сверху вниз прорезала огромная расселина, похожая на след от тупого ножа, вокруг неё змеились трещины, а в глубине её спал, как мне казалось, первобытный мрак. Дальше дороги не было, а углубляться в Горы мы не собирались. Немного времени мы потратили на обмен мнениями — не вернуться ли нам туда, откуда мы пришли? Но уже темнело, а скалы вокруг были совершенно отвесными и не дали бы нам никакого укрытия в случае непогоды. В сумерках мне с трудом удалось приметить небольшую выемку — как след гигантского кулака, вдавленного в толщу горы. Усевшись рядочком, мы молчали. Наступила очередная ночь. Я не спала. Мне было немножко холодно, а Карун так и вовсе цокал зубами.

— Ты спишь? — шёпотом спросила я в полной темноте.

— Нет. Хочешь поговорить?

— Ага. Ты почему засмеялся, когда я рассказала тебе про свои вылазки к дворецкому?

— Подумал, единственную ли твою странность мы обнаружили.

— Что ты имеешь ввиду?

— Высоко в воздухе холодно, ты разве не знала об этом? — голос Каруна был уже немного охрипший, — И чем выше, чем холоднее. Там, сверху, жуткий мороз.

— Ну знала, допустим. В школе у нас был очень занятный учитель. Он даже про это рассказывал. Он сказал, что, конечно, никто не измерял температуру в верхних слоях атмосферы, но если экстраполировать наблюдения на доступных высотах… впрочем, о чём это я? — конечно, наверху должно быть до Тени холодно.

— Вот именно. А как, по твоему мнению, они там выдерживают?

— Кто? Ах, они… — сообразила я, — А ты и про это знаешь? — заинтересовалась я.

— Они поддерживают температуру тела на том уровне, на каком надо, чтоб не околеть от холода.

— Как, Боги помогите?!

— А откуда мне знать. Ты врач — ты про это должна больше знать. Ну, на худой конец — они же не обязаны следовать законам Мира, — тихо хохотнул да Лигарра, — Закон все-Мирного тяготения им не указ, с чего бы им о термодинамике переживать?

— Ну о термодинамике легче позаботится. Это их обмен веществ надо изучать — как они достигают нужных температур без коагуляции белков. Но в целом — чего уж там — просто есть побольше надо. Всего-то!

— Так изучали их, думаю. Но до меня, видимо, эта информация не дошла… — посетовал Карун.

— И почему же ты похихикал над моими вылазками?

— Ты сказала, что не мёрзнешь обычно. Я подумал, а что, если у тебя тоже есть те самые способности? Ну не развитые какие-нибудь…

Я пожала плечами. Спорно. Но кто знает?

— Карун.

— А?

— А ты и впрямь убивал их? И вообще, как про них всё это узнавали?

Я ощутила, как он вздрогнул.

— А почему ты об этом у меня спрашиваешь?

— А почему тебя это смущает? Их пытали и изучали, правда?

— Попытайся сама понять, как ты к этому относишься, — осторожно посоветовал да Лигарра.

— А я не знаю. Я вообще плохо отношусь к таким методам. А уж тем более, если они мне самой грозят. Ну убивали бы их тихонько… впрочем, да, я понимаю.