– Зачием ета лекция? – с сильным акцентом спросил клоун. Он заметно нервничал. – Все мы знаем, как устроен Миагус. Надо решить другой вопрос. Он приедатель…

Брэдли съежился под взглядом клоуна.

– Не надо никого решать, – отчетливо проговорил Морриган. – Пока. Для начала нужно восстановить ход событий. Итак, в восемь утра сюда пришел Калеб – кормить зверей. – Морриган сделал паузу и выразительно поглядел на дрессировщика.

– Жалко пацана, – искренне вздохнул тот. – Я не хотел…

– Не хотиел?! – Дьюла взорвался. – Ты… из-за тебя мы все под ударом…

Дьюла поднял ладони со скрюченными пальцами и потянулся к Брэдли. Тот в ужасе отшатнулся.

– Спокойно! – вот теперь Билл Морриган повысил голос. – Мистер Дьюла, держите себя в руках, вы не в Трансильвании!

Дьюла издал короткий, нечеловеческий рык и прыгнул вперед, сбив дрессировщика с ног.

– Убе… уберите его! – завопил Брэдли. – Он же меня укусит! Помогите!

– Да оттащите его! – гремел голос Морригана. – Марко, что ты стоишь?! У него же припадок!

Марко торопливо отступил в сторону, нащупывая что-то в кармане. Дьюла тем временем навалился на Роджера, придавил к земле и потянулся зубами к горлу.

– Из-за тебя все это повторится! – брызгал он белой слюной. – Все как тогда, в Югославии!

Людвиг Ланге обхватил клоуна в кольцо могучих рук и рванул назад – изо всех сил, багровея лицом. На шее его вздулись жилы.

«Вот странно, – вяло подумала Дженни, – большой Людвиг и не может справиться с таким маленьким клоуном». Ее мутило. Казалось, что глаза клоуна горят желтым огнем, он хрипел, рычал и захлебывался пеной. Дженни плавно опустилась на землю: она уже не чувствовала ни ладони, ни предплечья, и жидкий огонь поднимался все выше. Сквозь сомкнутые пальцы пробивался золотой свет, и на него было куда приятней смотреть, чем на нелепые прыжки взрослых. Она еще успела заметить, как Марко кинулся в сумятицу, подсовывая Дьюле что-то под нос, а потом все смешалось и померкло.

Бледный свет и холод. Она парит. Вихрь кружит ее, вознося все выше. Холод жгучий, холод белый сжимает ее в челюстях. Ветер срывает с губ замерзшее дыхание, швыряет в пасть снежной тьмы. Белая тьма играет ею, бросает из стороны в сторону. Это тьма – метель. Дженни поднимается все выше, бешеным зверем выгибается слепая бездна внизу. Страшно глядеть туда. Чудится, кто-то плачет там внизу, бесконечно далеко, тихо и обреченно. Сердце стучит едва-едва, время тянется, как чужие слова. Она на вершине. Оказывается, вокруг еще длится день. Под ногами прозрачная полусфера, в ней – буря. А во все стороны ползет лоскутное одеяло полей, криво простеганное дорогами, а вдали город поднимает к небу трубы, вышки связи, рога антенн и ребристые спины крыш. На горизонте темная стена леса. Солнце уже зацепилось нижним краем за верхушки деревьев. Тихий летний вечер плывет над полем, на которое будто бросили гигантский стеклянный шар со снегом. Далекое стенание усиливается. В белоснежном хаосе закручивается темная спираль. Что-то несется вверх быстрее ветра, вздыбливает воздух. Все ближе и ближе, вот оно припадает к ее ногам. Пластается по прозрачной пленке, отделяющей снежную тьму от тихого летнего вечера. Смятое в беззвучном крике человеческое лицо кажется знакомым.

«По… мо… ги», – читает она движение посиневших губ, обсыпанных кристалликами льда. Она не успевает узнать лица, глаза существа вспыхивают, оно бьет – руками? крыльями? – в незримую границу, и Дженни падает, падает, падает…

Дженни распахнула глаза. У нее бешено стучало сердце. А над ней склонился Марко. Он рассматривал ее… как экспонат в музее. Совсем без родственной любви.

– Дед? – заморгала девушка. – Ты чего?

Вместо ответа Марко вдруг отвесил ей полновесный щелбан. Дженни взвыла и подскочила в постели.

– Да ты что?!

– Легче?

Дженни опешила.

– То есть?

– К тебе кошмар прицепился. Теперь легче?

Девушка обняла подушку, которую уже собралась швырнуть в Марко. Немного подумала. И с удивлением заметила:

– Да, намного. Спасибо.

В голове просветлело, но ей по-прежнему было холодно. Словно снежная буря, привидевшаяся ей, не ослабляла хватки. Девушка выдохнула клуб пара. А в вагончике-то действительно холодно! Она, оказывается, спала под двумя покрывалами. Марко достал из шкафа старинное цветастое одеяло на вате – впервые на памяти Дженни.

«То-то кошмары снились. Оно же, как могильная плита. Придавит, не выберешься».

Она взглянула на настенные часы. Уже пять вечера! Она провалялась столько времени?..

– Так… Марко, – она растерянно поглядела на фокусника. – Я, ты, вы… что вообще… Я исчезла! На самом деле, по-настоящему, с глаз долой! Это вообще как?!

– Миа кара[10], притормози, – остановил ее дед. – Может, чаю?

– Марко, я хочу понять, а не пить!

– Просто разговор будет долгий. – Фокусник принес стул, сел у кровати с чашкой кофе. – Итак, давным-давно…

– В одной далекой галактике… – в тон отозвалась Дженни. – Марко!

– А я не шучу. Эта история начинается еще до появления человечества.

– Ты мне хотя бы объясни, как я могла исчезнуть?! Что это за штуковина? Она мне чуть руку не сожгла.

– Это жаба.

– Что?!

– Та искра, которую я дал тебе, – это жаба-светоед, – пояснил Марко. – Очень хорошая вещь. Дает временную невидимость. Я не успел рассказать, как с ней обращаться. Дьюла помешал.

– Жаба-светоед? – тупо повторила Дженни. – Жаба?!

Марко сделал глоток. Задумался. Дженни захотелось стукнуть его чем-нибудь, чтобы он говорил быстрее.

– Что непонятного? Жаба, которая ест свет. Талисман.

– Как кроличья лапка на удачу? – переспросила Дженни. – Но лапка не работает! Я хочу сказать, если бы кроличьи лапки помогали, то в первую очередь везло бы самим кроликам. А если у кого-то на поясе болтается кроличья лапка, это значит, что самому кролику реально не повезло. И где тут логика? А меня действительно никто не видел! Это было как волшебное кольцо во «Властелине колец»! Или волшебная мантия Гарри Поттера? Это магия?!

– Пф! Ты уже взрослая. Не бывает волшебных колец. Во всяком случае, таких, которые дают силу и ничего не требуют взамен.

Дженни вспомнила – жгучая боль, текущая от руки до самого сердца. Она взглянула на ладонь. Та была чиста. Почему нет ожога?

– Светоед дает тебе возможность быть невидимой, но взамен берет очень многое.

Фокусник отставил чашку. Достал из кармана плотно закрытую коробочку из темного отполированного дерева – не больше коробка со спичками.

– Что это?

– Она там. – Марко осторожно подцепил ногтем крышку. – Прикрой глаза!

Ослепительная вспышка осветила вагончик, щедро плеснула солнца в окна. Франчелли защелкнул коробку.

– Видела?

– Что-то я точно видела. – Девушка тряхнула головой. Перед глазами плавали белые пятна.

– Жаба была на солнце почти час. – Марко постучал по крышке. – И объелась. Теперь будет отдавать этот свет неделю.

– Да как эта жаба делает меня невидимой, даже если она ест свет?[11]

– Это долгая история, которая требует экскурса в курс оптики.

– Тогда не надо, – решила Дженни. – Рассказывай про зиму и всякие загадочности вокруг.

– Самая большая загадка – это одна цирковая девушка, которая думает, что все ей сойдет с рук. Почему ты сразу не сказала о сделке Брэдли?

Дженни замялась. Помолчала. Потом вздохнула – как обычно делала перед выходом на манеж, к публике.

– Прости. Не подумала, что так все обернется.

– Еще и улики бросаешь, где попало… – Марко вынул из кармана кусачки. – Взломщик из тебя никудышный.

– Дед…

– Зачем ты украла фоссу?

– Мне его стало жалко! Его же контрабандой привезли сюда. Он, наверное, летел в коробке со связанными лапами и кляпом во рту!