Пробраться через фронт и доставить Лену прямо к отцу невозможно. Это Коля ясно понимал. Чем ближе к фронту, тем больше патрулей и застав на дорогах, тем больше гитлеровских частей расположено прямо в лесах. Оставалась только одна возможность — найти партизан.

Но и на это мало было надежды. Партизаны научились не оставлять следов, пробираться бесшумно по невидимым тропам, прятаться в таких местах, куда, не зная дороги, ни один человек не дойдёт.

Коля и Лена лежали на траве под большой берёзой. С самого рассвета они шли, отдыхая редко и понемногу, стараясь как можно дальше отойти от Запольска. Целый день, кроме ягод, они ничего не ели. Сквозь листья берёзы просвечивало голубое небо. Белые облака висели в бесконечной его глубине и медленно двигались. Казалось странным, почему они не падают вниз или не поднимаются бесконечно вверх. Лена глядела в небо, на облака, и, когда ветер шевелил листья, прислушивалась, стараясь понять, о чём говорит берёза. Ведь может быть, что деревья многое знают и только не умеют передать людям, а эта берёза старая-старая. Дупло у неё похоже на смеющийся беззубый, старческий рот. Чего она только не видела на своём веку!

— Хочешь, я наберу ещё черники? — спросил Коля.

— Нет, не надо. Расскажи мне про Рогачева, про которого песню пели.

Коля смутился. Он посмотрел на Лену. Нет, она сказала это случайно. Она ни о чём не догадывалась.

— Это знаменитый советский генерал, — сказал Коля. — Он командовал полками, которые отстояли Москву. Потом он со своей дивизией сражался под Сталинградом. Там были целые миллионы фашистов. Полки Рогачева налетели на них, как туча. Рогачев мчался сам впереди. В руке у него была шашка, а на плечах чёрная бурка. Фашисты кричали от страха и падали, когда видели его. Он порубил их всех. «А-а, — говорил он, — вы там наших казните и мучаете, так нате же вам, получайте!» Тогда собрались самые главные генералы, позвали Рогачева, повесили ему на грудь Золотую Звезду и дали под команду целую армию. Он снова вскочил на коня и крикнул: «За мной!» Дошёл он до большой, широкой реки Днепр. Фашисты думали, что нашим через Днепр не перейти. А Рогачев хлестнул своего коня и помчался вперёд так, что бурка развевалась по ветру. За ним, конечно, помчалась вся его армия. Один к одному. Замечательные бойцы! Как попрыгали кони в Днепр! Фашисты танки и пушки тащат, и пулемёты и миномёты, а всё равно плывёт Рогачев со своей армией. Вышли кони на этот берег, и бойцы Рогачева вынули шашки. Тут опять побежали фашисты, от страха кричат, побросали и танки и пушки, а многие поднимают руки и плачут: пожалейте, мол, нас, генерал Рогачев. «А, — говорит генерал Рогачев, — а вы, говорит, наших жалели? Вы, говорит, доктора Кречетова жалели? Вы, говорит, дочку мою жалели, когда она по лесам бродила и холодно ей было и голодно…»

Коля остановился и испуганно посмотрел на Лену. Лена смотрела сквозь берёзовые листья в голубое небо, на облака, плывущие неизвестно куда.

— А у Рогачева есть дочка? — спросила она.

— Не знаю, — сказал Коля. — Это я так, к примеру.

— Ну да, — сказала Лена, — конечно. А где он сейчас?

— Сейчас он недалеко. Как он прогнал фашистов от Днепра, вызывают его в правительство. «Ты, говорят, генерал Рогачев, храбрый генерал. Вот, говорят, ещё есть земля, дальше Днепра, и тоже там люди живут и мучаются под гитлеровцами». — «Есть, — сказал генерал Рогачев. — Будет исполнено, товарищи!» И вот опять он сел на коня, и опять построилась за ним его армия. «Вперёд!» — приказал Рогачев. И вот, говорят, они близко. Опять, говорят, бегут фашисты, кричат от страха, бросают танки и пушки.

Изо всех сил Коля хлестал прутом пень, попавшийся под руку. А Лена лежала по-прежнему неподвижно и смотрела сквозь листву в небо. Прут сломался, и Коля отшвырнул обломок. Он так увлёкся, рассказывая про Рогачева, что никак не мог успокоиться. Долго оба молчали, а потом заговорила Лена:

— Папа мой был тоже военный. Дедушка говорит, что он был учителем, но я помню, что он был военный, полковник. Может быть, конечно, он был и учителем тоже, но мама всегда говорила, что он полковник, и все его так называли. Но только он был не такой, как генерал Рогачев. Шашки у него не было. Он был высокий… — Лена помолчала. — Но шашки у него всё-таки не было, — уверенно сказала она.

Коля посмотрел на неё. Нет, она ни о чём не догадывалась.

— Лена, ты очень хочешь есть? Скажи прямо. Поешь всё-таки черники.

— Нет, спасибо, — ответила Лена.

Коля вскочил:

— Знаешь что, я схожу в деревню и куплю хлеба! Ты не будешь одна здесь бояться? Я приду через два часа, ну через три обязательно.

— Нет, — сказала Лена, — я не боюсь. А денег у тебя хватит?

— Я думаю, хватит. Ты только никуда не уходи. А если страшно станет, подойди к дороге. Сиди около дороги и жди меня.

Он ушёл. У него щемило сердце.

Какая Лена вялая стала! Она никогда такой не была. Неужели он не сможет её доставить отцу? Нет, об этом даже думать нельзя. Понятно, что она ослабела. Они, наверное, вёрст полтораста прошли за это время и ни разу как следует не отдохнули. И последние дни почти ничего не ели. Он тоже очень устал, а ведь он почти взрослый! Сегодня он ещё купит хлеба, но на завтра денег, наверное, не останется. Что делать? Где найти партизан?

Задумавшись, вышел он на дорогу и пошёл по направлению к деревне.

Оставшись одна, Лена долго ещё лежала. Она вспоминала уху из свежей рыбы, жареные грибы, которые готовил дедушка. От этого не становилось легче. Наоборот, только больше хотелось есть. Тогда она стала вспоминать мать и отца. Мама будит её утром. Спать очень хорошо, и не хочется просыпаться. Но голос у мамы ласковый, весёлый. Лена улыбается и открывает глаза…

Вечером Лена сидит у мамы на коленях. Лампа горит, в углах собираются серые тени, и за окном темно, но здесь, у мамы, совсем безопасно, и не страшно думать, что в темноте кто-то прячется…

Папа и мама собираются в театр, мама долго одевается, а папа говорит, что уже поздно, сердится и ворчит, но не очень сердито…

Вообще как-то тогда было все хорошо. Бывали, конечно, неприятности, но не очень серьёзные. Как хотелось бы, чтобы это вернулось! Хоть ненадолго.

Лене стало грустно, и она сама не заметила, как заплакала. Она, наверное, долго плакала, но от слез не становилось легче, даже наоборот.

Ветер стих. Деревья не шевелились. Так тихо было вокруг, что Лена испугалась. В тишине ей послышался шорох. Она встала, прошлась взад и вперёд, заглянула за ствол берёзы. Там никого не было. Она ещё раз прошлась и неожиданно быстро обернулась. За спиной тоже никого не было. Она села на пенёк.

«Ничего страшного! — подумала она. — Что может быть такого в лесу? Ничего не может быть».

Она отставила одну ногу, рукой упёрлась в бок и представила себя генералом. Орлиным взором она окинула стоящих вокруг офицеров.

— Ну, как, вы к бою готовы? — спросила она их. — Готовы? Ну, очень хорошо. Мне сообщили мои офицеры, что в лесу живёт девочка Лена. За ней гонятся фашисты. Надо срочно её спасти. За мной!

Она вскочила и, подняв прутик, как саблю, побежала вперёд.

— Быстрей, быстрей руби их! — кричала она. Потом жалобным голосом закричала за фашистов: — Ой, не трогайте нас, мы больше не будем!

— Не будете? — спросил «генерал», опираясь на саблю-прутик. — Ах вы такие-сякие! — Потом «генерал» сказал одному из своих офицеров: — Отнесите Лене горячих лепёшек с мёдом, жареную курицу, творогу со сметаной и шматок сала.

Лена, как будто сытая и как будто почти взрослая, вежливо поклонилась «генералу».

— Здравствуйте, генерал! — сказала она. — Большое спасибо, теперь мне хорошо. Знаете, генерал, мой брат Коля хочет быть военным офицером.

— А он храбрый? — спросил «генерал».