Лена и Коля шли по лесной тропинке. Скоро осталось позади озеро, тропинка вывела на просёлок, и просёлок, изгибаясь, побежал по сухому сосновому бору. До сих пор места шли знакомые: здесь дети бегали, здесь они играли, а за той огромной сосной Коля однажды спрятался и до смерти перепугал Лену. Дальше начиналась неизвестная область, страна, в которой они ещё не бывали. Стало чуточку страшно, но очень интересно. Все время они делали замечательные открытия. Лена нашла огромный муравейник. Таких больших возле их дома не было. Отойдя в сторону от дороги, они напали на грибные места и быстро набрали столько грибов, красных и белых, что уже их некуда было класть.

К вечеру показалась деревня. Но Коля решил обойти её — во избежание неприятных встреч.

Это была страна лесов, холмов и озёр. Днём дети выкупались в чудесном озере, потом разложили небольшой костёр, очистили и сварили в котелке грибы. Коля, срезав удилище (леска и крючки у него были с собою), выловил штук десять плотичек, и они сварили отличнейшую уху. После обеда заснули и проспали часа два.

Солнце уже склонялось к западу, когда Коля проснулся, а Лена спала бы, наверное, ещё долго, если бы он не разбудил её. Окунулись в воду, оделись и пошли дальше.

На закате вышли на шоссе. Коля начал учить Лену, что отвечать на расспросы. Не так-то просто было выдумать историю про себя. Решили, что они будто бы жили в деревне Алексеевке — километрах в пятидесяти была такая деревня, — а потом родителей их угнали в Германию, а они пробираются в город, к доктору Кречетову, который приходится им сродни.

Время от времени навстречу попадались люди. Это были большей частью крестьяне. Один раз в легковой машине проехал фашистский офицер с женщиной. Он объяснял что-то, показывая на лес, а женщина смотрела испуганно и недовольно.

На повороте дороги стоял бревенчатый, засыпанный землёю блиндаж, обнесённый колючей проволокой. Гитлеровцы сидели около и покуривали, равнодушно поглядывая на дорогу. Днём они чувствовали себя спокойно.

Мимо блиндажа старик гнал свинью с тремя поросятами. Один из солдат встал, ловким движением схватил поросёнка. Поросёнок отчаянно завизжал и задрыгал ножками, но солдат с размаху швырнул его в блиндаж. Старик испуганно оглянулся, но солдат на него даже не смотрел, и старик, хлестнув хворостиной свинью, заторопился дальше.

Стало темнеть. Дети свернули в лес, выбрали место поровнее и посуше, сгребли кучу листьев, зарылись в неё и заснули. Ночь прошла спокойно. Иногда по шоссе проезжала машина, да один раз вдали вдруг началась перестрелка и так же неожиданно оборвалась. Утром поели хлеба и пошли дальше.

Коля решил добираться до города пароходом. Он знал со слов деда, что шоссе ведёт к пристани и что пароход, идущий в Запольск, пристаёт к этой пристани каждый вечер.

Дорога становилась оживлённей. Чаще стали попадаться деревни. Чаще проезжали машины, патрульные ходили взад и вперёд.

Днём они купили молока у какой-то старухи. Сначала, когда они спросили, нет ли продажного молока, старуха на них накричала.

— Откуда молоко? — возмутилась она. — Самим есть нечего! Внуки родные неделями молока не видят.

Потом она вдруг подобрела и спросила, кто они такие и откуда идут. Они рассказали про родителей, которых угнали гитлеровцы, и про родственника, живущего в городе. Старуха, сердито ворча, вошла в избу, вынесла крынку молока и ни за что не хотела брать денег. А потом вдруг опять стала ругаться, так что дети испугались и поскорее ушли. Они долго думали, добрая она или злая, но так ничего и не могли решить.

Лена очень устала, но держалась молодцом. Когда Коля предложил ей отдохнуть, она отказалась. Коля решил, что всё-таки время отдыхать. Они залезли в кусты, поспали часок и пошли дальше. Дорога круто повела вниз. Они увидели перед собой широкую реку, плавно текущую между лесистыми берегами, большое село, раскинувшееся на берегу, и пристань. Но самое главное — совсем близко они увидели пароход. Пришлось прибавить ходу. К счастью, вниз идти было легко.

Сзади раздался грохот колёс и громкий крик: «Посторонись!» По дороге мчалась телега. Большая гнедая лошадь скакала галопом. Седой мужичок дёргал вожжами и чмокал. Сзади на сене трясся и подпрыгивал человек, обутый в сапоги, одетый в рубаху и подпоясанный верёвкой. Он внимательно посмотрел на детей и поднял было руку, как будто хотел остановить лошадь, но передумал. Телега промчалась мимо и скрылась за домами.

Все-таки дети не опоздали. Кассирша продала им билеты третьего класса, и они быстро побежали к сходням. Возле пристани стояла обогнавшая их телега, и человек, погонявший лошадь, теперь привешивал ей к морде мешок с овсом.

Нижняя палуба была забита народом. Люди сидели на чемоданах, на мешках, прямо на палубе. Коля и Лена с трудом нашли свободное местечко, попросив потесниться какую-то тётку. Пароход засвистел, загудел, зашумел, под колёсами закипела вода, пристань поплыла сначала вперёд, потом назад, а за пристанью поплыли мимо дома, деревья, крутые, обрывистые берега.

Лена в первый раз видела пароход. Она вздрагивала при каждом гудке, испуганно схватила за руку Колю, когда поплыла пристань, как заворожённая смотрела на движения шатунов и колёс в машинном отделении. То и дело она дёргала Колю и шептала ему в самое ухо:

— А что это круглое?

— Спасательный круг, — так же шёпотом отвечал Коля.

— А что это толстое, высокое?

— Это труба.

Тётка, сидевшая рядом с ними, долго к ним приглядывалась и наконец заговорила.

— Что это вы, ребятки, все шепчетесь? — начала она. — Вам бы побегать по палубе, капитана бы пойти посмотреть, как он там командует. Теперь, конечно, туда только немцев пускают, а прежде кругом одни русские. Наверху — русские, внизу — русские, везде — русские, а немцы — те у себя в Германии сидели.

Сидевшие вокруг стали оглядываться на женщину, а некоторые даже подавали ей какие-то знаки: молчала бы, мол, лучше, дурёха, влипнешь как кур во щи! Но женщина совершенно не умела держать язык за зубами.

— Да-да, — сказала она громко в ответ на предостерегающие взгляды, — сама знаю, что нельзя говорить, а ничего с собой не могу поделать. Мне и муж всегда говорил, покуда его не посадили: «Молчала бы ты». А я и рада бы, да не выходит. Одним спасаюсь, что дьяволы эти по-русски ни бе ни ме, а на русского подлеца покуда не налетала. Ну, а если уж налечу, тут мне и конец.

Она невесело усмехнулась и замолчала.

В это время, угрюмо поглядывая то вправо, то влево, по палубе прошёл гитлеровский солдат.

Никто не посмотрел на него, никто, казалось, не заметил его, но сразу стихли на палубе разговоры. Придраться было не к чему, и солдат прошёл мимо.

— Пронесла нелёгкая! — сердито сказала женщина вслед солдату.

Темнело, и многие стали устраиваться спать. Кто подкладывал мешок под голову, кто пристраивался на плече у соседа, кто старался как-нибудь вытянуть ноги. Коля и Лена смотрели на берега, проплывающие мимо, на огоньки в окнах домов, на деревья, низко склонившиеся над водой. Как, оказывается, велик мир! Как мал кусочек земли, на котором прожили они три года! Села, деревни и города раскинуты по земле, и в каждом домике живут люди, и у каждого человека своя история, может быть ещё более необычайная, чем история Коли и Лены.

Монотонно шумела вода под колёсами, пыхтела машина. Многие уже спали, и каждому, наверное, снилось что-то своё — кому радостное, кому грустное.

Кто-то — в темноте не было видно кто — тихо наигрывал на балалайке. Он начинал один мотив, бросал его, не закончив, переходил на другой, но и этот бросал, как будто думал, переходя мыслью с одного на другое. Потом он негромко запел. Коля не знал этой песни и не вслушивался в неё. Вдруг он вздрогнул, услышав отчётливо произнесённую фамилию — Рогачев.