Роман продолжил стенать о своей потере, приободрить его Паше не удалось. Вдовец лишь немного оживился, узнав о шпионской деятельности Седова и о том, как ловко рыжий сыщик запутал криминалистов с отпечатками и гильзой.
– А ты времени зря не терял! На фиг ты туда полез?
– Да сам не знаю! – откровенно ответил Паша. – Только бы найти доказательство того, что сектанты совершают ритуальные убийства для своего Учителя. Учитель этот – явно подставная фигура. Я случайно узнал, что он из одного приморского города к нам пожаловал. Думаю узнать что-нибудь интересное. Уже договорился с девушкой из редакции, что она туда поедет…
Это было правдой – Паша воспользовался увлечением десятника милой Любой и заразил его идеей написания биографии Учителя. Через Кумарова эта мысль проникла и в мозг инициативной сектантки.
– А если тебя поймают? – с испуганным видом спросил Роман. – Что они с тобой сделают, ты знаешь?
Седов небрежно махнул рукой и иронично ответил:
– А что со мной вообще можно сделать?!
– Ты смелый. – Роман произнес это совсем тихо и без всякой лести. И добавил, понизив голос: – Я кое-что важное тебе не рассказал. Про мужа Эли.
– Что? – рассеянно спросил Седов. Он не мог оторваться от картинки на мониторе компьютера, вспоминая, как называется игрушка Романа. Мог бы спросить, но интереснее было выудить название из собственной памяти.
– Мой детектив, которого они убили… Кирилл… Он мне в последнюю встречу намекнул, что Элин первый муж жив и вернулся.
Паша перевел оторопелый взгляд на круглое лицо Романа и попросил подробностей. К его разочарованию, Роман не знал ни имени афериста, ни примет его внешности.
Попрощавшись с хозяином дома, Седов вышел на улицу. Третий глаз подсказал, что нужна помощь прежних сослуживцев. Он набрал номер телефона Вити Калачева и, стараясь не вдаваться в подробности своей жизни, попросил приятеля поискать сведения об организаторе сатанинской секты в поселке Болгарский, на побережье. Желательно фото. Калачев сказал, что ему несложно будет помочь Паше, он в курсе, о чем разговор.
– Этого типа звали Игорь Сегай, я был в составе опергруппы, когда он взорвался на своей тачке. И ты сам был бы в курсе, но ты за полгода до этого сделал нам ручкой!
Витя пообещал найти всю возможную информацию об аферисте Сегае. Паша поблагодарил приятеля и попрощался с ним.
По дороге домой Седов вошел в продуктовый магазинчик на углу, а потом был тот самый нож с широким лезвием.
Он не знал, сколько его не было.
Потом что-то словно коснулось его мертвого лица, если бы его лицо могло это ощутить. Мелькнула искра. Неясный звук. Шепот, свист, взмах птичьего крыла… И внезапно стало хорошо. Невообразимо хорошо, будто бы покинувшая тело душа освободилась от всего тяготившего ее и вознеслась вверх. Туда, где все легко и достижимо. Нет никаких желаний, но есть их осуществление. Нет никакого несчастья, но есть избавление от него. Нет ничего, но это не мешает. Он еще что-то видел, что-то понимал, но не в узнаваемых образах, не в известных категориях. Он узнал, что все истины абстрактны, им есть имена, и он произносил их своими мертвыми губами. Ничего не надо запоминать – он навсегда здесь, и это навсегда с ним…
И он встретил ожидавшую его душу. Он не мог прижать ее к себе и все же как-то слился с ее образом, неразделимо, пронзительно счастливо. Это слияние ничем не походило на физическую или духовную близость людей на Земле, слияние было абсолютным, взаимопроникающим: частички Пашиной души приняли в себя ее душу и одновременно вошли в частички ее души.
Внезапно безвременье счастья стало тихо кружиться вокруг одного неопределенного центра, движение происходило по часовой стрелке, спирально внутрь. Все быстрее и быстрее. Ясно стала ощущаться воронка, втягивавшая Пашку в себя, отрывающая его от нее, выдирающая его из нее с дикой болью и ощущением беспредельного ужаса.
Он бы воспротивился, но нечем было зацепиться и не за что. Быстрее, быстрее, все короче окружность, и наконец проклятая воронка втянула его внутрь с рыдающим всхлипом. Снова стало тихо и темно. А потом было возвращение, и когда он понял, что возвращается, то заплакал.
– Павел, – прозвучал над ним знакомый голос.
Пашка открыл глаза. Лицо Учителя показалось самым родным лицом в мире. В нем было понимание. Он знал, точно знал, откуда вернулся его телохранитель. Захотелось упросить, умолить его вернуть то состояние, вернуть любой ценой!
– Павел, ты все видел?
– Не знаю. – Во рту было сухо, а глаза словно бы засыпало песком. – Не знаю. Я хочу назад.
– Ты туда вернешься, – уверил Учитель. Только сейчас Павел открыл, каким прекрасным может стать лицо этого человека. Учитель единственный, кто понимает, видит и знает. – Уже скоро.
– Когда? Я хочу ее видеть снова.
– Скоро наступит конец света, и все мы вернемся туда!
Проговорив это, Учитель отступил. Возле Пашки засуетились люди в белых халатах. Он лежал слабый, безвольный, потрясенный, уничтоженный силой пережитого, не замечая, что его теребят, ему прокалывают вены толстыми иглами от толстых шприцев, считают его неровный, тревожный пульс, проверяют рефлексы и что-то еще, и что-то еще. Врач, которого Пашка не потрудился разглядеть, сказал, что он пробыл в состоянии клинической смерти несколько минут.
Вскоре Седов утонул в тягучем сне. Сон был осклизлый, потный, удушливый. Вся последующая жизнь представлялась ему такой же, если не хуже. Очнувшись, он снова не смог остановить быстрые слезы, щекочущие холодные щеки и стекающие в ушные раковины. Руки ослабели, поднять их, чтобы вытереть жидкость, было невыразимо тяжело. Рана на спине болела нещадно.
День сменился ночью, ночь протекла сквозь его сознание, наступило отвратительное новое утро его жизни. Паша не запомнил его, как не запомнил и всю последующую неделю на больничной койке.
…– Эй, Пашка, друг! – весело рявкнул над его ухом Саша Кумаров.
Пашка открыл глаза. Утро? Светило солнце, комната, в которой он лежал и которой совершенно не замечал раньше, уютно золотилась в его лучах. Развеселый десятник широко и ясно улыбался, под стать всей этой красоте.
– Ну, поздравляю!
– С чем? – Пашин сиплый голос диссонировал природе и радостному Кумарову.
– С крещением! Ты, короче, теперь самый настоящий зомби! Воскрес из мертвых, пережил смерть. Мы все через это прошли, и поэтому мы – зомби. Ты теперь тоже. Ну, вставай! Я за тобой пришел, короче, ребята ждут героя!
– Не хочу.
Кумаров только рассмеялся:
– Да у всех так было, поверь! Вот тебе одежда, вставай!
Пока Седов поднимался, одевался, морщась от боли, Кумаров рассказал ему, что Пашку «зарезали» по заказу самого десятника, по сути, рана – ерунда, но нужно побывать на том свете, чтобы познать его. И Саша очень волновался за друга – как все пройдет, потому что были случаи, когда посвящение в зомби заканчивалось смертью без воскрешения.
– Ну все, идем уже! – Саша взял Пашку под руку и вывел из палаты.
В фойе вновь крещенного зомби поджидали товарищи по оружию. Каждый элитный упырь сиял, словно медный пятак, норовя шлепнуть новичка по плечу, чтобы выразить ему свое одобрение и дружеские чувства. Ох, как же некстати они были!
– Теперь твое новое имя… – торжественно произнес десятник.
– Красная Пашечка! – ввернул кто-то из ребят, вызывав похожий на грохот лавины хохот молодых здоровых мужиков.
Паша на секунду прикрыл глаза.
– Идиоты, – шикнул на подчиненных десятник. – Теперь твое имя – Броня.
Все зааплодировали, потом Пашу погрузили в машину Кумарова, и вскоре отряд зомби оказался за праздничным столом. Затуманенного Пашу усадили, будто свадебного генерала, в центре. Понеслась пьянка.
Виновнику торжества было не по себе, он рассеянно озирался на раскрасневшиеся лица своих соратников, не понимая, как это возможно – спокойно жить после собственной смерти? Выпив немного, зомби заговорили о посвящении, каждый рассказывал свое, вспоминал, как хорошо было на том свете и как он хочет вернуться. Слушая эти мемуары, Седов лишь слабо удивлялся их сходству.
