Луч света упал на стену кухни, и Пашка вдруг забеспокоился о ходе милицейской операции. Он включил мобильный телефон, ожидая звонка Вити Калачева.
Звонок поступил почти тотчас после включения. На дисплее высветился домашний номер Калачева, в то время как опергруппе следовало в данный момент окружать башню ужаса…
– Да! – сказал в трубку рыжий алкоголик. Третий глаз уже сформулировал все, что видит. Он видел подставу.
– Павлуха, отбой! – услышал Седов напряженный, почти звенящий голос Вити. – Павлуха, ты смывайся! Все плохо. Меня отправляют в командировку, в Чечню. Проповедника твоего мое начальство отпустило. Приказа на арест Учителя, Кумарова и остальных нет и не будет. Ты убил бухгалтера.
– Но ты же говорил – вы давно хотели…
– Павлуха, мотай из дому. Понял?! Ты понял?!
– Да.
Разговор был закончен. Седов отнял трубку от уха и услышал звонок в дверь. Паша медленно встал, прошел в коридор, открыл дверь.
И оказался лицом к лицу с Сашей Кумаровым. Десятник спокойно разглядывал Пашку, будто видел его впервые.
– Ты не ложился спать? – спросил он небрежно, пряча правую руку под полой пиджака.
– Уже встал, – в тон ему ответил Седов.
Предвидя неожиданные повороты в ходе ареста сектантской верхушки, Паша оставил пистолет под газетой, на тумбе в прихожей. Сейчас его предусмотрительность могла спасти ему жизнь.
Кумаров вдруг приобнял своего заместителя:
– Видно, ты предчувствуешь, какой необычный день сегодня?
– Необычный? – переспросил Паша.
Десятник не пах алкоголем, но выглядел пьяным.
– Да, необыкновенный день! – Кумаров разжал объятия, прошел в комнату, к окну.
Седов вытянул пистолет из-под газеты и сунул его за ремень джинсов. Он ожидал, что в дверном проеме возникнет плечистая фигура кого-нибудь из упырей и придется драться. Тянулась минута, но никого не было.
Десятник оглянулся на Седова и продолжил размеренным тоном:
– Я знаю, что ты бы не хотел, чтобы это случилось.
– О чем ты, Саша?
Никак не объяснив свою загадочную фразу, Кумаров усмехнулся. Пашка подошел к окну и остановился напротив него. Только теперь, когда свет утра косо ложился на лицо десятника, Пашка с удивлением заметил, что зрачки сектанта сужены до размеров булавочной головки. От этого светло-карие глаза десятника казались слепыми.
– Код «Отмена», – произнес Саша с выражением решительности и удовлетворения. – Учитель объявил это сегодня. Вот суете и конец пришел. Больше ничто не важно! Поехали, надо многое подготовить.
Он развернулся к Паше спиной и направился к двери, Седов последовал за ним.
В коридоре он увидел Учителя. Светоч стоял в полутьме, опустив руки вдоль тела.
Склонившись перед ним, бывший сыщик сцепил зубы, чтобы не выдать чувства омерзения, которое теперь внушал ему ужасный человек.
Учитель положил ему на плечо руку, заставил выпрямиться, взглянул в глаза и сказал:
– Постой, мой мальчик. Мне надо сказать тебе пару слов!
Больше всего в тот момент Седов хотел достать свой пистолет и разрядить его в голову каннибала, но не сделал этого. Позже он будет вспоминать этот момент, сожалея о своем бездействии и ища себе оправдания.
– Сегодня случится то, о чем мы мечтали, – проговорил Учитель, когда Паша остановился перед ним. Седов отметил про себя, что его зрачки были совершенно нормальными. – Возьми вот это!
На гладкой розовой ладони ужасного человека лежала небольшая зеленая таблетка. Паша знал, что после этой вот маленькой зеленой пилюльки и его зрачки сузятся, и ничто не будет иметь для него значения.
За своей спиной Паша ощутил появление десятника. Раздался тихий металлический щелчок. И так же тихо и опасно прозвучал голос десятника.
– Давай, Паша. – Седов ощутил, что к его виску прикоснулось нечто холодное. – Мы все знаем – ты шпион и ты сдал в милицию Опавшего Листа. На что ты надеялся, Паша? У нас везде свои люди. Везде.
Уже в машине Пашка ощутил действие препарата: его сознание будто бы накрыли толстым одеялом, беспокойные мысли улетучились. Все стало на свои места.
– Отдай мне пистолет! – услышал он требование десятника. – Неужели ты думал, что мы ничего не узнаем?!
Глава 28
ДВУОКИСЬ ХЛОРА
Лиля поднялась по ступенькам Дома пионеров в вестибюль и остановилась на входе. Народу было так много, что ей захотелось уйти, но при мысли о возвращении домой она ощутила только тоску. От безделья ее муж превратился в агрессивное чудовище. Целыми днями он зудит про то, какие все вокруг сволочи: Сальский обещал взять его в свою фирму коммерческим директором и прокатил, Гришка должен ему сто баксов и не несет, Быков сказал, что узнает про должность в «Гродингазе», и не звонит! Все отвернулись от Звонарева, когда у него не стало денег и мебельного цеха, гады, мрази, паскуды! И этот твой рыжий мент наобещал с три короба, говорил, жопу рвать буду, а бабки добуду! И где он теперь?
Про организацию, где помогают людям в беде, Лиле рассказала одна знакомая, Зина. Она рассказала, что многие люди в секте берут кредиты, чтобы бизнесом заниматься. Учитель всем помогает.
Может, подумала Лиля, здесь помогут Леше?
Лиля искала в зале свою приятельницу, но в таком столпотворении найти ее было невозможно! Зато она узнала коротко стриженный рыжий затылок у самой сцены.
После глупой и стыдной пьяной выходки своей Лиля Пашку не видела. Ей захотелось подойти к нему сейчас, улыбнуться в ответ на его мальчишескую улыбку, заглянуть в серые глаза.
Лиля стала пробираться по проходу вперед, не выпуская из виду знакомый рыжий затылок, но люди не хотели ее пропускать, они стояли плотными рядами и тянули шеи в сторону сцены, где даже еще ничего не началось. Кое-как протиснувшись до середины зала, она увидела, что Пашка обернулся, и остановилась. Его лицо было сумрачно, желваки на щеках ходили, брови встретились на переносице, уголки губ, всегда немного изогнутые кверху, опустились.
Она обернулась, проследив, куда направлен его взгляд. Оказалось, он смотрел на двери в зал. Их плотно прикрывали плечистые парни, одетые в серую униформу. Парни эти были обвешаны оружием с ног до головы. Люди, оказавшиеся неподалеку от дверей, о чем-то гомонили, как показалось Лиле, с нараставшей тревогой, с беспокойством и даже с ноткой возмущения. Одетые в униформу парни на гомон этот никак не реагировали. Они методично сомкнули дверные створки, просунули в замочные петли скобы висячих замков, защелкнули замки и стали по двое у каждого закрытого входа, ненавязчиво выставив перед собой винтовки.
Лиле, как и многим в зале, стало не по себе. Но она тут была впервые, может, это нормально? Однако люди, привлеченные возбужденными всплесками голосов у выходов, начинали оборачиваться, волна тревоги покатилась от входов в глубь зала, но не успела она достичь первых рядов, как огромные люстры под потолком стали медленно гаснуть, а на сцену, в свет софитов, вышел странный человек в серебристом балахоне. При его появлении стихли возбужденные голоса, беспокойные вопросы и паника в головах сектантов. Собравшиеся здесь люди настолько верили человеку, давшему им главное – деньги, что моментально позабыли об угрозе своей жизни.
Лиля услышала, что люди зашептали: «Учитель, Учитель». Она впервые видела его, поэтому его странное, чуть ли не уродливое лицо, выпуклые светлые глаза, сама пластика плотно сбитого несуразного тела произвели на нее впечатление невероятной силы.
Он начал говорить, но слова не долетали даже до середины зала, и Лиля мало что поняла: какой-то день сегодня особенный, все тут любимые и избранные…
Вдруг весь зал закричал:
– Да! Да! Да!
И тут она увидела Пашку, словно взлетевшего на сцену. С изумлением Лиля наблюдала, как ее брат, прячась за спину Учителя, захватывает рукой его шею и тычет черным дулом в его висок.
Что произошло дальше – она не поняла, потому что люди вокруг нее просто взбесились, выкрикивая проклятия антихристу, посмевшему взять в заложники их священное идолище. Раздался протестующий свист, завизжали несколько женщин в разных концах зала, и от этого сделалось совсем страшно.