Самые страшные перемены в его внешности, впрочем, заключались не в его ранах или шрамах. Когда Лора вспоминала Аркли, она думала о нем как о человеке огромного роста. Он был значительно выше ее и намного шире в плечах. Или, по крайней мере, ей так казалось. Мужчина же, стоявший перед ней, был маленьким старичком, страшно, чудовищно израненным старичком, который бы и с малолетним преступником не справился, не то что с ненасытным вампиром. Казалось, бы это не тот человек, которого она знала когда-то. Но тут он заговорил, и выяснилось, что Кэкстон ошибается.
— Слишком долго, патрульный, — проговорил он. — Вы, черт вас подери, слишком долго добирались сюда. Похоже, уже слишком поздно.
— Я была занята, — ответила она почти автоматически.
Она немного смягчилась и попыталась поздороваться еще раз.
— Рада вас видеть, Джеймсон, — сказала она и вошла за ним в номер отеля.
6
Пройти через эти поля было работой не из легких. Светил молодой месяц, и даже звездного света было недостаточно, чтобы различать окрестности. Нас всех одолевал страх, ибо это были места партизанов и рейнджеров, которые стреляли в спину человеку, шагни он в сторону от своих товарищей, даже чтобы только справить нужду. Но по крайней мере, мы хоть что-то могли видеть. Вдали от лагеря нам, избавленным от бесконечной пыли маршевого перехода, воздух казался необычайно чистым. Наверное, потому Эбен Нудд с такой легкостью засек белого дьявола, хотя тот и старался остаться незамеченным.
Нудд без предупреждения вцепился мне в руку, и я едва не подскочил. В темноте любое движение означало врага, а любой звук — стук копыт конного отряда южан. Однако Нудд голоса не подал, не издал ни звука. Он поднял палец и указал на ряд деревьев примерно в двадцати пяти ярдах.
Сам я заметил лишь какое-то бледное пятно среди этих стволов, по крайней мере сначала, словно змея тумана свернулась там кольцами. Я присел на корточки, напряг зрение и решил, что вижу там пару глаз, похожих на тлеющие угли лагерного костра. Какое у них выражение, мне было плевать.
— Он что, следит за нами? — спросил я Эбена Нудда, едва дыша.
— Ага, — подтвердил он.
Словцо это, думал я иногда, составляло половину его словаря. Эбен Нудд был типичным жителем Новой Англии, бывшим красномундирником, с лицом грубоватым, с дубленой кожей, и глазами светлыми и ясными, как утренняя роса. Иногда казалось, он так и родился — совершенно бесстрастным. Во многих битвах его ледяное спокойствие служило нам верой и правдой, и я поверил ему и сейчас, хоть мне его слова и пришлись не по нутру.
— Дольше, чем мы за ним, сдается мне.
7
Аркли двигался медленно, подволакивая одну ногу. Кэкстон неторопливо следовала за ним со всей почтительностью, на которую была способна. Один раз он обернулся, посмотрел на нее, но ничего не сказал. Со сдавленным стоном он умудрился присесть на край кровати и провел здоровой рукой по лицу, словно стирая с него несуществующий пот.
— Ну как вы тут? — спросила она. — Как ваша семья? Давно с ними виделись?
У Аркли была жена и двое детей, помнила Лора, но она ни разу не встречалась с ними. Она полагала, что Аркли отстранился от них не из-за какой-нибудь семейной драмы. Просто он был слишком одержим своей работой, и семья осталась в стороне, не имея отношения ко всему тому, что было для него по-настоящему важно.
— С ними все в порядке.
Лоре показалось, будто он хочет сказать что-нибудь еще, но Аркли замолчал.
Кэкстон оглядела комнату. Ее учили, оказываясь в новом месте, обращать внимание на окружающую обстановку, и хотя она не ожидала встретиться здесь с рыскающими по углам преступниками, тем не менее она очень удивилась. Номер был довольно неплохой, небольшая «двушка», обставленная недорого, но со вкусом. У одной стены стоял шкаф с большим встроенным телевизором, гардероб был открыт, в нем на вешалках висела пара костюмов. Дверь в конце номера вела в уборную. Окна были задернуты тонкими муслиновыми занавесками, погружая комнату в полумрак. Чемодан Аркли на соседней кровати был раскрыт и практически полностью упакован. За кроватью, возле окон, возвышались две металлические багажные стойки. И сверху на них был водружен простой деревянный гроб.
При виде его у Кэкстон все сжалось внутри. У нее не было никаких сомнений, что гроб этот не пустой. Он мог принадлежать только одному существу — вампирше, которая разрушила ее, Кэкстон, жизнь и превращала ночь за ночью в череду кошмаров. Жюстина Малверн, трехсотлетнее чудовище, чье прошлое было полно коварства и обмана.
Даже спустя год Кэкстон почувствовала желание подойти к гробу, скинуть с него крышку и вырвать сердце Малверн. Сейчас стоял день, и Лора знала: если открыть гроб, то найти там можно лишь кучку костей и личинок. Но даже в ночное время вампирша оставалась старой развалиной, гнилым одноглазым телом, лишенным всего, кроме дьявольской воли продолжать свое унылое существование. Подобно всем вампирам, она была бессмертной, но, чтобы поддерживать телесное здоровье, ей требовалась кровь. Чтобы только подняться на ноги, самой старшей из вампиров требовалось больше крови, чем вампиры обычно добывали по ночам. Давным-давно минули те времена, когда Малверн могла охотиться сама для себя, а теперь она была приговорена провести в гробу вечность, вообще неспособная двигаться. Если бы она могла добыть достаточно крови — а ей требовались галлоны каждую ночь, — она смогла бы ожить, но Аркли позаботился, чтобы этого никогда не произошло.
Кэкстон подошла и прикоснулась к гробу. Дерево было холодным как лед, и, когда Лора встала совсем близко, по коже у нее пробежали мурашки. Малверн, как и все вампиры, была противной природе тварью, чем-то, что не должно было существовать. Она искажала реальность вокруг себя, и любое живое существо чувствовало неправильность, ее нечистую природу. Личинкам, похоже, было все равно, но собаки и лошади сходили с ума, если она приближалась к ним. Желание Кэкстон уничтожить ее было абсолютно осознанным. И все же, сделай она это, положи она конец всему этому злу прямо здесь и сейчас, ей пришлось бы отправиться в тюрьму. Малверн была тайной предводительницей всех вампиров, интриганкой и заговорщицей, но доказать, что она хоть раз покушалась на жизнь американского гражданина, было невозможно. После длительного обсуждения суд вынес решение, что она все еще человек и имеет право быть под защитой закона. Большая часть сознательной жизни Аркли была посвящена борьбе с этим решением и попытке получить ордер на казнь Малверн. До сих пор ему ни того ни другого не удалось.
— Господи, — изумилась Кэкстон. — Вы что, повсюду ее с собой возите?
— После фиаско в санатории «Домна «Арабелла» я решил, что больше никому ее не доверю.
Аркли кивнул на гроб, а потом на ноутбук, который стоял на ночном столике возле него.
Кэкстон включила ноутбук и увидела, как экран, мигнув, оживает. Открылся практически чистый документ, выполненный в текстовом редакторе. Малверн слишком сильно разложилась, чтобы сохранить способность говорить или жестикулировать, но она могла шарить пальцами по клавиатуре и нажимать клавиши, и порой на то, чтобы набрать несколько символов, уходило несколько часов. Иногда, оставшись ночью одна, она пыталась общаться с миром при помощи компьютера. Редко когда она сообщала что-то стоящее внимания: по большей части она тратила время на пустые угрозы и темные проклятия. Сообщение, которое Кэкстон обнаружила на экране, было загадочнее, чем обычно:
Приидео
— У вас есть версии, что это может означать? — поинтересовалась Кэкстон у Аркли.
Он покачал головой.
— Я такого языка не знаю. Мне кажется, Малверн дошла до того состояния, когда она уже не может даже сформулировать слова и просто стучит по случайным клавишам.
