А потом она услышала музыку.
Звук виолы. Она так естественно звучала в старинной таверне, что на мгновение Лоре показалось, будто она попала в прошлое.
«Если б это было так», — подумала она.
Она поднялась на ноги. Музыка раздавалась сверху, из какого-то помещения, расположенного на верхнем этаже. Она слышала и другой инструмент — флейту? Нет, это была дудочка. И где-то вдали выстукивал несложный ритм турецкий барабан.
Никто ее не вынуждал идти выяснять, что это за музыка. Но раз уж ей захотелось — а ей действительно захотелось, она была уверена, что это именно ее решение… Ведь можно же было остаться внизу до рассвета. Здесь, в таверне, она была в сравнительной безопасности. Она могла защищаться. Подстрелить любого, кто попытался бы войти в дверь. Прижаться спиной к каменной стене, через которую даже вампирам не прорваться.
Она могла просто сидеть здесь и всю ночь слушать музыку.
Была только одна проблема. Аркли захотел бы, чтобы она поднялась наверх. Она точно знала, что бы он сделал в подобной ситуации. Лора знала, что он прав. Вампиры обожали играть с твоим сознанием. Это было одним из их главных развлечений. И еще это была одна из их главных слабостей. Если ты шел прямиком в их ловушки, если ты игнорировал элементарную логику их иллюзий, то чаще всего ты мог поймать их.
Поэтому Кэкстон включила фонарик, отыскала ступеньки и направилась вверх.
В конце лестницы находился зал около пятидесяти футов в длину, с низким потолком и множеством окон.
Но ей не удалось понять, как он выглядел на самом деле. Ибо то, что она увидела, определенно не могло быть реальным.
Люди в синих, хорошо сшитых мундирах с рядами блестящих медных пуговиц стояли возле стен, держа глиняные кружки с пивом и бокалы с пуншем. Их лица светились здоровьем и хорошим настроением. Несколько человек играли на тех самых, услышанных ею инструментах, было шумно и весело. Вдоль одной стены стоял стол, ломившийся от жареного мяса, пирогов и огромной чаши с пуншем. Со стены свисало знамя, полотнище золотистого цвета с выбитым на нем приветствием:
Пол в зале был расчищен — толстый ковер скатали и сунули в угол. На голых половицах выплясывали два солдата, кружились, вдохновленные музыкой. Их лица блестели от пота и возбуждения, и они хохотали, кружась и отвешивая друг другу пинки.
Один был одет в рваный мундир из темно-синего сукна, а его лицо было изорванным и окровавленным, кожа висела на нем рваными полосками. Ему на это, похоже, было наплевать, судя по тому, как он смеялся и хлопал, отбивая ритм. Его партнер выглядел значительно лучше. Это был огромный человек, наверное, футов семи ростом. Он щеголял в зеленом сюртуке и узких серых брюках, ботинки его сияли, словно зеркало. Шевроны у него на рукаве были вышиты золотом. Лохматая грива волос и густая борода, в которой виднелись седые пряди, обрамляли загорелое узкое лицо. Его глаза были глубокими, проницательными и очень темными.
Казалось, никто из находившихся в зале людей не замечает Кэкстон, поднимавшуюся по последним ступенькам лестницы в квадратный зал. Они были слишком заняты, следя за дикой пляской, слишком поглощены едой и питьем. Даже когда она подняла винтовку и прицелилась в сердце одному из танцоров, никто не бросил на нее ни единого взгляда.
Потом она выстрелила… и все изменилось.
92
Они навалились на нас все вместе и одновременно. Теперь это зовется «атака Пикетта», но в то время мы не знали, кто отдал приказ идти в атаку. В один миг под нами оказалась только серая стена, навалившаяся на нас, словно прорвало какую-то дамбу и будто потоки воды хлынули к подножию холма перед нами. Они шли с криком и когда наши пушки рвали их на куски, и когда снайперы генерала Бердана снимали их одного за другим. Они все шли вперед, наши мушкеты палили, а они все шли, с развевающимися знаменами. Они атаковали нас, разворачивались и гибли, натыкаясь на наши штыки, но шли снова!
Они сломали наши ряды. Мы отбросили их назад, но они еще сильнее навалились на нас. Оружие говорило красноречивее любых слов, дым был таким густым, что внезапно я перестал что-либо видеть и бродил как в тумане. Мир потерял все цвета. Я врезался в бок лошади и пробормотал извинения. Наездник наклонился, чтобы взглянуть на меня. Это был генерал Хэнкок.
— Готовьте своих людей, сэр, — сказал он, глядя на меня широко раскрытыми глазами. — Готовьте их!
Он бросился в темноту, и мгновение спустя я услышал его крик. Неужели его задела вражеская пуля? Позднее оказалось, что так и случилось, но он отказался покинуть поле боя. Клянусь Богом, даже генералы в тот день не были в безопасности!
Я бросился назад, туда, где под присмотром небольшого отряда часовых из числа раненых лежали гробы. Я бы немедленно раскрыл их и приказал Гристу и его людям идти в бой и сражаться, но время было против меня. Несмотря на черную пелену в небе, ночь была еще далеко.
93
Она моментально поняла, в чем был фокус. Три выстрела, раздавшиеся в маленькой комнате, разрушили иллюзию. Знамя, праздничный стол и хорошо одетые кутилы разлетелись, словно стеклянная тарелка, когда пули пронеслись в воздухе, не оставив ничего, кроме холодной пустой комнаты. Облачка пыли выбились из белой оштукатуренной стены, но Лора ни в кого не попала. Солдаты тоже были частью иллюзии. И танцоров здесь никогда не было. Кэкстон находилась в комнате одна.
По крайней мере, так показалось в первый момент. Потом вампир, огромный, бледный, стремительный, накинулся на нее и с силой пригвоздил ее к дверной раме. Ствол винтовки взмыл вверх, едва не ударив ее по лицу. Вампир обхватил Кэкстон за талию, швырнул в воздух, и она врезалась в стену, увешанную фотографиями в рамках.
Лора не чувствовала ног, не могла вздохнуть. Она сползла на пол, не в состоянии собраться, не в состоянии думать.
Умно… очень умно. Кэкстон поняла, что именно так ей суждено погибнуть. Она упустила свой шанс, стреляя по фантомам, галлюцинациям, которые вампир создал у нее в голове.
— Хороший трюк, — умудрилась прошипеть Кэкстон. — Музыка и все такое.
Вампир присел на корточки возле нее. Заглянул в ее глаза.
Кэкстон попыталась игнорировать его, сосредоточившись на том, чтобы выжить. Дыхание возвращалось, но дышать было больно. Неужели она сломала ребра? Повредила себе легкие? Судя по ощущениям, так оно и было.
— Я многому научился с тех пор, как Малверн сделала меня таким, — ответил вампир.
Он схватил ее винтовку обеими руками и попытался снять с нее. Нейлоновая лямка все еще была обернута вокруг руки, и, когда он потянул, Кэкстон дернулась, как сломанная кукла. Она почувствовала, как холодные руки скользнули по ее шее и плечу, пока он освобождал оружие. Она могла только наблюдать за тем, как он нагнулся, ломая ствол о колено. Винтовка больше не выстрелит никогда.
На боку у Кэкстон все еще оставалась ее «беретта». Заметил ли он ее? В комнате было довольно темно. Потом вампир наклонился ближе, и она хорошо разглядела его лицо. Его щеки были пунцовыми. Он поел, и недавно… это значит, он совершенно пуленепробиваем. От пистолета толку практически никакого.
Она заметила и кое-что еще. Она увидела знакомые глаза, определенный угол скул. Это был не просто вампир. Это был ее вампир, тот самый, за которым она гонялась по Геттисбергу и Филадельфии. Зачинщик. Она не видела его с тех пор, как он сбежал из музея Мюттера, но его лицо ей было не забыть.
— Ты… ты же тот самый. Почему? — спросила она, и от вопроса всю ее грудную клетку пронзило болью.
Боль была терпимая, а ей нужно было задать еще несколько вопросов.
— Почему ты разбудил остальных? Ты ненавидел то, во что превратился. Почему было не оставить их спать навсегда?