Это было мрачное четырехэтажное здание из кирпича. Оно стояло на углу. Несколько нанесенных из распылителя нецензурных ругательств темнели на стене со стороны улочки и заднего двора. Эти надписи, несколько разбитых окон и пожарную лестницу я заметил, пока шел вдоль фасада здания. «Склады Брута» — прочитал я надпись в подъезде. На улице как раз начался небольшой дождик. В подъезде воняло мочой, на пыльном подоконнике валялась пустая бутылка из-под виски «Джек Даниэльс», на облезлой стене висело два почтовых ящика. На одном была эта самая надпись. «Склады Брута», на другом — две буквы: «В» и «М». Оба ящика были пусты. Я ступил на лестницу, ожидая, что ступени затрещат. Но они даже не скрипнули. На втором этаже в коридор выходили четыре двери без ручек. Все они были закрыты. Сквозь матовые стекла в верхней части дверей в глубине комнат можно было рассмотреть что-то вроде картонных ящиков. Было совершенно тихо. Я спугнул черного кота, дремавшего на ступеньках следующего пролета. Он выгнул спину, показал мне свои мелкие острые зубы, зашипел и умчался наверх. На третьем этаже в коридор тоже выходили четыре двери. Три явно давно не открывались, четвертая была до блеска выкрашена черным шеллаком. На ней была привинчена медная табличка с надписью «Мелман». Я постучал. Ответа не последовало. Я вновь постучал. Результат был тот же. Изнутри не доносилось никаких звуков. Вероятно, это была его жилая квартира, а мастерская находилась на четвертом этаже, где можно было устроить стеклянный потолок. Поэтому я принялся взбираться по последнему пролету. Добравшись до верхнего этажа, я заметил, что одна из четырех дверей слегка приоткрыта. Я остановился и прислушался. Изнутри доносились шорохи — там кто-то был. Я громко постучал и услышал, как человек в комнате шумно вздохнул. Я толкнул дверь и увидел его. Он стоял ко мне лицом примерно в двадцати футах от меня, в свете большого потолочного окна. Высокий, широкоплечий, с темными глазами и черной бородкой. В левой руке он держал кисть, в правой палитру. На нем были джинсы, спортивная майка и испачканный красками фартук. Полотно на мольберте изображало что-то вроде мадонны с младенцем. Набросок. В мастерской было много других полотен в подрамниках, но все они стояли лицевой стороной к стене или были накрыты тканью.

— А вы, случайно, не Виктор Мелман?

— Он самый, — кивнул он равнодушно, без улыбки, но и не нахмурившись. Затем положил палитру на ближайший столик, сунул кисть в банку с раствором. Вытер влажной тряпкой руки и спросил:

— А вы сами кто? — он отшвырнул тряпку и снова повернулся ко мне лицом.

— Мерль Кори. Вы знаете Джулию Барнес? Верней, знали ее?

— Этого я не отрицаю. И, употребив прошедшее время, вы, кажется, хотели сказать…

— Да, она мертва. И я хочу с вами об этом поговорить.

— Хорошо, — согласился он, развязывая тесемки фартука. — Тогда пойдем вниз. Тут негде присесть.

Он повесил фартук на гвоздь возле двери и вышел первым. Я последовал за ним. Повернувшись, он запер дверь мастерской, и только тогда зашагал вниз по лестнице. Двигался он плавно, едва ли не грациозно. Я слышал, как барабанит по крыше дождь. Тем же самым ключом он отпер черную дверь на третьем этаже, а открыв ее, отступил в сторону и жестом предложил мне войти. Я прошел через прихожую, мимо кухни, где все полки и столы были завалены грязной посудой, пустыми бутылками и картонками. К буфету прислонились чуть не лопающиеся мешки с мусором. На полу были какие-то липкие пятна, и воняло одновременно, как на фабрике специй и на скотобойне. Гостиная оказалась довольно большой комнатой с парой удобных черных диванов, стоящих друг против друга по обе стороны восточных ковров и разнообразных столиков. В дальнем углу громоздилось красивое концертное фортепиано. Стена за ним была украшена тяжелой красной драпировкой. Многочисленные низкие книжные шкафы заполнили книги по оккультизму и стопки журналов, они были придвинуты поближе к креслам. Из-под самого большого ковра виднелась часть какой-то геометрической фигуры, вполне возможно, что это была пентаграмма. В гостиной чувствовался затхлый запах ароматических эссенций и марихуаны. Справа аркообразный коридор вел в другую комнату, слева была закрытая дверь. На стенах висели картины полурелигиозного содержания, очевидно кисти хозяина. Они чем-то напоминали Шагала. Очень неплохие картины.

— Присаживайтесь.

Он показал на кресло, и я сел.

— Пива не хотите?

— Спасибо, нет.

Он опустился на боковой диван, сцепил пальцы и уставился на меня в упор.

— Что случилось? — спросил он.

Я вместо ответа тоже уставился на него.

— Джулия Барнес начала интересоваться системами оккультизма, — сказал я наконец. — И к вам она пришла, чтобы узнать о них больше. Сегодня утром она умерла при чрезвычайно странных обстоятельствах.

Левый уголок его рта дрогнул. Это была единственная реакция.

— Да, она интересовалась такими вещами. Джулия просила у меня наставления, и я руководил ею.

— Я хочу узнать, почему она умерла.

— Время ее истекло, — заявил он, продолжая пристально смотреть на меня. — В конечном счете, это происходит с каждым.

— Она была убита зверем, который не имеет никакого отношения ко времени. Вам известно что-нибудь об этом?

— Вселенная — более странное место, чем многие из нас себе представляют.

— Вы что-нибудь знаете или нет? — повторил я свой вопрос.

— Я знаю о вас, — улыбнулся он впервые за весь наш разговор. — Она о вас рассказывала, естественно.

— То есть?

— То есть, я вас знаю, и знаю, что вы сами более чем разбираетесь в подобных вещах.

— И?

— Искусство имеет свойство сводить нужных людей вместе в нужный момент, если идет большая работа.

— И вы думаете, что в этом все дело?

— Я это знаю.

— Откуда?

— Мне это было обещано.

— Выходит, вы меня ждали?

— Да.

— Любопытно. Не могли бы вы рассказать об этом подробнее?

— С большим удовольствием. И даже кое-что покажу.

— Вы сказали, что вам было что-то обещано. Каким образом? И как?

— Скоро вы все поймете.

— И смерть Джулии — тоже?

— Да, в некотором смысле.

— Вы хотите, чтобы меня осенило озарение? Но как можно этого добиться?

Виктор улыбнулся:

— Я хочу, чтобы вы просто кое-что посмотрели.

— Ладно, показывайте. Жду с нетерпением.

Он кивнул и поднялся.

— Это здесь, — показал Виктор на закрытую дверь.

Я тоже поднялся и пошел за ним. Он сунул руку за пазуху, извлек цепочку, снял ее через голову, и я увидел, что на ней висит ключ, им он открыл эту дверь.

— Входите, — пригласил он, распахивая ее и делая шаг в сторону.

Я вошел. Комнатка была небольшая, и в ней было темно. Виктор щелкнул выключателем, и из плафона под потолком разлился неяркий голубой свет. Я увидел прямо напротив меня окно, стекла которого были закрашены черным. Мебели здесь никакой не было, если не считать небольших подушек, раскиданных по полу. Часть стены справа покрывала черная драпировка. Все остальные стены были совершенно пусты и лишены украшений.

— Я смотрю, — сказал я Виктору. — И жду.

Он засмеялся и попросил:

— Немного терпения. Вы имеете представление, что именно меня интересует?

— Вы каббалист, — уверенно заявил я.

— Да, точно. А как вы определили?

— Люди, занимающиеся восточными дисциплинами, всегда тяготеют к аккуратности, порядку, опрятности. А вы, каббалисты, отличаетесь неряшливостью.

Он фыркнул.

— Но все зависит от того, что для человека самое важное.

— Согласен.

Он пнул подушку, отлетевшую в центр комнаты, и предложил любезно:

— Садитесь.

— Я постою.

— Ладно, — он пожал плечами и начал тихо что-то бормотать.

Я терпеливо ждал. Через некоторое время, все еще что-то тихо шепча, он подошел к черной драпировке и молниеносным движением отдернул занавес. Я напрягся. Это было рисунком каббалистического Дерева Жизни, изображающего десять сфер и некоторые из их клипфотических аспектов. Оно было нарисовано великолепно, и это чувство узнавания, поразившее меня при первом же взгляде на рисунок, было очень беспокоящим. Это была не стандартная продукция из какой-нибудь лавки, это был оригинал. Но стиль… стиль не походил на стиль работ, висящих в гостиной. Однако, чем-то он был мне знаком. И чем дольше и внимательней рассматривал я дерево, тем отчетливей понимал, что оно было нарисовано той же рукой, что изготовила Карты, найденные в квартире Джулии. Мелман продолжал что-то шептать, пока я рассматривал картину.