На кухне, к ее великой радости, оказались свечи. Но едва она зажгла первую, ее глазам предстало омерзительное зрелище. Повсюду заметались серые тени и послышался топоток сотен маленьких лап: это нынешние властители кухни, крысы и тараканы, торопливо прятались по углам, испуганные вторжением человека. Брезгливо кривясь, Элизеф прошла в кладовую.

Но там, увы, ее ждало разочарование. Заклинание времени все-таки обветшало, и провизия превратилась в зловонную черную кашу, при виде которой Элизеф едва не стошнило. Зажмурившись, она стрелой выскочила обратно в кухню.

Слегка успокоившись, волшебница поразмыслила и пришла к выводу, что, раз в Академии нечем утолить голод, стоит попытать счастья в городе. Тем более что в Нексисе остался человек, который перед ней в долгу, — если, конечно, он еще жив, с усмешкой подумала Элизеф. Выйдя из Академии, она прикрыла лицо капюшоном и поспешила вниз по склону холма.

Открыв дверь и увидев на пороге Элизеф, Берн почувствовал, что кровь схлынула у него с лица. Колени подогнулись, и ему пришлось ухватиться за косяк, чтобы не упасть. Он молча открыл рот и так же молча его закрыл, судорожно глотнув воздух. «Я сплю, — подумал он. — Иначе просто не может быть… Это только ночной кошмар. Сейчас я проснусь, и ее здесь не будет».

Но волшебница вовсе не собиралась исчезать. На ее безупречно красивом лице появилась зловещая улыбка.

— Что с тобой, Берн? — спросила она с притворным участием. — У тебя такой вид, будто ты увидел привидение.

— Но… — Пекарь смог наконец произнести какое-то слово. — Госпожа, я думал, что вы… Что вас уже нет в живых. Когда вы исчезли в этой ослепительной вспышке… Я был уверен, что вы погибли… Мы все думали, что магов больше не осталось…

Элизеф пожала плечами:

— Вы ошибались.

Не дожидаясь приглашения, она грубо оттолкнула Берна и вошла в дом. На нетвердых ногах пекарь поплелся за ней. Впрочем, несмотря на испуг, он заметил печать усталости на лице волшебницы и багровые рубцы у нее на руках. В остальном же она выглядела точно так же, как тогда, когда он видел ее в последний раз. Серебристые волосы, за которыми она всегда так ухаживала, до сих пор были спутаны и пропахли дымом, словно она только что выбралась из горящего леса в Долине. Где же, во имя всех демонов, ее носило все эти годы, недоумевал Берн. И чего ей здесь надо?

— Я вижу, в отсутствие чародеев твои дела пошли в гору, — заметила Элизеф, осматривая пекарню, которую Берн подновил и отремонтировал. — Еще на улице мне бросилась в глаза пристройка — ведь ее раньше не было, а? — Она бросила на него холодный пронзительный взгляд. — И новые печи, и одежда на тебе не из дешевых… Любопытно, не связано ли твое процветание с тем зерном, что ты в свое время получил от меня?

— В самом деле, госпожа, я теперь состоятельный человек. — Берн не видел смысла отрицать очевидное. Он только надеялся, что Элизеф не заметит многочисленных мелочей, указывающих на присутствие в доме женщины, но напрасно.

— Прекрасно, прекрасно, — сказала волшебница, приподнимая бровь. — Да ты, никак, даже жениться успел, пока меня не было? Мои поздравления.

— Что вы, госпожа, почему вы так говорите? — с излишней поспешностью забормотал Берн, и в этот миг из дальней комнаты послышался голос:

— Кто там пришел, Берн? — Ив дверном проеме возникла невысокая женщина. Ее гладкие каштановые волосы были стянуты на затылке, живот заметно выдавался вперед, а за юбку, застенчиво поглядывая на гостью, цеплялись двое маленьких детей — мальчик и девочка. Пекарь прошипел себе под нос ругательство, но только он собрался отослать жену прочь, Элизеф шагнула навстречу ей и протянула руку.

— А вы, должно быть, супруга Берна, — приветливо сказала волшебница. — Очень рада, что у него появилась такая очаровательная помощница и столь милые ребятишки.

— Моя жена Алиссана, — буркнул Берн, которому больше ничего не оставалось делать.

В глазах женщины промелькнула тревога: она поняла, что перед ней волшебница. Пожимая руку Элизеф, она чуть заметно вздрогнула, а когда та заговорила о детях, тревога сменилась неподдельным ужасом. Алиссана попыталась сделать реверанс, но из-за живота потеряла равновесие и упала бы, если бы Элизеф ее не подхватила.

— Сука косолапая! — рявкнул Берн, замахиваясь на жену. Алиссана покраснела и, выставив перед собой скрещенные руки, попятилась назад в комнату. Младший ребенок, мальчик, юркнул за ней, а девочка, которой было лет шесть, задержалась в дверях, испуганно глядя на волшебницу огромными круглыми глазами.

Пожав плечами, Элизеф опять повернулась к Берну:

— Поскольку ты расширил дом, полагаю, у тебя найдется комната для гостей? Проводи-ка меня туда, а потом позаботься о горячей ванне и хорошем ужине. И не забудь сказать жене, чтобы к утру приготовила мне новую одежду.

Глаза у Берна полезли на лоб. Неужели она хочет здесь остаться?

— Госпожа, — проскрипел он, — вы оказываете нам огромную честь, но…

Он не договорил: почерневшие пальцы волшебницы, словно когти, впились ему в руку.

— Слушай, гаденыш, — рявкнула Элизеф. — Не забывай, что без моего зерна ты был бы сейчас нищим!

Жадность в Берне на мгновение одержала верх над страхом:

— При всем моем уважении к вам, госпожа, не могу не напомнить, что зерно, о котором вы говорите, я получил не в подарок, а в уплату за то, что проник в лагерь бунтовщиков и…

— И не смог выманить их из норы, хотя я платила тебе именно за это. — В голосе Элизеф прозвенела сталь. — Проворовавшийся подонок, вот ты кто! Присвоил зерно и ничего не сделал, что от тебя требовалось!

С трудом вырвавшись из ее когтей, Берн упал на колени:

— Прости, госпожа! Я вовсе не думал красть твое зерно, но что оставалось делать? Не мог же я допустить, чтобы оно пропало! Разумеется, оно принадлежало Волшебному Народу, но я ведь был уверен, что ни одного чародея на земле уже не осталось.. — Несомненно, уверен, — мрачно проворчала Элизеф. — Но ты ошибался и теперь должен исправить свою ошибку. Если, конечно, не хочешь, чтобы за нее расплачивалась твоя жена или дети. — Ее голос был безжалостным и холодным, словно челюсти стального капкана. Берн содрогнулся, представив себе, что она может сделать с его семьей, и ему оставалось только покориться.

— Очень рад, госпожа, — еле слышно прошептал он и шагнул к спальне. Алиссана подслушивала за дверью и едва успела отскочить. — Госпожа остановится у нас. — Он выплевывал каждое слово так, словно буквы были отвратительны на вкус. — Ей нужна горячая ванна и плотный ужин, — добавил он, — так что я разведу огонь и согрею воду, а ты принимайся за готовку, и если тебе дороги наши головы, постарайся, чтобы это был лучший ужин, который ты готовила в своей жизни! Ну, нечего стоять тут как тумба безмозглая. Марш к плите!

Напуганная выражением его лица, Алиссана повиновалась незамедлительно. За годы супружеской жизни она хорошо изучила характер своего супруга, поскольку от любых неурядиц страдать приходилось в основном домашним. Алиссана стояла у плиты и мучилась. Она была женщиной рассудительной, здравомыслящей и, выходя замуж за Берна, ничуть не обольщалась насчет его горячего нрава. Она вышла за него вполне сознательно — ибо он был единственным мало-мальски состоятельным мужчиной в обнищавшем после исчезновения магов Нексисе — и считала, что ей повезло. Со временем научилась оберегать детей от вспышек мужниной ярости и по возможности избегать их сама. Но на этот раз она понимала, чем он разгневан, и полностью разделяла его отношение к происходящему.

И все же она была потрясена, узнав, что в основе их благополучия лежит неприглядная сделка с чародеями. Алиссана содрогнулась, вспомнив черную клешню волшебницы и ее ледяные глаза. Госпожа Элизеф внушала ей ужас. Алиссана испугалась за детей, а когда волшебница обвинила Берна в краже, то и за мужа. Она раскатывала тесто, и у нее дрожали руки. А вдруг волшебница в порыве ярости убьет Берна или превратит его во что-нибудь непотребное? Что станет тогда с ней и детьми?