Чайм вынужден был согласиться, но сидеть сложа руки все же не мог. Включив Второе зрение, он поймал несколько серебряных нитей ветра, сделал из них сверкающее зеркало и, направив свои мысли на Ориэллу, начал вглядываться в его глубины.

Внезапно Эфировидец вскрикнул от ужаса:

— Ты говорил, что она должна восстановить Жезл! Но ее убивают! — От горя он потерял контроль над зеркалом, и оно растаяло у него в руках.

— Терпение, Эфировидец! Будем надеяться, что Ориэлла все-таки выстоит. На сей раз не она воссоздает Жезл, а Жезл воссоздает ее. Я предупреждал тебя — не надо на это смотреть.

Чайм склонился над телом волшебницы, погладил по голове, откинул со лба непослушную прядь. О боги, что я наделал! Внезапно он затаил дыхание. Под плащом, которым Эфировидец укрыл Ориэллу, затеплился зеленоватый огонек. Сначала он был бледен и мерцал, подобно свече на ветру, но потом стал ровнее и ярче.

— Хвала Богине! — Чайм осторожно приподнял плащ На груди волшебницы лежал Жезл Земли, и большой камень, зажатый в пастях двух змей, сиял ярче, чем когда-либо прежде.

Эфировидец слегка отодвинулся, думая, что Ориэлла вот-вот очнется и встанет. Но он ждал, а ничего не менялось. Волшебница оставалась неподвижной, и ее бледное лицо казалось высеченным из камня.

Во сне Форрал почувствовал, что рядом нет друзей, и вскочил как ошпаренный. Где пантеры? Где Ориэлла? Где Чайм?

— Успокойся, человек! Ты перебудишь остальных. Твои друзья в безопасности.

— Что? Это кто еще здесь? — Но Форрал уже имел опыт мысленного общения и быстро сообразил:

— Ты, наверное, Басилевс, о котором рассказывала Ориэлла?

— Да, это я. Ты мог бы и раньше меня услышать, если бы постарался.

— Наверное, — признал Форрал. — Я просто еще не привык к этой мысленной речи. Это — часть Анвара, и мне она не принадлежит. Я стараюсь ею не увлекаться: чувствую себя так, словно пришел в чужой дом и пользуюсь чужими вещами, пока хозяина нет. — Поколебавшись, он спросил:

— Басилевс, а ты знал Анвара?

— Конечно. Он был очень смелым. Сам он, впрочем, частенько начинал сомневаться в собственном мужестве, но…

— Так где все? — перебил Форрал. Меньше всего ему хотелось сейчас выслушивать список анваровых добродетелей.

— Эфировидец и Ориэлла в Палате Ветров. Они восстанавливают Жезл Земли. Их лучше не беспокоить, они скоро вернутся. Пантеры… — Внезапно молдан издал вопль ужаса. — Они ушли, ушли! Слишком поздно! Глупые животные — они забрались на Стальной Коготь!

— Что это значит? — спросил Форрал.

— Это значит, что ваше присутствие обнаружено! Слепой Бог знает, что вы здесь!

— Миафан? — уточнил меченосец. — Великолепно! С нетерпением буду ждать его визита.

— Человек, ты не понимаешь! Он не станет нападать на волшебницу здесь, в подлунном мире, где вы можете ей помочь. Сейчас она в Запределье — царстве духа и мысли, где когда-то были заточены фаэри. Она только что восстановила Жезл и еще, слаба. Если Миафан захватит ее врасплох, ей несдобровать! О, если бы здесь был Анвар!

— Дался тебе этот Анвар, — проворчал Форрал. — Я за него. В его теле я тоже немного маг, иначе мы бы с тобой не разговаривали. Что я должен делать, Басилевс? Скажи мне, как найти Ориэллу?

— Ляг на спину, попытайся расслабиться, отвлекись от всего — и думай только об Ориэлле. Думай о том, как ты идешь к ней, думай о том, что ей надо помочь, оторвись от своего тела и лети, лети к ней…

Форрал улегся, и молдан начал баюкать его. Меченосец отбросил все тревожные мысли и просто представил себе лицо любимой…

Честно говоря, он представлял себе это несколько иначе — и был поражен скоростью, с которой оказался в ином мире.

Только что он лежал в пещере — и вот он уже здесь, в залитом мягким зеленоватым светом пространстве…

Вульф приоткрыл один глаз и, взглянув на неподвижное тело отца, задумчиво проговорил:

— Я бы, наверное, тоже так смог…

— И мне так представляется, — жизнерадостно подхватил Басилевс. — Хочешь попробовать?

Ориэлла смотрела на Верховного Мага в образе черной тучи и думала: «Великолепно! Наконец-то я с ним за все рассчитаюсь!»

Внезапно между ней и Миафаном без всякого предупреждения встали Змеи Высшей Магии. Они были огромны — с трудом верилось, что мгновение назад эти два существа обвивали маленький Жезл.

— Кодекс Граммара действует и в Запредельном мире, — предостерегающе сказала Змея Могущества. — В поединке запрещено использовать магическое оружие. Исход состязания целиком зависит от вашего мастерства и, что еще важнее, от силы вашей воли. Вам предстоит принимать образы животных вашего мира и сражаться так, как сражаются они — клыками, когтями, рогами. Поле битвы, как и ваши воплощения, должны соответствовать Четырем Стихиям: Воздуху, Огню, Воде и Земле. Бой происходит один на один, и никто не имеет права вмешиваться. Кто из вас бросит вызов?

Ориэлла посмотрела на Верховного Мага.

— Ну что? — спросила она. — Ты меня вызываешь? Ответ Миафана был для нее полной неожиданностью:

— Ориэлла, я всю жизнь любил тебя! Вдвоем мы добились бы таких вершин, что о нас еще тысячелетия слагали бы легенды, но я сам виноват, я сам разрушил твое доверие. Послушай, Ориэлла, сейчас у нас общий враг — Элизеф. У вас с ней равные силы, и кто победит, неизвестно, но вместе мы навсегда бы разделались с ней. Прошу тебя, Ориэлла, подумай. Неужели ты не простишь меня? Неужели ты не желаешь победы?

И Ориэлла подумала. Она подумала об Анваре, у которого Миафан отнял магическую силу и сделал рабом, о своем сыне, превращенном в волка по милости Верховного Мага, подумала о Форрале — и сердце ее сжалось.

— Ты вызываешь меня? — повторила она. Казалось, темное облако вздрогнуло.

— Неужели мне нет прощения? — прошептал Миафан. Между волшебницей и тем, кто когда-то учил ее магии, пролегла пропасть молчания.

Ориэлла не испытывала ненависти к Миафану, она во-, обще не питала к нему никаких чувств. Она знала только, что должна избавить мир от этой крысы. Как крыса, он прятался по углам, как крыса, всегда был готов на подлость. И еще она знала, что, если он откажется ее вызвать, тогда это сделает она, что даст ему право выбрать стихию. Ориэлла не хотела давать ему никаких преимуществ.

— Ты наложил на моего сына проклятие, — сказала она.

— Если мы станем союзниками, я сниму его, обещаю тебе. — Легкость, с которой Миафан это сказал, выглядела подозрительно.

— Разве для этого тебе не нужна Чаша? — спросила Ориэлла.

— Чаша? А — да, разумеется. Нам нужно объединить усилия, и, когда мы отберем Чашу у Элизеф, я сниму проклятие с бедного…

— Ты не в состоянии этого сделать, так ведь? — Голос Ориэллы зазвенел от гнева. — Ты заколдовал моего сына, а как снять проклятие, тебе неизвестно!

— Чего мы время теряем? Убей ее и дело с концом! — Рядом с Миафаном возникла еще одна темная фигура, похожая на спрута — с единственным глазом, множеством щупалец и страшной зубастой пастью.

— Не лезь в это дело, Габал, иначе я заставлю тебя пожалеть о том, что ты покинул свою темницу!

Ориэлла обернулась и ахнула — это был Басилевс, но она представляла себе его совсем не таким. Внешне он был похож на Габала, но сиял великолепием. Глаз его был ярким и золотым, а щупальца переливались разными цветами.

Два духа стихий бросились друг на друга, сплетаясь в один клубок, — ив этот момент на Ориэллу обрушилась стена мрака. Миафан, не осмелившись бросить вызов, напал без предупреждения.

Ориэлла в ярости ударила его огнем. Черное облако взвыло от боли и отступило.

— Подожди! Ты, Верховный! Я вызываю тебя на поединок, грязная скотина! Я вызываю тебя! Облако от изумления едва не рассеялось.

— Ты? Но… — Миафан вдруг расхохотался. — Я узнаю тебя, жалкий безмозглый смертный! Так ты еще жив?