— А во-вторых?

— Что во-вторых?

— Ты сказал, во-первых. По логике, должно быть как минимум во-вторых.

— А, ты в этом смысле… Во-вторых, оставшиеся без серьёзной защиты территории — лакомый кусок. Откусить планетку-другую захотят все. А захватив планету, они будут её защищать. Воевать с кучей противников мы не можем. Пока не можем. В космосе мы, конечно, сильнее всех их, вместе взятых, но у нас мало людей. Поэтому у нас один шанс — опередить всех. Одно дело — отхватить кусок территории у проигравшей войну страны-агрессора, другое — напасть на того, кто этого агрессора завалил. Так что хотим удержать эти планеты — занимать их надо немедленно. Достаточно двух причин или ещё привести?

— Достаточно.

— А раз достаточно, то отдам-ка я приказ нашему местному генералу армию готовить. Хватит пузо отращивать, высокое положение надо отрабатывать. Кораблей на ходу у него хватит, пускай поднимает всё, что может летать.

— А сами?

— Что сами? Я что, за всех воевать буду? Нас горстка. В космосе — пожалуйста, но планетарные десанты пускай проводят другие. И гибнут пусть тоже другие. Но вообще пора возвращаться на Землю. Хорош баловаться с фирмой, пора начинать играть в открытую — набирать людей и реально готовить армию вторжения.

— Не слишком ли?

— Не слишком. Подумай сам — не так много за тобой пойдёт людей, сепаратизм здесь цветёт и пахнет. Тебе нужна мощная армия. Сейчас у тебя есть люди, на чьих штыках мы можем посадить на трон нового императора, но он там не удержится. Флот — это не всё, и гвардия — тоже не всё. Нужны не только штыки, нужны люди на местах, которым ты сможешь доверять… Короче, армия нужна и чиновники грамотные.

— Ладно, на твоей совести. Помнится, не так давно ты говорил совсем другое.

— Растём.

— А теперь о плохом. Я провёл генетическое тестирование Диктатора.

— Нашли тело?

— Да, в плохом состоянии, но это не принципиально. Сам знаешь, хватит капли крови.

— И что, нашёл что-то интересное?

— Да. Диктатор действительно имел права на престол. Я поднял генетический банк данных, получается, что он потомок дяди последнего императора. Незаконный, конечно, ну да какая разница?

— Логично. Получается, мы облажались? Нам ведь, по логике, надо было бы его поддерживать, холить и лелеять. А мы, напротив, грохнули человека, имеющего права на престол и успешно восстанавливающего империю. Можно сказать, законного императора в распыл пустили.

— Получается, так, — вздохнул Шерр. — Только вот знаешь, я бы не хотел жить в империи, построенной таким человеком. Я чуточку представляю, чем может обернуться фашизм.

— Я с тобой согласен. Поищем другого кандидата, подостойнее… Ну, что стоишь? Вперёд!

— Либерастия неизлечима, — со вздохом заметил Ковалёв. — Их бомбят, а они визжат в эфире. Ты послушай, на всех волнах только эти придурки, даже военные каналы забивают. Такое чувство, что свято верят: вот придёт империя — и наступит рай на земле… Хотя на самом деле наверняка прекрасно осознают, что они будут первыми в очереди к кормушке, и жаждут только полежать на кисельных берегах молочной речки.

— Сейчас они играют на нас, хрен с ними. Так как, даёшь добро?

— Даю, даю, куда же я денусь… Но смотрите там, аккуратнее — не попадите под зенитки. Это крейсеру они что слону дробина, а вас могут и поцарапать, а повезёт если, то и сбить.

— Не извольте беспокоиться, вашбродь! — Шурманов шутовски щёлкнул каблуками. — Усё сделаем в лучшем виде!

— Иди уж, Семёныч, не бухти. Скажи Спартаку и Грише, пускай они тебя прикроют. Истребители — это здорово, конечно, но крейсера как-то лучше смотрятся. Не хватало ещё нам потерять людей на такой ерунде.

Шурманов вышел, звонко цокая каблуками. Ковалёв с тоской посмотрел ему вслед — он бы и сам с радостью сел сейчас за штурвал истребителя и полетел, навалял бы кому-нибудь. Ан нет, будь любезен, раз уж стал адмиралом, осуществлять руководство операцией, а не лезть в пекло. И так ребята на него орали как резаные после тех двух штурмов. Он им тогда показал неприличный жест, но зарубку в памяти сделал — не так уж они были не правы. Так что придётся сидеть на орбите и надувать щёки, положение обязывает. Хотя, конечно, тоже плюс — дел больше, чем песка на пляже, и разгребать их всё равно пришлось бы рано или поздно. Так почему бы не сейчас, раз такая оказия? Но начинать требовалось с дел местных, и потому Ковалёв потянулся к переговорнику.

— Русаков! Полковник! Зайдите, пожалуйста.

Вошёл начальник разведки — невысокий, крепко сбитый мужик неопределённых лет. Ковалёв прекрасно знал, что ему под пятьдесят, но даже омоложение в регенераторе линкора не изменило впечатления. От тридцати до пятидесяти… Впрочем, не так уж и плохо для разведчика иметь незапоминающуюся внешность.

— Павел Сергеевич. — Ковалёв всегда обращался к полковнику по имени-отчеству, потому как уважал — слишком многое успел повидать в жизни этот седоватый крепыш и слишком много сделать. — Что вы думаете об этом?

Ковалёв ткнул пальцем в сторону радиоприёмника, который с завидным упорством вещал голосом какого-то местного правозащитника. Мужик попался говорливый и работоспособный, третий час уже болтал. А может, просто запись была заранее сделана по частям и склеена в кольцо, всё равно в его бреде достаточно трудно было запомнить, с чего всё началось.

Полковник пощёлкал допотопного вида переключателем — на всех волнах творилось то же самое, только голоса менялись. Он усмехнулся:

— Мы это слушаем почти непрерывно. По долгу службы, так сказать. Верещат, как демократы на митинге.

— Они и есть демократы, — вздохнул Ковалёв. — Местного разлива. Из тех, что к любой власти в оппозиции. А раз так, то и разговор про них будет. Полковник, эти козлы штурм пережить не должны. Только постарайтесь сделать это аккуратно, чтобы на нас подозрений потом не пало — мне совершенно не надо, чтобы меня считали мерзавцем, убивающим союзников. Это мы с вами знаем, что они для нас никто, а для обывателей они прямо-таки борцы за свободу и наши эмиссары, типа всю жизнь сидели да нас ждали. Пусть думают, что случайность, — на войне бывает и не такое.

— На мой взгляд, вы погорячились. Я бы предпочёл с ними серьёзно поработать…

— Это приказ, полковник, — перебил его Ковалёв. — А приказы, сами знаете, не обсуждаются. Или вы дома от этих либерастов мало хлебнули? Ещё хотите?

— Ну, товарищ адмирал, вы…

— Что я? Преувеличиваю? Я о будущем думаю, чтобы через несколько поколений, когда мы уйдём, их потомки не развалили то, что мы сейчас строим. Вам ясно?

— Так точно! — браво рявкнул полковник.

Видно было, включил дурака, изобразил солдафона, но остался при своём мнении. Ковалёв вздохнул:

— Ну как вы не понимаете, Павел Сергеевич. У человека могут быть абсолютно любые убеждения. Понимаете? Абсолютно. Больше того, в течение жизни они имеют свойство меняться. Да что я вам объясняю?! Вы же кадровый офицер, разведчик, вам это наверняка, ещё когда вы учились, в голову вбивали. Но может, я не прав, но считаю так: вне зависимости от убеждений, если на твою родину напали, если на твои дома падают бомбы, а твоих детей завтра переедет танк, ты должен защищать их. И не важно, хорош твой царь-президент-диктатор или плох, ты всё равно должен защищать свою родину. Только потому даже, что она твоя РОДИНА. А убеждения на этот период лучше спрятать подальше. Поэтому я не собираюсь иметь дела с предателями, на мой взгляд, они — генетический брак, и будет лучше, если потомству эти гены не передадутся.