— Нет, надо отдать тебе должное. И что с того?

— Что с того? Да ты благодарен мне должен быть за…

— За что? — перебил её адмирал. — За что я тебе должен быть благодарен? Может, напомнить тебе, после чего я ушёл, дорогая?

Последнее слово адмирал произнёс с нескрываемой издёвкой, однако женщину это не слишком смутило. Её вообще трудно было смутить — именно это в своё время и привлекло тогда ещё молодого инженера в шустрой и, что уж греха таить, симпатичной студентке.

— А ты никогда не думал, что сидеть одной месяц, а то и два — не самое приятное времяпровождение? Женщине нужны внимание и ласка, с женщиной надо периодически выбираться в свет, а ты приезжал, падал на кровать и отлёживался неделю, и ничего тебе не хотелось. А потом ехал в свой лес или на эту проклятую рыбалку, которую я терпеть не могла. Как будто на своей буровой не успевал так развлечься. И к нам никто не ходил, когда ты приезжал, ты никого не хотел видеть.

— И что? Знаешь, ты просто от безделья маялась, если честно. И то, что ты диссертацию писала, ерунда полная, ничего ты не делала, уж я-то знаю. Шла бы работать, не было бы проблем. А насчёт месяцами одной — так ведь, насколько я помню, ты всегда любила и вкусно поесть, и пожить с комфортом. Ты ведь вряд ли согласилась бы жить на зарплату служащего или, скажем, научного сотрудника в НИИ, а в городе у нас много денег не заработать. Воровать я не умею, брать взятки тоже. Противно, знаешь ли. Вот и мотался вахтами, потому что МУЖЧИНА ДОЛЖЕН РАБОТАТЬ. И все доводы вроде «не ценят», «тяжело» или «ниже моего достоинства» — не более чем отмазки неудачников. Да что я перед тобой распинаюсь? Сама всё отлично знаешь. Я от тебя требовал не очень многого, но ты решила, что вольна решать, как жить. Вольна, конечно, но от меня-то что требуешь? И для сведения, когда человек приезжает домой, ему охота просто отдохнуть, а не слушать бабьи причитания о тряпках. А вы с подругами ничего другого не обсуждали. Вероятно, кто-то может это терпеть, но только не я.

— Ну да, ты у нас чистенький, одна я стерва…

— Да мне уже всё равно. — Ковалёв устало откинулся в кресле. Разговор вымотал его больше, чем многочасовое бдение на мостике во время рейда. — Каждый выбирает по себе и решает для себя сам. Если помнишь, я оставил тебе более чем достаточный задел для того, чтобы безбедно жить минимум пару лет. Не моя вина, что ты спустила всё и сразу, и не моя, кстати, проблема. Помнится, ты уехала? Незачем было возвращаться, дешевле бы обошлось обоим. Ладно, не вижу смысла и дальше предаваться пустым воспоминаниям, решение принято и обжалованию не подлежит. Кстати, как хоть звали того мальчика, что я застал с тобой?

— Не помню.

— А что так?

— Да разве их всех упомнишь? Много их было…

Если экс-супруга хотела досадить Ковалёву, то это ей не удалось, адмиралу было абсолютно безразлично уже, что тогда было. Ещё лет пять назад это его слегка задело бы, а семь-восемь — вызвало бы совершенно неадекватную реакцию, но сейчас в его душе перегорело всё, что могло гореть. Поэтому он равнодушно пожал плечами и спросил:

— Последний вопрос, и я от тебя отстану. Скажи, идея с инсценировкой похищения твоя или, может, подсказал кто?

— Не поверишь, в приключенческом романе вычитала.

— Почему же, вполне верю. Там, говорят, можно вычитать и детально проработанный план ограбления банка, да такой, что его и успешно реализовать можно. Ну так как, с Юлей-то встретиться хочешь?

— Конечно. Когда это можно будет сделать?

— Да хоть сейчас, она здесь. Её комната на втором этаже.

— И что ж ты не сказал?

— А ты не спрашивала. Да и не факт, что она захочет… Давай у неё самой спросим? — Адмирал чуть цинично улыбнулся. — Юля?

— Да, пап, — раздалось из динамиков стоящего в углу компьютера.

— Ты как, спустишься к нам?

— Наверное, да. Подождите минутку.

Несколько секунд в комнате висело напряжённое молчание, потом экс-супруга тихим и злым шёпотом спросила адмирала:

— Она что, всё слышала?

— Разумеется. Микрофон включён, так что всё… Или почти всё, я не знаю, может, она отходила куда.

— Ты сволочь!

Ковалёв лишь пожал плечами. В этот момент дверь открылась и в комнату вошла Юля. Ковалёв с удовлетворением отметил, что на сей раз она выглядит куда лучше, чем в момент их первой встречи, во всяком случае, одета и аккуратнее, и более элегантно. И жвачку не жует, что само по себе отрадно, цивилизуется помаленьку.

— Ну что, дамы. — Адмирал встал и широко улыбнулся. — Оставляю вас, так сказать, наедине. Думаю, у вас есть что сказать друг другу…

Два часа спустя Ковалёв стоял у окна и смотрел вслед уходящей женщине. Ей предстояло пройти метров пятьдесят по ровной, выложенной плиткой дорожке к месту, где её ждала машина и двое здоровенных лбов, которым надлежало доставить её в место ссылки. Она шла красиво. Спина ровная, прямая. Среди невысоких ёлочек, которыми была обсажена дорожка, она смотрелась исключительно хорошо. Адмирал вздохнул и отвернулся.

— Пап, ты и вправду её оттуда не выпустишь?

— Ближайшие пару лет — точно, а дальше пускай сама решает. Я ведь не зверь, хотя… Соблазн, конечно, есть.

— Не надо, пап. Она ведь хороший человек, просто ей не повезло…

— Да бог с ней, мне как-то без разницы. Пускай подумает над своим поведением и своей глупостью, а там уже как знает.

Ковалёв снова вздохнул, потрепал дочь по волосам и задумчиво пошёл в свою комнату. В отличие от дочери он не слушал разговор, не предназначенный для его ушей. Хотя, честно говоря, ему этого очень хотелось…

Планету лихорадило. Пожалуй, это было наиболее точное определение происходящих на ней катаклизмов, и хотя касались они, в общем-то, только людей и не затрагивали ни тектонику, ни океаны, ни атмосферу (ну, атмосферу, возможно, и затрагивали, но совсем чуть-чуть), но человек, особенно западный, — скотина, склонная к максимализму, и поэтому любые изменения, происходящие с собой, любимым, невольно распространяет и на окружающее его пространство. А когда трясти начинает уже не отдельного индивидуума, а целые страны, народы… Да что там, почти всё человечество трясти начало, поэтому нет ничего удивительного в том, что во всех СМИ стоял сплошной вопль о катаклизме, происходящем с планетой.

Самое смешное, что планете, в общем-то, наплевать на маленьких существ, подобно блохам на собаке ползающих по её поверхности, и уж тем более ей наплевать на их вопли, люди ведь тоже не интересуются тем, что вопят тараканы под тапкой. Так что Земля продолжала свой вечный путь по орбите, не подозревая даже, что её, оказывается, лихорадит.

Однако же Ковалёв эту лихорадку чувствовал, что называется, всеми фибрами души, и мог гордиться собой, ведь именно он эту лихорадку вызвал, хотя и не считал себя её причиной.[41] Скорее, всё происходящее зрело уже очень давно, и Ковалёв лишь столкнул камешек, тем самым активировав лавину, которая в том или ином виде всё равно рано или поздно сорвалась бы, погребая под собой всё живое. Поэтому никаких угрызений совести адмирал не испытывал и с интересом следил за событиями, которые разворачивались в мире вообще и у границ России в частности.

А события были и впрямь интересными, глобальный энергетический кризис — это вам не хухры-мухры. Человечество, привыкнув жить в относительном достатке, в последнее время не слишком беспокоилось о будущем и ресурсы свои тратило, подобно дорвавшемуся до игрушек ребёнку. В первую очередь это касалось энергоресурсов, и всякие там марши антиглобалистов, зелёных и прочих не слишком умных в массе своей последователей всевозможных течений были скорее игрой, нежели чем-то серьёзным. Потребление лишь нарастало, и даже кризисы не могли сдвинуть дело с мёртвой точки. Конечно, кто-то в кризисы был вынужден временно придерживать свои амбиции, но, когда кризисы заканчивались, люди с удвоенным энтузиазмом начинали навёрстывать упущенное.