Сердце пропустило удар, а затем рухнуло в пропасть. Позвонила. Жива.

– Она… где она? С ней всё в порядке?

– Она в порядке! – выплюнул Агеров. – В гораздо большем порядке, чем ты будешь, если не выполнишь то, что я сейчас скажу. Она увидела новости. Твой цирк с полицией. И позвонила мне. Чтобы я передал тебе, что она жива и здорова. И чтобы её прекратили искать. Она позвонила, чтобы ты отменил поиски, понял? Чтобы её оставили в покое! Она снова тебя сделала, Роман. Тихо, изящно, чужими руками.

Я молчал, раздавленный. Это был шах и мат. Она не просто сбежала. Она переиграла меня на всех уровнях. Мой отчаянный ход с полицией стал её козырем. Она выставила меня паникующим идиотом перед всем миром и своим отцом.

– Ты меня слышишь?! – прорычал Агеров. – Ты сейчас же поедешь в полицию и отзовёшь своё заявление. Скажешь, что жена нашлась, что это было недоразумение, семейная ссора. Мне плевать, что ты им наврёшь! Чтобы через два часа в новостях прошло опровержение! Это дело семейное. Пусть полиция её больше не ищет.

Он сделал паузу, и я услышал, как он тяжело дышит.

– Но это не значит, что поиски окончены, зятёк. О, нет. Теперь они только начинаются по-настоящему. И знаешь, кто будет её искать? Ты. Ты ОБЯЗАН её найти! Ты! Лично! Ты втянул её в эту медийную грязь, ты поставил её под удар, ты и вытащишь! ИЩИ! Я хочу знать, где моя дочь! Теперь мы с тобой вынужденные союзники в этом дерьме. Но вся ответственность, каждый провал – на тебе. Понял?

Он бросил трубку. Я остался сидеть на кровати в оглушающей тишине, прерываемой лишь гудением в ушах. Унижение. Бессилие. Ярость. Эти три чувства смешались в ядовитый коктейль, который ударил в голову. Она снова победила. А её отец только что надел на меня поводок и указал, в какую сторону бежать.

Что-то внутри меня окончательно сломалось. Тонкая плёнка цивилизованности, которую я с таким трудом натягивал на себя каждое утро, лопнула с оглушительным треском.

Я ворвался в её комнату. Место, которое даже после её ухода сохраняло фантомный отпечаток её личности. Идеальный порядок, приглушённые пастельные тона, лёгкий, едва уловимый аромат каких-то цветов и старых книг. Всё это было насмешкой. Насмешкой над моим хаосом, над моим публичным унижением, над моим бессилием.

– Где ты прячешься, Алика?! – мой рык потонул в идеальной акустике комнаты.

Ответом мне была лишь тишина. И пара янтарных глаз, сверкнувших из-под кровати. Тихон. Этот пушистый ублюдок не сбежал. Он остался здесь, как молчаливый хранитель руин, как живой укор. Он смотрел на меня без страха, с каким-то вселенским, философским презрением. Словно я был не грозным хозяином, а всего лишь шумным, невоспитанным варваром, вторгшимся в чужой храм.

Его спокойствие стало последней каплей. И я сорвался.

Ярость. Она была не горячей, не обжигающей. Она была холодной, как жидкий азот. Она требовала разрушения. И я решил дать ей то, что она хотела. Моя нога в дорогом ботинке от Zegna встретилась с изящным туалетным столиком.

Дерево жалобно хрустнуло, флаконы с духами, которые она так и не забрала, взлетели в воздух и со звоном разбились о стену, окатив персидский ковёр дождём из стекла и приторно-сладкого аромата. Запах ударил в нос, смешиваясь с пылью, и эта смесь стала запахом моего безумия.

Это было только начало.

Я превратился в стихийное бедствие. В торнадо, запертое в четырёх стенах. Я рвал шёлковые шторы, которые она так долго выбирала. Я швырял в стены книги в дорогих переплётах, и они падали на пол, ломая корешки, как птицы с перебитыми крыльями. Кресло, обитое бархатом, которое она любила, полетело в панорамное окно. Закалённое стекло выдержало, покрывшись сетью уродливых трещин, похожих на паутину, в которую я сам себя и поймал.

Я крушил всё, что попадалось под руку, пытаясь выплеснуть эту холодную ярость, этот липкий, унизительный страх, который я не мог признать даже самому себе. Каждый разбитый предмет был маленькой местью. Местью ей – за то, что оказалась не той, кем я её считал. Местью Агерову – за то, что он методично меня уничтожал. Местью самому себе – за то, что я, гениальный стратег, оказался последним идиотом.

Из-под кровати раздалось утробное, недовольное шипение. Тихон выполз из своего укрытия и, не удостоив меня даже взглядом, с царственным достоинством прошествовал к двери. Он не убегал в панике. Он просто уходил, с оскорблённым видом, словно говоря: «С вандалами я в одной комнате не нахожусь». Его спокойствие взбесило меня ещё больше. Даже кот. Даже этот проклятый кот был умнее и сильнее меня в этот момент.

И тогда мой взгляд упал на него. Комод. Тот самый, из тёмного, почти чёрного дерева, который она привезла из отцовского дома. Единственная вещь, которая была здесь до меня. Её личная территория. Я вцепился в его резные ручки. Он был тяжёлым, основательным, как и всё, что было связано с кланом Агеровых. Адреналин ударил в кровь. Я напряг все мышцы, рывком оторвал его от стены и, развернувшись, с первобытным рёвом швырнул его в противоположную стену.

Оглушительный треск. Грохот, от которого заложило уши. Комод врезался в стену, как таран, оставляя в дорогой венецианской штукатурке уродливую, рваную рану. Осколки лака и щепки разлетелись по комнате, как шрапнель. Я стоял, тяжело дыша, упираясь руками в колени. Мышцы гудели. Ярость, достигнув своего пика, начала отступать, оставляя после себя выжженную пустоту и горький привкус пыли во рту.

Я поднял голову, обводя взглядом поле битвы. Разруха. Хаос. Идеальный порядок её комнаты был уничтожен. Но облегчения это не принесло. Её призрак никуда не делся. Наоборот, он стал только плотнее, словно подпитываясь энергией моего разрушения. Он был в запахе её разбитых духов, в разбросанных страницах её любимых книг, в каждой трещине на стекле.

Мой взгляд зацепился за стену. За ту самую стену, куда я только что впечатал её комод. Штукатурка осыпалась, обнажив гипсокартон. А в нём…

Там, где только что была ножка комода, зияла небольшая дыра. И в глубине этой дыры я увидел то, чего здесь быть не должно.

Тусклый металлический блеск.

Сердце пропустило удар, потом ещё один, а затем заколотилось с бешеной, пулемётной скоростью, разгоняя остатки ярости и заполняя вены ледяным, колючим предвкушением.

Сейф.

Встроенный в стену. Скрытый за комодом. В нашей спальне.

Компромат. Вот оно что. Моя тихая, покорная мышка всё это время собирала на меня грязь. Вот он. Её штаб. Её арсенал, из которого она нанесла свой последний, сокрушительный удар. Она готовилась. Готовилась к войне, улыбаясь мне по утрам и подавая идеальную овсянку. Какая же я слепая, самовлюблённая свинья!

Я рассмеялся. На этот раз тихо, зло, без капли веселья. Ну что ж, Алика. Давай посмотрим твои козыри.

Я не стал возиться с кодом. Сбегав в свой кабинет, я вернулся с тяжёлой монтировкой. Несколько резких, сильных ударов. Металл жалобно скрипел, но поддавался. Замок был не слишком надёжным, скорее символическим. Ещё один удар. Дверца с противным скрежетом отскочила в сторону.

Руки слегка дрожали от смеси злости и триумфа. Сейчас я всё узнаю. Сейчас я получу в руки нить, которая приведёт меня к ней. Я заглянул в тёмную нишу.

И замер.

Там не было ни пачек денег, ни жёстких дисков, ни диктофонов.

В аккуратной, ровной стопке, словно самые ценные сокровища, там лежали обычные тетради. Десяток тетрадей в твёрдых, разноцветных обложках. Такие, какие продают в любом книжном магазине для студенток и мечтательных барышень.

Что за чёрт?

Это была какая-то злая шутка. Насмешка. Я ожидал увидеть арсенал для шантажа, а нашёл библиотеку школьницы.

Брезгливо, двумя пальцами, я вытащил верхнюю тетрадь. Обложка была тёмно-синей, почти чёрной, с тиснёным серебряным узором. Приятная на ощупь, бархатистая. Я провёл по ней пальцами. Никаких надписей. Никаких дат. Просто тетрадь.

Раздражение снова начало подниматься во мне. Что это? Её девичьи стихи? Рецепты пирогов? Что за чушь она прятала в сейфе?