Отриньте все свои сомнения и убедите Брюна и других в моей правоте. Можете мне не верить, но я вижу будущее, хотя очень смутно и в незначительных деталях. И это будущее мне очень не нравится, и поэтому остаётся лишь один выход — идти вперёд и никому не доверять. Ни своим союзникам, ни всем этим болтунам, ни промышленникам и, уж тем более, ни интеллигенции.

Тяжёлое время требует тяжёлых и жёстких мер, армию не остановить уговорами и отсутствие смертной казни даёт возможность каждому солдату наплевать на приказ и сбежать с фронта. Я уже не говорю обо всём остальном.

Всё это время Климович задумчиво молчал.

— Я устал, Евгений Константинович. Моя психика тоже уже не выдерживает такой нагрузки, а работы ещё не початый край. Найдите мне секретаря и его желательно обучить, хотя бы в самых общих чертах, впрочем, я его и сам научу. Завтра я ждут этого Блюменфельда, а кроме того, у Смольного постоянно дежурят корреспонденты и фотографы. Дайте им возможность взять у меня интервью, только назначьте это на завтра.

— Где вы хотите его провести? — осведомился Климович.

В Мариинском дворце. Там будет озвучен ряд заявлений, в том числе отказ князя Львова быть председателем правительства. Возможно, там я и озвучу новый состав, но не полностью. Мне ещё предстоит тяжёлый разговор с Щегловитовым, ему я хочу поручить управление кабинетом министров, назначив формально секретарём правительства, а в реальности главой кабинета.

— Он согласится, — утвердительно кивнул Климович. — Но вы сосредотачиваете в его руках огромную власть.

— С чего вы это взяли? Пост министра МВД я оставлю за собой, моим первым помощником станет Брюн. Министерство юстиции будет управляться Скарятиным, которого будете курировать уже вы, помимо меня. Военным и морским министром стану, опять же, я. Остаётся озаботиться министром земледелия и продовольствия, этот вопрос решаем.

Остаются три должности, от которых что-то зависит, это министерство финансов, министерство иностранных дел и промышленности, особенно промышленности. Надо думать, и вы тоже можете поразмыслить на этот счёт. И вот тогда начать работать. Остальные министерские посты — это посты, которые ничего не решают, на них можно назначить кого угодно, но разбирающегося в нужных вопросах хоть немного. Что, у нас мало сенаторов? Вернём на службу, повысим, запугаем, в конце концов. Справимся, одним словом, господин генерал. Я в это верю. Верьте и вы. А Щегловитов смертен, как и я, но я готов к этому, а он нет…

— Я согласен с вами, — Климович наклонил голову.

— Прекрасно, мне тогда нужно ещё встретиться с Жен Фу-Ченом и представьте мне список деятелей монархического движения, но не записных черносотенцев, которые больше похожи на дешёвых провокаторов, а действительно сильных и умных лидеров. Дубровина и Шульгина не предлагать, мне шлак не нужен. Пуришкевич своё уже получил, царствие ему небесное, или куда он там попал, я не в курсе. Да это и не важно.

— А вы богохульник, господин министр.

— Ничуть, я скорее, агностик, или, если вам будет угодно, апатеист.

— Гм.

— Не обращайте внимание, генерал, это от усталости. Я жду от вас список, завтра опять предстоит тяжёлый день, но что поделать, если на сегодняшний момент от меня зависит большая часть вопросов. И, кстати, что вы думаете о Плеханове, как лидере моей партии?

Климович встопорщил свои усы.

— Вашей партии?

— А почему нет? Он авторитетный и старый марксист, а мы не можем делать резкий разворот в никуда. Мы же все революционеры, а как революционеры обойдутся без партии и теории? На кого он работает?

— Как на кого, на себя он работал.

— Ну, хватит, господин генерал! Старый марксист жил всё это время во Франции неизвестно на чьи деньги.

Тут уже усмехнулся Климович.

— Известно на чьи, на деньги Женераль Сюрте… но я вам советую оставить ему его партию. Партию меньшевиков, а свою оставить для мнимого противоборства. Вы же хотите оставить внешнее проявление свободы? И потом вас никто не сможет обвинить в удушении свободы и революции.

Керенский вспомнил коммунистов во главе с Зюгановым, что на словах клеймил позором власть, а на деле жил, как и прежде, не пытаясь ничего изменить, как в своей жизни, так и в жизни народа. Подумав об этом, Керенский вернул усмешку Климовичу.

— Вот и всё, что я хотел бы от вас услышать. Теперь нужно поднять все архивы и найти на Плеханова весомый компромат. Он должен понимать, что его поведение целиком и полностью зависит от моей доброты. Пусть вещает с трибуны за революцию. Было бы хуже, если бы он жил на немецкие или на английские деньги, а так есть шанс, что его кураторы не будут отчаянно вмешиваться в его деятельность, а значит и в мою. Но вы должны понимать, что я сам не могу ему угрожать, эти функции должен на себя взять кто-то из Бюро.

Кто-то очень неприятный и очень страшный, но неумолимый, как айсберг, что несётся течением на беспомощный корабль в арктических водах. Вы меня понимаете?

— Понимаю, будем думать. Это не трудно сделать.

— Думайте, тогда жду от вас вечером доклад, а с утра пусть мне доложат о готовности пресс-конференции.

— Будет исполнено.

— Что же, тогда до завтра.

Керенский встал и, подойдя, крепко пожал руку Климовичу, посмотрев при этом в глаза. Тот ответил крепким рукопожатием, выдержал взгляд и ушёл, тихо прикрыв за собой дверь. А Керенский вызвал Мишку, пора было ужинать и отдыхать. Хватит уже на сегодня событий.

Глава 6. Пресс-конференция

«Пролетарское принуждение во всех своих формах, начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью, является, как ни парадоксально это звучит, методом выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи».

Н. Бухарин.

Мариинский дворец встретил Керенского раскатистым гудением взбудораженного чиновничьего улья. Керенский прошёлся по кабинетам, встречая везде подобострастные улыбки и показное уважение. И неожиданно для себя осознал, что у него нет никаких препятствий для назначения себя самого на любую должность. Вот захотел и назначил, и никто ему в этом помешать не сможет, кроме одного но…

Но чиновников и людей с государственного аппарата, работающих только на него, ещё не было. Все крупные революционные деятели были им уничтожены, почти. Оставшиеся в живых, такие как Плеханов и прочие, затаились, но были и другие, представители более мелких партий, ведомые лидерами и боевыми группами. И пятая колонна, в лице еврейской общины, тоже никуда не делась. Тот же Бунд, да и различные национальные партии, вроде Польской и Литовской, тоже были на месте. А финский котёл потихоньку бурлил, заваривая кашу своей независимости.

Климович докладывал об этом и о том, что там вовсю орудуют английские эмиссары и шведские офицеры. Финляндия оставалась втайне и негласно вотчиной Швеции, которая веками и управляла этими территориями до России. Вся верхушка Финляндии и все силовые структуры имели шведское происхождение. Это было опасно.

В большой зал Керенский вошёл вовремя, здесь уже был и князь Львов, и Коновалов, остальные же члены правительства не пришли, сочтя проводимое мероприятие уже не нужным и бессмысленным. В ожидании прибытия журналистов Керенский завёл разговор с князем.

— Как будем объявлять о нашем решении? Вы будете говорить или мне начать?

— Вам, конечно, вам, — замахал руками Львов. — Я только в конце скажу, чтобы подтвердить.

— Согласен, тогда нам надо решить насчёт состава нового правительства.

— Да-да, решайте, я вам не буду мешать.

— Да? Гм. Ну ладно, тогда я попрошу вас уже завтра организовать мне встречу с деятелями земств, министерства земледелия и продовольственного комитета. Также я хотел бы встретиться с обеими палатами сената, чтобы определиться с кандидатурами на другие посты. И с министерством иностранных дел, а также финансов. Это будет расширенная коллегия для взаимных консультаций.