— Сейчас не время быть мягким и нерешительным, — Керенский решительно дёрнул головой. — Или мы снова приведём в чувство армию или она окончательно развалится, потому что отступать нам уже некуда. А предателей в высшем офицерском составе оказалось немало и это очень прискорбно. Вы не изменили своему императору и поэтому, как я уже и говорил, мой выбор пал на вас. Впрочем, не буду кривить душой, до этого я предлагал эту должность генералу Юденичу, но он отказался от неё, мотивируя это тем, что недостоин. К тому же это случилось сразу после ареста Алексеева, и он не нашёл в себе необходимых душевных сил, чтобы занять эту должность.

— Я вас понял, а кто тогда будет начальником штаба?

— Пока генерал Деникин, но вы можете предложить свою кандидатуру. Генералу Деникину, я тоже не склонен доверять, но в то же время, пока мне его не в чем упрекнуть.

— А что с императором?

— Он под надёжной охраной моих людей. Я его освободил из-под стражи, одновременно заново арестовав, чтобы его не смогли привлечь ни на одну сторону и не взять в заложники. Да его жизнь сейчас тоже висит на волоске и было бы неправильным оставлять его под охраной лиц, что в любой момент могут нанести ему вред. Так что вы можете не переживать за него. Его жизнь, пока я у власти вне опасности.

— Вы меня изрядно ошарашили, господин министр. Но я согласен с вашим предложением. Когда мне приступать к своим обязанностям?

— Желательно, побыстрее Павел Карлович. Но, думаю, что раньше, чем через неделю, вам не следует ехать в войска. Нужно подготовиться к этому, разослать всем телеграммы с уведомлением, о занятии вами столь ответственного поста. Предупредить всех, чтобы не было эксцессов, ну и так далее.

— Хорошо, дней через пять я буду готов и выеду в Ставку.

— Хорошо. Нам предстоит многое сделать. Я принял решение снова возобновить военно-полевые суды, где карать дезертиров, убийц, грабителей и прочих преступников, дабы привести армию в чувство. Все полномочия вам будут даны для этого, а судей я вам пришлю. Расстрельные команды тоже. Вам предстоит разбираться с тыловыми гарнизонами, что отказываются ехать на фронт, но надеюсь, что мы с вами, что-нибудь придумаем для этого.

— Я полностью с вами согласен в этом, господин министр.

— Ну что же, тогда за дело, товарищ Верховный Главнокомандующий армии России.

— Всенепременно!

Пожав друг другу руки, они расстались в схожих, не сказать, чтобы радостных, но всё же в хороших чувствах. Расставшись с Реннекампфом, на следующий день Керенский вызвал к себе Климовича.

— Евгений Константинович, — когда Климович, — сказал Керенский. — Как вы считаете, есть ли у нас вами шанс удержать власть?

— Вы, Александр Фёдорович имели в виду есть ли у вас шанс?

Керенский усмехнулся, и провёл рукою по ёжику своих волос.

— Да. Но не опираясь на лично преданных мне людей, я не смогу удержать власть за собой, а вы не сможете её захватить, потому как вам тоже опираться не на кого, да и слишком это хлопотно скажу я вам. Народ не поймёт… Говорю вам начистоту. Неизвестно, что ждёт меня в будущем, и неизвестно, что там же будет ждать и вас. Поэтому нам нужно создать и сплотить команду единомышленников, чтобы не только захватить власть над страной, но и удержать её в своих руках. Надеюсь, вы это понимаете?

Климович, выслушав, сдержанно кашлянул, поёрзал на стуле, провёл несколько раз рукой по усам, невольно одёрнул сам себя за это и посмотрев на Керенского, сказал.

— Понимаю ли я это? Конечно, понимаю. У меня были определённые сомнения, но сейчас, я просто не вижу для себя другого пути. У меня также нет другого выхода, как и у вас. Благодаря вам, я спас многие жизни своих товарищей и друзей. Мне верят, и я могу с уверенностью смотреть в будущее, надеясь только на себя. Больше мне добавить нечего.

— Ну, что же, — подытожил Керенский, — я рад, что мы друг друга понимаем. Значит, я в вас, не ошибся. Но теперь нам нужно обдумать следующие наши шаги. Дело в том, что в своём нынешнем положении Россия не может удерживать свои национальные окраины и я считаю, для сохранения большего, следует пожертвовать меньшим.

А для этого нужно пообещать независимость всем прибалтам, в обмен на лояльность их боевых подразделений. Они будут знать, ради чего воюют и этим же мы защитим себя от необдуманных поступков собственного народа, который будут усиленно натравливать на нас, наши оппоненты из революционной среды.

— Вы хотите привлечь на свою сторону латышских стрелков?

— Да, но не только латышских, но и литовских, эстонских, польских, наконец. Всех тех, кто будет служить не только за деньги, но и за своё будущее. Как вам это?

— Я не совсем уверен в этом.

— Ну и хорошо, что не уверены. Достаточно того, что в этом уверен я. Прошу вас, Евгений Константинович, наладить связи с латышами, эстонцами и прочими и организовать мне встречу с их лидерами. Можете воспользоваться услугами и военного министерства, ведь это теперь можно сделать наверняка.

— Я понял, действительно это так. Я разберусь и доложу вам, Александр Фёдорович!

— Уж будьте так любезны, Евгений Константинович.

— Ест! Разрешите идти?

— Конечно, я вас больше не задерживаю.

Оставался вопрос кого назначить командующим Балтийским флотом. У него были две кандидатуры. Один — адмирал Развозов, другой — адмирал Григорович, бывший морской министр, которого уволили Гучков со службы.

Поразмыслив и посоветовавшись с адмиралом Курошем, Керенский решил назначить на эту должность, всё же Григоровича. Как известно, старый конь борозду не испортит, но и глубоко не пашет. А другого ему пока и не требовалось.

„Я берёг не самодержавную власть, а Россию. Я не убеждён, что перемена формы правления даст спокойствие и счастье народу. Я схожу с ума, когда думаю о перспективах России, мы станем самым великим народом, самым великим государством, всё в мире будет делаться с нашего разрешения.“

Николай II

Керенский сидел в своём кабинете, что находился в Смольном и выжидательно молчал, смотря на собравшихся своих подчинённых. К сожалению, он не мог их назвать единомышленниками, но кому сейчас легко?

Как говорится, не было бы хуже. Помимо Климовича, Брюна, Раша, присутствовал ещё Секретёв и Щегловитов. Остальных приглашать не было смысла. Ренненкампф пока ещё не вступил в должность, да ему и рано было знать обо всём. Всё же он не был с самого начала с Керенским и должен заниматься армией, а не политикой.

Политикой будет заниматься Керенский.

— Итак, господа, я собрал вас, чтобы обсудить ключевые вопросы нашего будущего, а значит и будущее нашего государства. Я хочу выставить на обсуждение ряд вопросов, которые назрели сегодня. И первый вопрос, это концепция Единой и Неделимой России. Готовы ли мы отпустить из состава Российской республики, Польшу, Финляндию и прибалтийские государства? Прошу вас господа выражать своё мнение, как оно есть.

Климович, тут же произнёс.

— Я считаю, нужно отпустить их.

— Не согласен! — генерал Брюн, аж привстал с места.

Керенский коротко взглянул на него и перевёл взгляд.

— Ваше мнение, генерал Раша?

— Я считаю, что Польша уже и так по факту от нас отделилась и это скорее будет жестом доброй воли с нашей стороны, чем реальным принятием решения об установления ею независимости. Что касается остальных территорий, то я не готов ответить.

— Генерал Секретёв?

— Я приму любое ваше решение, Александр Фёдорович. Я отлично знаю автомобили и умею управлять воинскими подразделениями, но в деле управления государством я пас. Я старый солдат и не умею этого делать.

Эти слова, вызвали у Керенского улыбку, напомнив аналогичные из одной старой советской комедии.

— Спасибо за доверие. Действительно, тогда я хотел бы услышать то, что нам скажет господин Щегловитов, который уж точно намного опытнее в управлении империей, чем мы вместе взятые.