— В связи с необходимостью вашего допроса из-за очередного покушения на жизнь товарища Керенского. Вас перевезут в Петроград, чтобы вы не могли избегнуть следствия, а также для того, чтобы следствие не затягивалось.

— Я не имею никакого отношения к покушению на господина Керенского.

— Охотно вам верю, но у меня приказ. Керенский лично хочет допросить вас. Прошу вас собрать вещи и следовать за мной.

— Много вещей с собой брать?

— Возьмите всё нужное для проживания в течение недели. Остальные вещи и ваш гардероб будут доставлены позже. Времени крайне мало, и в ваших же интересах переехать ночью, чтобы не возникало досужих вымыслов и возможных препятствий или эксцессов на нашем пути.

Николай II пристально посмотрел в глаза капитану, пытаясь прочесть в них его намерения или увидеть свой приговор. Но глаза Осинова были абсолютно спокойны. У него был приказ доставить императора живым и здоровым до Петрограда, и он его исполнит любой ценой. А что там будет дальше, это не его ума дело.

В первом часу ночи, погрузив семью императора и его самого в два крытых легковых автомобиля, сопровождаемая двумя грузовиками с охраной, процессия выехала в сторону Петрограда.

Не доезжая до города, капитан остановил конвой и, подойдя к дверце автомобиля, где сидел император, открыл её и сказал.

— Выходите, господин Романов.

Император спокойно посмотрел на штабс-капитана и произнес.

— Мы не доехали до Петрограда.

— Да, но это не важно.

Николай II кивнул своим мыслям, он всё понял. Ни слова больше не говоря, император вылез из автомобиля.

— Куда мне идти?

Штабс-капитан повёл револьвером в сторону броневика.

— Туда.

Император с тоской бросил взгляд на машину, где сидели его жена и сын, выпрямился и зашагал в сторону броневика. Штабс-капитан, зажав в правой руке револьвер, последовал за ним. Дойдя до броневика, он неожиданно обогнал царя и застучал по железной дверце рукоятью револьвера.

— Эй, там, открывайте, черти.

Внутри броневика послышались чертыхания, и железная дверца распахнулась настежь.

— Входите, вашество, дальше будет опасно, а в броневике надёжнее, вон табуретка.

Николай II всё же не смог скрыть удивления. Быстро взглянув на своего провожатого, он нагнулся и нырнул в железное нутро броневика. Табуреток было две, одна для императора, другая для штабс-капитана. Как только они уселись, водитель включил первую передачу, и броневик, загрохотав бензиновым мотором, тронулся с места.

Окон в броневике не было. Пулемётчик, стоя у амбразуры, трясся на колдобинах, внимательно вглядываясь в ночь. К утру весь конвой прибыл к Смольному. Выпустив пассажиров, их увели в помещения при Смольном соборе, которые с двух сторон одноэтажным полукольцом примыкали к величественному зданию бело-синей окраски.

Разделив семью, штабс-капитан сдал всех на руки Климовичу и вместе с караулом отправился спать.

***

Как только увезли императора с семьей, полковник Кобылинский бросился к телефону. Сначала он набрал номер кабинета в правительстве Керенского, но трубку никто не брал. Плюнув, он стал орать на телефонисток, чтобы ему нашли Керенского, но они не знали, где его искать. Отчаявшись, и в тоже время уверенный в том, что здесь не всё так просто, Кобылинский стал искать князя Львова и смог найти его по домашнему телефону.

— Аллё! — послышался в трубке заспанный голос.

— Аллё? Это полковник Кобылинский, господин председатель, только что у меня забрали Николая II люди из Бюро, по приказу Керенского.

— Что вы говорите?! — сон мигом слетел с Львова, — это точно были люди Керенского?

— По всей видимости, да, они привезли подписанные им бумаги.

— Ну, раз привезли, и это его люди, то зачем тогда волноваться? Завтра утром я всё узнаю, и мы примем самые решительные меры.

— Но если это не его люди?

— Значит, потом мы будем искать императора. Вы же понимаете, я ничего не могу сделать! Керенский решил, Керенский несёт ответственность. И если Керенского обманут, то Керенский и будет искать, и прошу вас больше не беспокоить меня по подобной ерунде, полковник, — и князь Львов бросил трубку.

Уже глядя на стоящий молчаливый телефон, он пробормотал про себя.

— Как я от всего этого устал, надо бросить все дела и уйти в монастырь, я ничего не хочу, мне ничего не надо, но на всё воля Божья! — и, перекрестившись три раза, Львов побрёл к оставленной постели, где, приняв успокоительные капли, быстро заснул.

Полковник медленно опустил трубку и задумался. Шла непонятная для него игра, или это начался хаос. Назначая на эту, в высшей степени ответственную должность, его предупредили, что, если он будет сомневаться в законности изъятия из-под караула императора, нужно обязательно позвонить по одному телефону, номер которого он хорошо запомнил наизусть.

И сейчас он воспользовался этой возможностью. На самый крайний случай, при попытке освобождения из-под стражи императора, он должен был убить и его, и цесаревича.

— Аллё! Это полковник Кобылинский.

— Я слушаю вас внимательно, — слишком правильно говорящий по-русски голос был абсолютно спокоен, как будто на часах время было не половина первого ночи, а десять часов утра.

— Только что по приказу Керенского у меня из-под охраны был изъят император, вместе со всей его семьёй.

— Вам предоставили при этом документы?

— Да, они подписаны Керенским.

— А сколько людей было, и кто это?

— Это были люди Бюро и с ними прибыли два грузовика охраны.

— Я понял вас, благодарю, — и на том конце повесили трубку.

***

Утро для Керенского наступило неожиданно. И началось оно с того, что заспанный до крайности Мишка пришёл будить неожиданной вестью.

— Императора привезли.

— Куда?

— А я не знаю, стало быть сюда, сынульку его видел и дочерей.

— Ясно, это хорошо. Климович здесь?

— Да.

— Передай, что я поехал в правительство, а ему надлежит императора сторожить, как зеницу ока.

— Есть, вашбродь, как есть передам.

Керенский умылся, почистил зубы и, посмотревшись в зеркало, задержал взгляд на своем вечном ёжике на голове. Ну, что тут поделать? Он и сам уже стал похож на ежа, небольшого, но очень жёсткого ежа, сплошь усеянного ядовитыми иголками.

Знал бы тот, прежний Керенский, кем он сейчас стал. Да только что мог знать тот Керенский, кроме инструкций Антанты, да своего желания власти, того, что он ни при каких обстоятельствах не смог удержать в руках. Шпион, он и в Африке шпион, шпионом и останется. Не случайно он постоянно врал и прятал при этом руки. Когда ты этим постоянно занимаешься на глазах у всех, физиологические ненормальные реакции могут с головой выдать своего хозяина. Но людям, знающим это, а не простым обывателям.

Пригладив волосы или, вернее, встопорщив их ещё больше, Керенский сел в машину, ожидающую во дворе Смольного, и отправился в правительство. Машина быстро ехала по улицам, уже очистившимся от снега и льда, но грязи на дорогах ещё хватало. Коммунальные службы по-прежнему бездействовали, но количество откровенно маргинальных и уголовных физиономий в городе изрядно уменьшилось.

Подкатив к Мариинскому дворцу, автомобиль остановился, впереди едущий автомобиль тоже, следовавший позади грузовик затормозил, и с него горохом посыпались солдаты.

Сам же Керенский, нацепив на пояс кобуру с револьвером, хлопнул дверцей и заспешил ко входу. Войдя в здание, Керенский сразу направился в свой кабинет министра внутренних дел. Увидев босса, Вова Сомов тут же вскочил со своего места.

— Александр Фёдорович?!

— Сиди, Вова, как обстановка?

— А! О!

— Нормальная?

— Да, э…

— Я же говорю, все живы, всё хорошо, а я вот…

Керенский схватил пистолетную кобуру и рывком вынул оттуда браунинг, после чего наставил его на Сомова, онемевшего то ли от страха, то ли от удивления.

— А я вот тренируюсь убивать. Охрана не справляется, приходится самому тренироваться. Ничего, скоро пулемёт мне принесут, потренируюсь из него стрелять. Полезная вещь, советую и тебе, Вова, пригодится…