В этой совершенно традиционной конфигурации, когда дочери брачного возраста должны были подчиняться родительской власти, выбор позиции «матери-наперсницы» являет собой своеобразный переход к современности, когда дочери завоевывают независимость, но в то же время вынуждены самостоятельно совершать выбор и нести ответственность за собственную непоследовательность, без возможности обвинить в ней кого-то, кроме самих себя. Норберт Элиас замечает, что такой переход принуждения во внутренний мир противоречит по своей сути цивилизационному развитию, так как все, что мы отвоевываем, отстаивая собственную свободу во внешнем окружении, мы вынуждены оплачивать возрастанием внутреннего напряжения[35].

Юная Анжелика мечется и не может сделать окончательный выбор между подчинением материнскому авторитету и собственным правом на любовь, а потому вынуждена соглашаться и с тем, и с другим, так как ее мать замаскировала свою власть попустительством, и, таким образом добилась послушания дочери, не потеряв ее любви. Растерянность и ужас, которые испытывает дочь, – это точная иллюстрация современной ситуации. Дочери, конечно, не обязаны, как в прежние времена, выходить замуж по выбору матерей, но отныне, обретая свое женское предназначения, они должны усвоить унаследованную от матери-законодательницы роль, а, следовательно, дочь перенимает и двойственность матери.

Когда дочери достигают брачного возраста, некоторые матери проявляют свою власть не только в том, что могут запрещать или принуждать к чему-либо своих дочерей, но также принимают решение о замужестве и побуждают, организуют и даже выбирают мужей дочерям. В этом и заключается классическая роль матери-свахи и очень широко распространенный обычай (сватовство) в самых различных обществах[36].

Но почему это упорное стремление стольких матерей выдать свою дочь замуж проявляется не только пассивно – как желание увидеть их замужними, но и активно – то есть способствовать осуществлению этого замужества? Тому есть множество причин. Объективно существует некий коллективный интерес всей семьи в целом, с точки зрения управления родовой стратегией. Он обеспечивается благодаря выгодному замужеству дочерей, так как оно укрепляет социальное или материальное положение всех родственников: и настоящих, и будущих. В этом случае мать становится наилучшим представителем общесемейных интересов, при этом самым близким к дочери и способным воздействовать на нее человеком. Это прекрасно осознает героиня из романа Жипа «Свадьба Шиффонов» (1894): «Она так боялась, что я не смогу удачно выйти замуж! Не ради того, чтобы я была счастлива, нет, только из тщеславия».

Субъективно мать, чьей дочери удалось избежать ее излишнего влияния, предпочитает, хотя бы в отдаленном будущем, но все-таки сыграть свою роль, чем быть исключенной из процесса выбора счастливого избранника – своего зятя. Соответственно, она получает возможность вновь «по доверенности» пережить первые волнения влюбленности, которые ей самой теперь недоступны, и идентифицировать себя с юной девушкой, разделить с ней радость помолвки, вспоминая при этом собственное замужество. Как иначе можно истолковать столь горячее желание большинства матерей сыграть роль свахи для своих дочерей, да и для чужих, если представится такой случай?

Литература отнюдь не бедна описаниями семейных интриг, которые плетут матери, вкладывая в них всю свою энергию. Вместо того чтобы приводить многочисленные примеры, обратимся к случаю полнейшего смешения противоречивых интересов: чувств дочери, материнского тщеславия, меркантильных интересов всего остального семейного окружения. Речь идет о романе Генри Джеймса «Трудный возраст» (1899). В предисловии к нему автор сам уточняет, что главной темой являются «разногласия, возникающие в некоторых семьях у все еще цветущих матерей, когда на первый план выходит какая-нибудь из дочерей. Иногда этот момент несколько запаздывает, иногда внушает страх матерям, но никогда не может быть отменен совсем». Невозможно «пережить иначе, как кризис, появление в гостиной, начиная с определенного возраста, юной дочери, которую до той поры безжалостно держали взаперти». Хотя мать по-прежнему старается всем нравиться и поддерживать в своей гостиной относительно свободный тон беседы, присутствие дочери среди взрослых с той поры, как она достигла этого «трудного возраста», когда требуется найти ей мужа, – необходимость ее присутствия превращается во внутреннюю проблему матери. Эта проблема вызывает у нее столкновения между индивидуальными и семейными интересами. Даже более того, всеобщими интересами – семьи и самой дочери, так как та должна начать «выходить в свет».

Интрига здесь осложняется еще и тем, что помимо дочери в романе фигурируют еще две юные особы на выданье, чьи судьбы иллюстрируют две различные «брачные стратегии» в аристократическом обществе Англии конца девятнадцатого века. Это Нанда, дочь мистера и миссис Брукенгем, и Эгги, племянница обедневшей итальянской графини, которая заменяет ей мать. Обе они плохо или совсем не обеспечены. Эгги красива («намного красивее, чем две другие»), но ее с большой натяжкой можно назвать образованной, к тому же она не слишком умна. Нанда не блещет красотой, но отличается интеллектом и умением поддержать непринужденную беседу.

Вопрос о достоинствах каждой из девушек как потенциальной супруги, безусловно, является главным в брачных стратегиях. Так, графиня старается компенсировать косноязычие племянницы, превознося ее невинность. Что касается госпожи Брукенгем, от нее редко можно услышать дифирамбы красоте дочери. Вот какой, не самый привлекательный портрет Нанды, рисует один из претендентов на ее руку: «Она не обладает прекрасными чертами лица. Однако у нее есть шарм, природная прелесть. Но красота в Лондоне, [...] сверкающая, блестящая, очевидная, поразительная красота – такая же очевидная, как панно на стене, как реклама мыла или виски, нечто такое, что понятно всем, также продается или покупается и имеет свою цену на рынке, особенно, для женщины, у которой дочь на выданье. Это внушает бесконечный ужас и составляет для бедной пары, я говорю о матери и дочери, своего рода социальное банкротство. [...] Более того, не находите ли вы, что в этом заключена тяжелая проблема для бедняжки Нанды. Проблема, которая определенным образом занимает столько места в серьезной маленькой жизни ее матери. Какой у нее будет вид, что о ней подумают, и окажется ли она способна хоть что-то сделать для дочери? Ведь она в том возрасте, когда все: я говорю о внешности и возможной будущей красоте, – все еще так зыбко. Но от этого столь многое зависит».

Миссис Брукенгем недовольна появлением дочери в своей гостиной. Во-первых, потому что дочь может нарушить свободное течение беседы, а во-вторых, это может помешать матери, так как она сама в некоторой степени влюблена (или уже стала любовницей?) в мистера Вандербанка, соблазнительного, но очень бедного молодого человека, за которого Нанда надеется выйти замуж. Что касается итальянской графини, она прилагает все усилия, чтобы обеспечить собственное будущее и будущее племянницы, стараясь, насколько это в ее силах, представить Эгги в самом выгодном свете. Она пытается уберечь ее от любых излишне вольных разговоров, которые могут повредить невинности, свойственной девственнице. Эта тетушка-сваха сама имеет тайную связь с разорившемся аристократом, живущим за счет своего друга Митчи, молодого человека очень скромного происхождения, некрасивого, но обаятельного, умного и, самое главное, обеспеченного.

Обе свахи мечтают о Митчи как о муже для своих дочерей: графиня – потому что он богат, а миссис Брукенгем – потому что, как изящно объясняет его друг и соперник Митчи, «она хочет заполучить «старину Вана» для самой себя». Митчи влюблен в Нанду, но в конце концов женится на Эгги по просьбе самой Нанды, которая обеспечивает себе таким образом свободное пространство, надеясь получить предложение руки и сердца от Вандербанка. Нельзя сказать, что она совсем не замечает, что вступает в соперничество с собственной матерью (у которой не осталось никаких иллюзий по поводу ее чувств на этот счет: «А!» – спокойно сказала миссис Брукенгем, – «Она так меня ненавидит, что способна на все, что угодно»). Дополнительное обстоятельство: Вандербанк столь же малообеспечен, как и она сама. И никто не выдаст малообеспеченную девушку замуж за мужчину без средств.