Она открыла учебник алгебры на странице с домашним заданием, которую заложила листком с написанными на нем именами Бойда, Стива, Кэма и Пита, по меньшей мере двадцать раз каждое. Все вместе они составляли ее любимую подростковую поп-группу «Здесь и сейчас». Такие славные парни. Особенно Кэм. Ее лучшая подруга Эмма Дин тоже так считала. Ах эти дерзкие голубые глаза и небрежно взбитые светло-русые волосы!
Быть может, я сумею помочь. Его родители расстроятся, но хотя бы узнают правду.
– Заткнись, Абба-Ду! Где твои мозги, Абба-Ду?
Если 5х – 4?=?26, то чему равняется х?
– Шестидесяти триллионам, вот чему! – буркнула она. – Какая разница?
Ее взгляд снова упал на имена юных музыкантов, выведенные плотным курсивом, который очень нравился им с Эммой («Так романтичней», – заявила подруга Абры), и внезапно все это показалось ей очень глупым и по-детски наивным. Они резали его ножом, слизывали его кровь, а потом сделали с ним и вовсе нечто ужасное. В мире, где могло происходить такое, увлечение мальчишечьей группой выглядело ничтожным, неправильным и недостойным.
Абра захлопнула учебник, спустилась вниз (клик-клик-клик из папиного кабинета не умолкало) и зашла в гараж. Она выудила из мусора номер «Шопера», вернулась к себе и разгладила смятую газету на столе.
Перед ней снова возникли все эти лица, но сейчас ее интересовало только одно из них.
Сердце Абры гулко стучало – тум, тум, тум. Ей бывало страшно и прежде, когда она сознательно использовала дальновидение или читала чужие мысли, но сейчас ею овладел особый страх. Она такого никогда не испытывала.
И что ты будешь делать, если все узнаешь?
Этот вопрос она оставила на потом, потому что вполне могло ничего не получиться. Мелкая, трусоватая часть ее личности втайне надеялась на это.
Абра положила на снимок Брэдли Тревора кончики двух пальцев левой руки, потому что ее левая рука обладала лучшим «зрением». Она бы положила все пять пальцев (а если бы это был предмет, взяла бы его в руку), но фото оказалось слишком мало. Пальцы полностью закрыли снимок, но она продолжала его видеть. И вполне отчетливо.
Голубые глаза, как у Кэма Ноулза из «Здесь и сейчас». На фотографии этого не было видно, но они оказались такого же глубокого оттенка. Теперь она знала это.
Правша, как и я. Но владел и левой рукой, тоже как я. Именно левая рука предвидела, какая будет подача: силовая, крученая или…
Абра чуть слышно охнула. Мальчик-бейсболист тоже знал.
Они с ним действительно были похожи.
Все верно. Именно поэтому они его и выбрали.
Она закрыла глаза и увидела перед собой лицо. Брэдли Тревор. Для друзей – просто Брэд. Бейсболист. Иногда он носил кепку козырьком назад, как некоторые великие игроки. Его отец – фермер. Его мама пекла пироги и продавала их через местный ресторан и со своего придорожного лотка. Когда самый старший брат уехал учиться в колледж, Брэд забрал себе все его диски с музыкой группы «Эй-си/Ди-си». Ему и его лучшему другу Элу особенно нравился хит «Большие шары». Они любили валяться на постели Брэда, подпевать музыкантам и хохотать до колик.
Он прошел через кукурузное поле, и там его ждал мужчина. Брэд подумал, что он хороший, добрый человек, потому что…
– Барри, – чуть слышно прошептала Абра. За прикрытыми веками ее глазные яблоки метались, как у человека, который видит очень живой сон. – Его звали Барри Скиталец. И он обманул тебя, Брэд. Так ведь?
Но не один только Барри. Если бы он был там один, Брэд мог догадаться. К этому приложили усилия все Люди-с-Фонариками: они внушили ему мысль, что сесть к Барри в грузовик, или кемпер, или на чем он там еще мог приехать, будет безопасно, потому что Барри хороший и добрый. Барри – друг.
И они забрали его с собой…
Абра постаралась заглянуть дальше и глубже. Ее сейчас не интересовало, что видел Брэд, потому что видеть он мог только серый коврик. Он лежал связанным клейкой лентой, лицом в пол той машины, которую вел Барри Скиталец. Но ей это не мешало. Теперь, настроившись на нужную волну, она значительно расширила свое поле зрения. Она смогла увидеть…
Его перчатку. Бейсбольную перчатку фирмы «Уилсон». И Барри Скиталец…
Внезапно эта часть видения пропала. Она могла вернуться потом, а могла и не вернуться.
Наступил поздний вечер. Абра ощутила запах навоза. И была бывшая фабрика. Или какой-то
(заброшенный)
старый завод. Туда направлялась длинная кавалькада автомобилей – несколько небольших, но в основном крупных, а пара – вовсе огромных. Фары они выключили, чтобы оставаться незамеченными, но на небе сияла луна в три четверти. Достаточно света, чтобы сориентироваться. Они проехали по разбитой гудронированной дороге, миновали сначала водонапорную башню, потом амбар с провалившейся крышей, потом распахнутые ржавые ворота, потом какой-то знак. Он промелькнул так быстро, что Абра не успела его прочитать. А потом сам завод. Заброшенный завод с обвалившимися трубами и выбитыми стеклами. Еще один знак, и на этот раз в лунном свете ей удалось разобрать слова: «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН ПО РАСПОРЯЖЕНИЮ ШЕРИФА ОКРУГА КАНТОН».
Они заехали за здание и там принялись мучить Брэда, мальчика-бейсболиста, и продолжали мучить, пока он не умер. Абра не хотела на это смотреть и заставила образы вернуться назад. Это было немного трудно, как открыть бутылку с очень плотно пригнанной пробкой, но ей удалось. Вернувшись к нужному месту, она снова стала смотреть.
Барри Скитальцу понравилась бейсбольная перчатка, напомнившая ему собственное детство. И потому он натянул ее себе на руку. Он примерил ее и принюхался к запаху масла, которым Брэд натирал кожу, чтобы не рассохлась, и несколько раз ударил кулаком по карману…
Но видение шло вперед, и она забыла о перчатке Брэда.
Водонапорная башня. Разрушенный сарай. Ржавые ворота. И первый знак. Что же все-таки на нем написано?
Нет. Слишком быстро, даже при ярком лунном свете. Абра снова перевела видение назад (к этому моменту ее лоб от напряжения покрылся бисеринками пота) и стала смотреть еще раз. Башня. Амбар с провалившейся крышей. Будь готова, сейчас появится то, что тебе нужно. Ржавые ворота. И – знак. На этот раз она сумела прочитать текст, хотя и не была уверена, что все поняла правильно.
Абра схватила листок, на котором с такой глупой тщательностью выводила имена музыкантов, и перевернула. Быстро, опасаясь забыть, она записала все, что увидела на знаке при въезде: «ОРГАНИК ИНДАСТРИЗ», «ЭТАНОЛОВЫЙ ЗАВОД № 4», «ФРИМАН, АЙОВА» и «ЗАКРЫТ ДО ОСОБОГО РАСПОРЯЖЕНИЯ».
Хорошо. Теперь Абра знала, где убили его и где – в этом не было сомнений – закопали тело вместе с бейсбольной перчаткой. Но что дальше? Если она позвонит в Центр розыска пропавших детей, там услышат детский голос и не придадут ее словам значения… Или пришлют к ней полицию, которая арестует ее за шутку над и без того несчастными и безутешными родителями мальчика. Затем она подумала о маме, но, учитывая состояние Момо, ее кандидатура сразу отпала. У мамы хватало забот и огорчений.
Абра поднялась, подошла к окну и посмотрела на продовольственный магазин под названием «Сломя голову» (который старшеклассники переименовали в «Дурную голову», потому что на задворках магазина среди мусорных баков очень удобно было курить травку), а потом на Белые горы, вырисовывавшиеся на фоне ясной синевы сентябрьского неба. Она начала тереть губы – нервная привычка, от которой родители старалась ее отучить. Но их сейчас не было рядом, так что плевать на это. Плевать на все условности.
Папа сидит внизу, совсем близко.
Но ему она тоже не хотела ни о чем рассказывать. Не потому, что боялась помешать закончить книгу. Она заранее знала, что он не захочет вмешиваться ни во что подобное, даже если поверит ей. Чтобы понять это, не стоило тратить усилия, читая его мысли.
