— Хороший, наверное, человек, — заметил Арсений. — Как родной отец тебе…

— Очень, — прошептала Света и снова почувствовала тоску по домашним. — Хотела позвонить маме или ему, а ты симку вытащил… Зачем?

— Боялся, что тебя вычислят. А Дунаев умудрился по-своему мозаику сложить. Через меня зашел.

— Поцелуй меня, Сенечка, — попросила она, напрочь отметая все страхи и переживания. — Поцелуй меня.

Гаранин рыкнул, давая понять, что его дважды просить не надо, и, скосив глаза на Олеську, самозабвенно играющую в его компьютере, подхватил Свету на руки. Он отнес ее в зимовку и, рухнув рядом на колени, потянулся к ней губами.

— Маленькая моя, — прохрипел он. — Как же хорошо, что ты меня выбрала!

После гибели Надежды Генка и Петька остались в Курыгино одни. Они пару раз наведались в избу покойницы и утащили оттуда все консервы и водку. Потом достали из погреба банки моченых грибов и бутыли с бражкой.

— Сено еще можно продать? — со знанием дела предпожил Генка.

— Как ты его отсюда увезешь? — хмыкнул Петька. — У нас ни лошади, ни вездехода. Только мотоцикл с коляской.

— И тот Наполеона помнит, — нехотя бросил Генка.

Поэтому, когда за сеном заявились Люба с Павкой, оба брата спорить не стали, а даже вызвались подсобить по-дружески.

— Сеня знает, что вы в Надькину хату лазаете, — предупредил Павка, нимало не озаботившись сообщить, что Гаранин в курсе его стараниями. — Мне вот разрешил сено забрать…

— Сеня выдал сено, — пробурчал Петька, а Генка захохотал, как припадочный. Потом разговор перекинулся на «жену» Гаранина, на новых постояльцев в доме Демьянки.

— Сам такой праведный, — скривил губы Генка. — Всех жить учит, а в чужую избу постояльцев пустил.

— А он и не пускал, — справедливости ради заметил Павка. — Даже подрался там с одним типом. Жестоко рубились. Чуть не поубивали друг друга. Я, когда обратно ехал, даже пятна крови на снегу приметил.

— И кто же победил? — сплюнув за землю, поинтересовался Петька. — Пришлый или Дергайкин?

— Света с дубиной прибежала и давай махать. Вот драка и закончилась, — веселясь сообщил Павка. — Но чужаки так в доме и остались. Может, Демьянка им разрешила?

— Если из Питера, то она. Нам-то что? — усмехнулся Генка, вилами укладывая сено на самый верх обоза. — Ну вот и все, — повернулся он к Павке. — Вашим лошадкам до весны хватит.

— Точно! — радостно согласился Павка и, хлопнув Луну по боку, повел к своей деревне. Рядом засеменила Люба, на ходу поправляя чуть не свалившийся ком утрамбованной прошлогодней травы.

Когда лошадь и путники исчезли за поворотом, Генка хитро глянул на брата и, почесав репу, пробурчал довольно:

— Я придумал, как нам икону достать…

— И как же? — насторожился Петька. — Гаранин как прибитый сидит. Никуда не выходит из-за своей жены. И до церкви за пять минут домчится. Мы же засекали.

— Он нам сам принесет икону в обмен на Свету, — азартно прошептал Генка. — Девку украдем…

— Сдурел, что ли? Она дерется как бешенная, — округлив глаза, вскинулся Петька.

— А кто сказал, что мы сами ее захватим? Давай наймем того мужика, с которым сегодня Гаранин дрался. Он захочет Сеньке отомстить.

— А чем расплатимся?

— Когда бабки за икону получим, рассчитаемся. А если и в церкви поможет, то в долю возьмем. Самим все равно не справиться.

— Голова, — сипло бросил Петька. — Отличный план.

С раннего утра Дунаев пребывал в бешенстве. Лера спала отдельно и даже не смела показаться ему на глаза, прилюдно получив вчера вечером оплеуху.

«Совсем обалдела, гадина, — рыкнул про себя Станислав Иванович. — Распоясалась стерва! Ну да ничего, лапочка, я гаечки прикручу. Любила богатого, полюбишь и бедного, — зло подумал он, вспоминая, как вчера в ресторане случайно выяснилось, что основные карты оплаты заблокированы, а платежи проводит только чахоточный банк в Шанхае, где лет пять назад по случаю Дунаев открыл счет. А все эти именитые банки Европы сочли его деньги грязными и арестовали счета. — Знал бы прикуп, жил бы в Сочи», — поморщился Дунаев, прекрасно понимая, что, кабы предугадал такое развитие событий, сейчас бы как сыр в масле катался. А так…

Да еще эта идиотка Лера на обратном пути заканючила, как маленькая.

«Папочка, купи мороженку! — мысленно передразнил жену Дунаев. — Вот и получила по морде прямо на улице. Зато впредь неповадно будет!»

Он тяжело поднялся из ротангового кресла, стоявшего на балконе спальни, и медпенно побрел на поиски жены.

«Прятаться она вздумала, — раздраженно пожаловался Таракан сам себе. — Я тебе спрячусь, курва!»

Дунаев заглянул в гостиную, где убирался маленький тщедушный паренек.

— Доброе утро! — поприветствовал тот на неплохом английском.

— И тебе не хворать, — поморщился Станислав Иванович и отправился дальше. В просторной столовой пожилая строгая горничная уже накрывала стол, аккуратно раскладывая льняные салфетки и расставляя фарфоровые подставки для яиц.

«До конца года вилла оплачена, — сам себе напомнил Дунаев. — На продукты и прислугу пока хватит. А там видно будет… Знать бы, откуда прилетело? — мысленно почесал он репу и тут же чуть не стукнул сам себя. — Витюша, мой дорогой, небось ты ход сделал? Глупо, мальчик мой, ох глупо. Завтра-послезавтра уголовное дело прикроют, через год — другой вернусь и отплачу. Не жалуйся тогда, Витюша».

Кляня себя последними словами, что сам позвонил Пахомову и все ему выложил, Дунаев заметался по вилле в поисках Лерки. Жену он нашел в ванной. Лера сидела на низенькой банкетке перед большим зеркалом в резной раме и внимательно рассматривала свое глупое личико. Увидев в отражении мужа, она повернулась с улыбкой.

— Вот видишь, нехороший, — проворковала она, показывая на маленькую припухлость. — Теперь синяк на всю щеку. Ни в ресторан пойти, ни на танцы.

— Нормальные бабы в твоем возрасте детей сиськой кормят, а не по кабакам шляются, — рыкнул Дунаев, направляясь к ней. — Но я из тебя эту дурь выбью, — пригрозил он, справедливо полагая, что если не может дотянуться до Пахомова и его влиятельного родственника, то уж поквитается за все с Леркой.

— Да ты же сам не хотел, — недовольно хмыкнула Лера. — И мне фигуру ни к чему портить!

Дунаев не сдержался и отвесил пощечину, собрался ударить еще раз, но жена успела подскочить и броситься наутек с криками «спасите, помогите, убивают!»

Таракан схватил ее за руку. Вывернул до упора. Жена закричала и, чтобы ослабить боль, начала оседать. Дунаев толкнул ее и пошел прочь.

— Козел вонючий, — промычала заплаканная Лера, надеясь, что муж уже далеко. Но он услышал и вернулся. Она, испугавшись новых побоев, сделала шаг назад, потом в страхе попятилась и упала навзничь.

— Вставай, дура, — пробурчал Дунаев, — больше бить не стану.

Но Лера будто не слышала его и все еще лежала на красной блестящей плитке, словно птица без крыльев.

— Эй, — позвал Дунаев, — я что сказал?

В этот момент в ванную заглянул уборщик, что-то лопоча себе под нос. Потом вскрикнул и бросился опрометью к горничной. Та вызвала полицию.

— Несчастный случай, — попытался объяснить Дунаев. — Моя жена поскользнулась и упала. У меня на глазах.

— Кто-нибудь еще видел? — равнодушно поинтересовался тощий полицейский.

— Нет, мы были одни, — пожал плечами Дунаев.

Потом дала показания прислуга. И с их слов выходило, что белый господин истязал жену, а она кричала, что он ее убивает.

Дунаев до конца не верил, что его обвинят в убийстве, но кто-то из дознавателей не поленился пройтись по окрестностям, и местные торговцы рассказали о вчерашней пощечине, подтвердив версию прислуги.

Тонкие металлические наручники защелкнулись на запястьях. Дунаев осознал, что впервые в жизни ему предстоит отвечать за то, что не совершал, а доказать или защитить себя нет ни малейшего шанса.

— Позовите российского консула, — велел он, а сам подумал, что за всю свою сознательную жизнь многих подставил, кого-то подвел под петлю, а кого-то под статью. Но никогда сам дпя себя не предполагал такой участи. И винить получалось некого.