Шейла встревоженно покачала головой и продолжила:
– Все это так на него не похоже. Он обожает нашу квартиру и, как правило, терпеть не может что-либо менять. Я много лет донимала его, чтобы обновить стены – вся краска на них облупилась, а он отказывался меня слушать. Он не желает избавиться хотя бы от части книг, заполонивших наше жилище.
Оливер кивнул в знак согласия и произнес:
– Когда я робко заикнулся о том, что, может быть, наступило время перебраться в более просторный офис, он зарычал, как медведь, и прочитал мне длиннющую лекцию о прелестях скромной жизни.
– По правде говоря, – сказала Шейла, – я просто ошеломлена. Прошло всего два дня, а я возвратилась практически к другому человеку. – Она снова покачала головой. – Я делала все, чтобы добиться от него объяснения, но Роджер сказал, что таково веление времени, а мы обитаем в раю для дураков, и он вдруг это понял. Я заявила, что это полная чушь и что я ему не верю. Затем мы, естественно, разругались, а среди ночи я вдруг услышала, как он бродит туда-сюда по гостиной, увидела, что он включил все лампы. Обычно он спит так, словно его трахнули молотком по черепу. Честно говоря, я очень встревожена. Он разумный человек, а все это настолько иррационально… Я решила встретиться с тобой, чтобы спросить, не заметил ли ты что-нибудь…
Оливер молчал, ожидая, пока официант закончит расставлять перед ними тарелки. Он барабанил пальцами по столу, серьезно глядя на Шейлу печальными светло-серыми глазами.
– Да, – сказал он, когда официант удалился, – что-то действительно происходит. Вчера утром, появившись на работе, он долго расхаживал по офису, а затем принялся изучать замок на входной двери. Мы ее всегда держали открытой. Что у нас можно украсть, кроме тысячи отвергнутых рукописей? Изучив замок, Роджер обратился к нашей милейшей секретарше мисс Уолтон и потребовал, чтобы та обеспечила замену дверей. Новые двери, заявил он, должны иметь окно с пуленепробиваемым стеклом, какие устанавливают в банках. Кроме того, дверь следует оборудовать домофоном, чтобы иметь возможность общаться с посетителями. Но и это еще не все. С этого момента мы не смеем поднимать трубку телефона. Лишь мисс Уолтон станет отвечать на звонки и будет соединять нас, предварительно выяснив, кто звонит и по какому поводу. Когда я спросил, не собираемся ли мы переключиться на торговлю алмазами, Роджер сурово ответил: «Это не предмет для шуток». Затем он пояснил, что многие учреждения в городе стали объектами грабежа и что ему известен случай, когда секретаршу изнасиловали в обеденный перерыв на ее же письменном столе. Ты знакома с мисс Уолтон – ей под шестьдесят и тянет она не меньше чем на двести фунтов. Я заметил, что она, случись с ней подобное, наверное, была бы в восторге, и тут же получил отповедь. «Оливер, – сказал Роджер, – в твоем характере заметны элементы легкомыслия или даже фривольности. Я давно обратил на это внимание, но молчал. Теперь же я вынужден сказать тебе, что не одобряю подобное поведение». После такой речи мне ничего не оставалось, кроме как заткнуться.
– Ну и что ты можешь по этому поводу сказать?
– Не знаю, – пожал плечами Оливер. – Возможно, это деньги. Он к ним не привык. Они для меня тоже в новинку, однако я не собираюсь покупать бронестекло только потому, что за двадцать лет одна из наших книг случайно оказалась бестселлером. Может, возраст?
– За два дня люди не стареют, – нетерпеливо бросила Шейла. – Враги у него есть?
– У кого их нет? Но почему ты спрашиваешь?
– У меня ощущение, что за время моего отсутствия ему кто-то угрожал. И он реагирует на эту угрозу.
– Что бы ни говорили о нашей профессии, – произнес Оливер, – никто не осмелится утверждать, что она не относится к числу наиболее мирных. Писатели не бегают по улицам и не убивают людей, если они не Хемингуэи, а, к сожалению, Хемингуэев среди наших авторов не имеется. Конечно, Мейлер пырнул одну из своих жен перочинным ножом, но и Мейлеров среди наших тоже не водится. – Попытавшись изобразить успокоительную улыбку и еще раз погладив Шейлу по руке, он продолжил: – Может, это не более чем настроение? Может, он впал в меланхолию из-за того, что ты уезжала, и она просто таким образом проявляется?
– Мне приходилось уезжать и дольше, чем на два дня, – возразила Шейла, – а он тем не менее не предлагал начать жить в крепости.
– Возможно, он ухитрялся скрывать свои настроения, а эти два дня оказались той соломинкой, которая сломала спину верблюда?
– Литературные аллюзии не способны решить эту проблему, – резко бросила Шейла. – Ты можешь мне еще что-нибудь сообщить?
Видимо, не зная, что ответить, Оливер в задумчивости потрогал вилкой разложенную на тарелке снедь.
– Одну вещь, пожалуй, могу. Точнее – две вещи.
– Что именно? – жестким тоном спросила Шейла. – И не пытайся что-нибудь скрыть, Оливер. Во всяком случае, от меня.
– Хорошо, – с видимой неохотой начал он, – в эти субботу и воскресенье он должен был прочитать рукопись. Автор – женщина, которая до сих пор приносила нам удачу. Кроме того, Роджер чрезвычайно педантичен во всем, что касается работы, и обычно читает книги быстро. Однако утром в понедельник он, швырнув рукопись на мой стол и заявив, что никакого мнения о ней не составил, попросил меня прочитать ее и сказать, годится она на что-нибудь или нет. Когда оказалось, что сочинение вполне приличное, он сказал, чтобы я занялся контрактом, хотя до этого сам вел дела с этой клиенткой. О, я забыл заказать выпивку. Ты ничего не имеешь против бокала вина? Забудь про вино. Ты сказал – две вещи. Итак, что еще?
Оливер явно был смущен.
– Не знаю, Шейла, захочешь ли ты это услышать, – сказал он.
– Я должна помочь Роджеру, – ответила она. – Так же как и ты. Мы не сможем сделать этого, если станем скрывать друг от друга важные вещи. Выкладывай.
– Роджер как-то сказал мне, что ты напоминаешь ему Медею, – произнес Оливер, пытаясь оттянуть начало своего рассказа. – Теперь я вижу, что он имел в виду.
– Да, я готова убить всякого, кто желает причинить вред моему мужу, – тихим и ровным голосом сказала Шейла. – Но это не имеет ничего общего со словами одного молодого человека, который прочитал так много греческих мифов, что даже знает, кем была Медея.