– Теперь вы можете войти, – сказал врач, – мистер Вайнштейн в сознании и спрашивает о вас. Но не больше чем на пару минут, пожалуйста.

Деймон и лейтенант Шултер сидели в маленькой комнате на том же этаже, что и отделение реанимации больницы, куда доставили Вайнштейна и сраженного вторым выстрелом Заловски пьяного певца. Певец не выражал желания с кем-либо встретиться, ибо был объявлен мертвым по прибытии.

Это был очень длинный день. Перестрелка произошла чуть позже половины четвертого утра, а сейчас шел уже восьмой час вечера. Вначале, когда Вайнштейн еще находился на операционном столе, Деймона допрашивали неизвестные ему детективы, но затем появился Шултер и взял дело в свои руки. Полиция, слава Богу, держала газетчиков за дверями больницы, но Деймон мог легко представить, как выглядят первые полосы всех изданий. До часу дня у него не было возможности позвонить Шейле, по теперь она уже находилась на пути к дому и должна была прибыть с минуты на минуту.

Шултер вел себя на удивление мягко и, не слушая возражений, послал кого-то из своих подчиненных за кофе и сандвичами для Деймона. Тем не менее он снова и снова просил Деймона описать в деталях действия всех участников перестрелки. Шултер сказал ему, что от того места, где Заловски выронил оружие, до тротуара Беверли-Плейс тянулся кровавый след. Нашелся свидетель, который видел, как в припаркованный там автомобиль вскочил какой-то человек и на большой скорости умчался. Номера машины свидетель, к сожалению, не заметил. Еще большее сожаление вызывало то обстоятельство, что Деймон не мог дать описания нападавшего. Он сообщил лишь, что тот был среднего роста, плотного телосложения и обладал недюжинной силой. Деймон добавил также, что Заловски, когда в него попала пуля, пошатнулся и едва не упал, но все же сумел устоять. Ранен он, по-видимому, в правую руку или правый бок, так как держал револьвер в правой руке и выронил оружие в тот же миг, когда его ударила пуля.

– С дыркой в боку ему далеко не уйти, – сказал Шултер, – и рано или поздно (скорее это будет рано) наш друг должен будет обратиться за медицинской помощью. Ровно через десять минут после того, как он выйдет от лекаря или из больницы, мы схватим его за задницу.

– От всего сердца желаю вам удачи, – слабо улыбнулся Деймон. – И себе тоже.

Уверенности Шултера он почему-то не разделял.

Пуля из револьвера Заловски попала Вайнштейну в колено, чашечка была раздроблена, и он потерял много крови. Шултер восхищался тем, что даже в таком состоянии его бывший коллега сумел подняться и в почти полной темноте произвести точный выстрел. На гибель парня, распевавшего у входа на Вашингтон-Мьюз «Катят упряжки с зарядными ящиками», Шултер отреагировал без всяких эмоций.

Такое в Нью-Йорке случается ежедневно. Закон средних чисел, – сказал он. Было ясно: Шултер считает, что зеваки, вшивающиеся поблизости от места преступления, просто обречены на истребление.

Деймон чувствовал, что статистическая кривая, по которой Шултер вычисляет шансы людей на выживание, существенно отличается от той, по которой должен вести свои подсчеты он сам. «В моем случае, – думал он, – закон средних чисел за две последние недели был чудовищно нарушен». Пьяный певец тоже оказался человеком, с которым Деймон имел что-то общее, если, конечно, можно считать этим общим случайную встречу среди ночи на Пятой авеню. Статистика лейтенанта Шултера не учитывала другие жертвы, входящие в перечень Деймона. Она не принимала во внимание Мориса Фицджеральда, Мелани Дил, Элси Вайнштейн, Джулию Ларч, мать Шейлы и Манфреда Вайнштейна. Понимая, что это всего лишь проявление неврастении, Деймон не мог тем не менее избавиться от мысли, что любой, кто имеет какое-либо отношение к нему, Роджеру Деймону, обречен стать жертвой. Этот человек так или иначе погибнет, даже если его не убьют сейчас или через пару недель.

Личность убитого была установлена. Им оказался некий Бриан, прибывший в Нью-Йорк из Талсы, штат Оклахома, на конференцию руководящего персонала страховых агентств. Деймон вспомнил высказывание Мориса Фицджеральда о допустимых потерях. Интересно, подумал он, не относит ли Шултер бедолагу Бриана к числу таких потерь?

Бледный Вайнштейн неподвижно лежал на койке. От ноги его тянулись дренажные трубки, в вене торчала игла, прозрачной трубкой соединяясь с прибором для переливания крови. Щеки Манфреда ввалились, а скрытое под простыней тело тоже, казалось, усохло, но глубоко запавшие глаза по-прежнему светились жизнью. В палате он был единственным пациентом.

– Как дела? – спросил Деймон, стараясь говорить спокойно.

– Дышу, – едва слышно откликнулся Вайнштейн.

– Доктор говорит, ты скоро будешь в полном порядке.

– Держу пари, что он говорит эти слова всем девушкам, – сказал, попытавшись изобразить улыбку, Вайнштейн.

– Так или иначе, но через пару месяцев ты сможешь ходить.

– Куда, интересно? Лучше скажи, как ты.

– Прекрасно. Цел и невредим.

– Ирландское счастье, – произнес Вайнштейн, кладя ладонь на руку Деймона. Пожатие было очень слабым. – Я о тебе беспокоился. Сукин сын сумел убежать, не так ли?

– Да. Но Шултер считает, что недалеко. Ты в него попал, бегать долго ему будет трудно.

– Мне следовало уложить его первым выстрелом. И все это проклятое третье пиво, – с горечью заметил Вайнштейн. – Когда ты помчался ко мне, то загородил его. Второй раз выстрелить я так и не смог. Похоже, потерял сознание. Тот еще телохранитель. Любитель в стиле Дикси.

– Так или иначе, но ты спас мне жизнь, – сказал Деймон. – Может, хоть это тебя утешит?

– Утешит, утешит. – С бледных губ слетело нечто отдаленно похожее на слабый смешок. – Я слышал, как сзади меня заорал один из этих парней – любителей ночного пения. В него тоже попали?

– Он убит…

– Боже, – простонал Вайнштейн. – Тебе удалось наконец хоть что-нибудь узнать? Кто этот выродок? Чего он хочет?

– Ничего, – ответил Деймон. – У него сразу возникли подозрения, что те двое помогают мне, а когда он увидел тебя…

– Всегда случается нечто такое, что невозможно предусмотреть, – прохрипел Вайнштейн. – Парни навеселе возвращаются с вечеринки и вдруг оказываются на опасном месте в неудачное для себя время. Судьба… – Убрав ладонь с руки Деймона, он продолжил: – Прости, но больше не могу говорить. Врачи меня чем-то накачали. Похоже, им хочется, чтобы я отпал недели на две. Береги себя. И не волнуйся за меня. Я буду… – Он смежил веки и погрузился в порожденный лекарствами сон.