И Юная Луна заметила, как лицо Робина опять исказила тень давней душевной боли.

Вдоль тропы, по которой они едва тащились, торчали молодые побеги папоротников; закатное солнце теперь светило им в спину.

— Я бы, пожалуй… — Робин запнулся было, но потом все же сказал; — Я бы, пожалуй, не хотел возвращаться во дворец прямо сегодня. Ты не против?

Юная Луна внимательно на него посмотрела.

— Ты предпочел бы остаться один?

— Нет, что ты! Я и так был один слишком долго… А как давно это случилось? Год назад? Впрочем, и года вполне достаточно. Но, может быть, ты не хочешь ночевать под открытым небом?

— Ну почему же, — весело сказала Юная Луна, — мне ночевки под открытым небом уже как раз начали нравиться!

Они устроили привал с подветренной стороны холма у родника. Темное небо было, точно инеем, усыпано яркими звездами. Готовить ужин было не нужно, но Юная Луна все-таки разожгла костер, постоянно чувствуя на себе взгляд принца. Каждый раз, когда он смотрел на нее, она внутренне вздрагивала и сама удивлялась этому. Когда совсем стемнело и Робин уже лежал, глядя в огонь, она наконец спросила нерешительно:

— Значит, ты все знал?

— Как меня?.. Да. Прямо перед тем, как это произошло… В какую-то минуту я понял, что было сделано и кто это сделал. — Он прижал к губам смуглые пальцы и помолчал. — А может, мне лучше вообще не возвращаться?

— Неужели ты можешь так поступить?

— Если это было бы лучше для всех.

— Но что ты тогда будешь делать?

Он вздохнул.

— Отправлюсь куда-нибудь подальше и стану выращивать яблони.

— Но это же будет ничуть не лучше! — с отчаянием воскликнула Юная Луна. — Нет, ты должен вернуться! Я, правда, не знаю, что тебя там встретит. Видишь ли, я произнесла наказующее заклятие… Я прокляла твоих родителей и теперь, честно говоря, не очень-то представляю, что с ними стало.

Он посмотрел на нее; в его глазах плясали отблески огня.

— Ты их прокляла? Короля и королеву Хорк-Энда?

— А ты считаешь, что они этого не заслужили?

— Мне бы очень хотелось так думать, но… — Он закрыл глаза и уронил голову на руки.

— А я слышала, что люди считают тебя сердцем этой страны, — сказала Юная Луна.

Принц снова приоткрыл глаза:

— Кто это тебе сказал?

— Один стражник у дворцовых ворот. Он, наверное, на колени упадет, когда тебя увидит.

— Ага, а кое-кто и голову пеплом посыплет, — сказал принц. — Но может быть, мне удастся тайком прокрасться через заднюю дверь.

На следующий день близ стен Большого Хорка они расстались.

— Не можешь же ты бросить меня одного в самый ответственный момент! — не отпускал ее Робин.

— Чем же я-то смогу тебе помочь? Ведь я гораздо хуже тебя во всем этом разбираюсь, хоть ты и опоздал… на год.

— За год много чего случается, — мягко возразил он.

— И много чего не случается. Ничего, ты и сам справишься. Помни только, что тебя все вокруг любят, что твой народ нуждается в тебе. Думай о других и не будешь беспокоиться о себе.

— Ты это на собственном опыте знаешь?

— Отчасти. — Юная Луна проглотила колючий комок, застрявший в горле, и прибавила: — Знаешь, я ведь всего лишь деревенская ведьма, и мое место в родной деревне. Это в двух неделях ходу отсюда, на востоке, за Кузнечной рекой. Если будешь проезжать мимо со своей свитой, заходи в гости. Я тебя чаем напою.

Юная Луна повернулась и быстро пошла прочь, прежде чем он успеет еще что-нибудь сказать или сделать. Или — не выдержит она сама.

Интересно, думала она на обратном пути, почему путешествие туда показалось мне таким странным? Если в Приморском лесу и полно призраков умерших людей, то ни один из них мне не знаком. То травяное море, конечно, производит на новичка сильное впечатление, но ведь это всего лишь трава, хотя ее и очень много. В Малом Хорке она переночевала. Тот светловолосый мальчуган сразу ее вспомнил.

— Ну что, нашла ты свою наставницу? — спросил он.

— Нет. Она умерла. Но мне нужно было знать это наверняка, так что путешествовала я не напрасно.

Мальчик уже знал, что принц вернулся. Да и все уже это знали; новость об этом словно ветром разнесло по всему королевству. Так разлетаются осенью легкие семена молочая. И Юная Луна о встрече с принцем белокурому парнишке не сказала ни слова.

Вернувшись домой, она первым делом принялась приводить все в порядок. Правда, особенно много времени на это не потребовалось. В саду и в огороде самостоятельно проросли на грядках прошлогодние семена. Конечно, много не соберешь, но ей, в общем, хватит.

Она самозабвенно принялась за работу. Работа исцеляла ей душу. Заботясь о нуждах соседей, она могла не думать о себе. И знала теперь, что в спорах со Старой Совой истина была на ее стороне: земля и воздух, огонь и вода неразрывно связаны друг с другом, как серебро и золото, как радость и боль.

— Ты как будто выросла! — задумчиво заметила Тэнси Бродуотер, глядя на Юную Луну так, словно имела в виду нечто совсем иное, никак не связанное с понятием детского, ничем не замутненного счастья.

Лето перевалило уже за середину, и жизнь в деревне наконец-то стала сытой, даже почти роскошной. В канун Иванова дня Юная Луна пошла в деревню на танцы, а потом примерно час любовалась грубоватыми любовными играми молодых деревенских женщин и мужчин. Плетясь к себе на холм, она вдруг почувствовала себя удивительно старой. А назавтра, в Иванов день, надела рабочий фартук и пошла в огород — полоть сорняки на грядках с фасолью.

Она почувствовала, как вздрагивает земля, еще до того, как услышала конский топот. Кто-то верхом поднимался к ней на холм. Она встала, отряхивая землю с колен.

Это был золотоволосый всадник на гнедом жеребце. Натянув поводья, принц легко соскочил с седла у самой калитки и вопросительно посмотрел на Юную Луну. Она, правда, не совсем поняла, что еще было в его вопрошающем взоре.

Взяв себя в руки, она насмешливо спросила:

— Молодой король, кажется, объезжает со свитой свои владения?

— Никакой свиты! — возмутился он.

И голос его звучал точно так, как ей и помнилось — иногда у нее все-таки не хватало здравого смысла прогнать эти воспоминания словом или действием.

— Так что, угостишь меня чаем?

Руки у нее вдруг замерзли, и она спрятала их под фартук.

— С мятой хочешь?

— Мята — это прекрасно! — Он привязал коня к ограде и вошел в калитку.

— Ну, и как все вышло? — спросила она и вздохнула, мысленно ругая себя за то, что губы у нее совершенно пересохли от волнения.

— Плохо. Ведь с этим уже ничего нельзя было поделать, можно было только оставить все, как есть. В общем, мои родители выбрали ссылку. Я по ним скучаю… Точнее, скучаю по тем своим родителям, какими представлял их себе когда-то давно. А все остальное идет весьма неплохо. В нашем королевстве всегда было полно хороших разумных людей.

Теперь, когда он сидел совсем близко, Юная Луна могла видеть, как движется его горло, когда он делает глоток, как он большим пальцем все крутит и крутит кольцо, надетое на средний палец.

— Луна, — тихо и неожиданно сказал он, словно это было первое слово, которое он произносит в своей жизни. Он вытащил что-то из-под своего дублета и протянул ей. — Это тебе. — И уже вполне легкомысленным тоном прибавил: — Ты знаешь, оказалось, что отыскать его, когда он тебе нужен, ужасно трудно! Вот я и решил, когда его увидел: лучше уж я сорву его сразу и отдам тебе немного помятым и подсохшим, чем вовсе с пустыми руками сюда явиться.

Юная Луна смотрела на прямой зеленый стебель, на темно-синие соцветия, все еще достаточно яркие, вдыхала слабый аромат, напоминающий запах ванили, и пальцы ее сами собой крепко сплелись под фартуком.

— Это гелиотроп, — вымолвила она наконец.

— Да, я знаю.

— А ты… знаешь, что он означает?

— Да.

— Гелиотроп означает «преданность».

— Я знаю, — повторил Робин. И посмотрел ей в глаза, как делал это всегда с тех пор, как впервые произнес ее имя вслух. Вдруг что-то дрогнуло в его лице, и он смущенно прибавил: — Он, конечно, немного увял, но я принес его для тебя — если ты, конечно, захочешь его принять.