А над нами, немыслимым образом возвышаясь в небесах, виднелась гигантская башка демона. Какое-то красное месиво капало из его сжатого кулака, и он смеялся, точнее, дико хохотал; его желтые гадючьи глаза были широко раскрыты, и в них светилось безумие.

Сунув руку прямо в огонь, демон вытащил из горящих руин другой ковер. Он вытянул из него всего одну нить, и второй гигантский демон вознесся в небеса, выпрямившись во весь свой немыслимый рост.

Очень быстро были освобождены еще три демона, и теперь их было уже пятеро. Некоторое время они смотрели друг на друга и дико хохотали. А потом, словно единодушно приняв некое решение, быстро разлетелись в разные стороны и устроились в пяти различных точках, равноудаленных от города.

Рафферти, глядя на это, дрожащим голосом пробормотал:

— Клянусь всеми святыми! Они же создали магическую пентаграмму!

И тут страшная красно-коричневая вспышка света, точно шаровая молния, с треском распорола тьму в центре того пятиугольника, который создали демоны, и над городом внезапно зажглось темное красно-коричневое солнце, а луна у нас над головой стала черной и плыла теперь по зеленовато-желтому, как сера, небу.

— Не-дд-ра, Не-дд-ра! — завывали демоны, и я догадался, что каким-то образом мы вместе с городом переместились в Нижние измерения. И к нам по бескрайним равнинам, покрытым пылью, мимо озер кипящей лавы двинулось в марше огромное ненасытное войско: легионы непогребенных.

Значит, мы оказались в аду!

Да.

И ад окружал нас со всех сторон.

И тогда мы со всех ног бросились бежать.

А за нами по пятам следовали полуразложившиеся трупы, бормочущие нечто невнятное; какие-то брызгающие слюной лающие твари с черными клыками; какие-то объятые пламенем призраки; скелеты, гордо шествующие с высоко поднятой головой; какие-то желтоглазые воющие твари, словно опутанные кожистой паутиной; духи усопших цвета эбенового дерева и прочие ужасные порождения ада, которых не описать словами.

Мимо нас по улицам города проносились с грохотом колесницы, влекомые дьявольскими жеребцами. Колесницами управляли призраки, вопившие дурными голосами и размахивавшие тяжелыми копьями с зазубренными наконечниками. А в колеса колесниц были вставлены огромные сверкающие острия, в одну секунду способные превратить тебя в фарш.

Призраки вовсю старались пронзить кого-нибудь копьем или переехать страшным колесом — любого, кто попадется под руку. Казалось, сама смерть мчится по равнине на этих ужасных колесницах! Но пока что нам все же удавалось, пригнувшись или отскочив в сторону, как-то спасаться.

И мы бежали.

О, как мы бежали!

Сломя голову и ничего не видя вокруг — ибо спасали собственную жизнь. И надеясь на одно: как можно скорее добраться до «Дома гоблинов».

А город тем временем сотрясали страшные толчки; всюду слышались громоподобные взрывы; здания так и разлетались на куски, и рубиновое пламя взлетало к сернистого цвета небесам.

Люди, как насекомые, разбегались в разные стороны. Среди них были и торговцы наркотиками, и наркоманы, и работорговцы, и их стражники-садисты. Здесь можно было увидеть сутенеров и сводниц, воров и бандитов, грабителей и взломщиков — словом, все население этого отвратительного города составляли мерзавцы того или иного толка, и все эти люди, как и мы, пытались спастись от ненасытных дьявольских орд!

Мы продолжали мчаться к «Дому гоблинов», и смерть преследовала нас по пятам. Наконец мы увидели то, к чему так стремились.

Летя стрелой (впрочем, Фиц действительно летела), мы, преодолевая последние преграды, взбежали на крыльцо, вломились в дверь, и Рафферти, вбежавший последним, сразу забился под стол и завопил:

— Дандо, скорее прочь отсюда! Надо улетать, спасаться!

Дандо повернул свое кольцо.

Но ничего не произошло.

— Дверь, Рафферти! — пронзительно воскликнул он. — Дверь закрой!

Но ближе всех к двери оказался я.

И я бросился к ней как раз в тот момент, когда один из ужасных скелетов-великанов с лицом-черепом, возникший прямо из земли — РРРААУ! — просунул в щель свою костлявую когтистую лапу, стремясь войти.

Но я все-таки успел захлопнуть дверь у него перед носом!

На этот раз, когда служанки даммен зажгли лампы и свечи, я даже не пытался заглядывать за окно, зная, что эти искрящиеся стекла способны сделать с моими глазами. Я с наслаждением плюхнулся на диван и принялся растирать Фиц ее изысканно узкие, крошечные ступни, чувствуя, как во мне разгорается желание.

Почти все мы так и остались в большой гостиной, совершенно измученные, тщетно пытаясь перевести дыхание. Только несчастный Марли тут же потащился наверх, не выпуская из рук свое оружие — ведро, ставшее в грозный час смертельно опасным. И вскоре из ванной Марли послышались звуки яростного, иначе не скажешь, мытья.

Молли и Дандо, заливаясь слезами радости, праздновали свое воссоединение с Типом и Перри, а Рафферти, сладострастно причмокивая, уже наслаждался кружкой эля. Фиц рассказывала всем и каждому, что мы с ней разглядели заключенных в ковровый плен демонов еще в самый первый раз, проходя мимо комнат Запретных Иллюзий, когда шли знакомиться с Хассаном. А потом уже, вещала Фиц, я, находясь в темнице, якобы выработал чрезвычайно умный план того, как с демонами следует поступить, чтобы сбежать от Хассана. И, рассказывая все эти небылицы, она прямо-таки лучилась от счастья и смотрела на меня с обожанием.

Не думаю, что когда-нибудь я решусь сказать ей правду.

Когда Марли вновь спустился в гостиную, то выглядел так, словно его только что освежевали. Но ведро по-прежнему сжимал в руках.

Тинвир попросила у Дандо кусок мыла от блох и повела Руфуса наверх — мыться. Лис то и дело останавливался и начинал яростно чесаться и клацать зубами в шерсти. И я подумал, что после помывки он, конечно же, опять начнет есть меня глазами и поливать слюной. Ну и ладно, я готов пока с этим смириться. Но в свое время непременно пресеку его поползновения.

Я сидел, погруженный в размышления и потихоньку приходя в себя. По крайней мере один урок я усвоил отлично: если кто-то скажет при мне: «Да дьявол меня забери!», я ему отвечу: «Знаете, я побывал у дьявола в аду, и поверьте: вам там придется ой как несладко!»

Внезапно мои мысли испуганно унеслись прочь: я услышал какое-то негромкое жужжание.

— Что это за звук?! — грозно спросил я.

Дандо вскочил и резко повернулся ко мне.

— Это просто так! Никого здесь нет! Ни сов, ни кошек, ни собак, ни летучих мышей, ни ястребов, ни ласок, ни кобр, ни мангуст (или все-таки мангустов?) и никаких подобных тварей. И гремучих змей тоже нет, сэр! Никоим образом! И, конечно же, никаких мышей: их давно уже съели…

И тут, слегка вздрогнув, «Дом гоблинов» приземлился. Окна перестали сверкать, и за ними сразу разлилось весьма неприятного, какого-то лавандового цвета зарево.

Рафферти, глядя на это лиловое сияние, спросил:

— Ну что, Дандо, козлик мой? Куда это нас на сей раз занесло?

Дандо смущенно кашлянул и пожал плечами:

— Ну, если бы вы… хм… Видишь ли, Рафферти, я не совсем уверен в том, что именно у меня получилось, когда к нам попытался влезть тот великан с лицом-черепом… В общем, я просто не успел выбрать пункт назначения…

В эту минуту снаружи раздался оглушительный рев.

«Дом гоблинов» закачался.

Парадная дверь с треском распахнулась.

Внутрь ворвался пурпурный свет.

Кто-то пронзительно вскрикнул…

Очень Юная Луна остановилась перед камином и на минутку присела, задумчиво опершись подбородком на руку. Здесь было единственное место в комнате, где она не мешала Старой Сове собираться. Она бы с удовольствием не просто сидела, а что-нибудь делала, но все занятия, приходившие ей сейчас в голову, казались бесполезными и в данный момент совершенно бессмысленными. Она смотрела, как Старая Сова бродит по комнате, постукивая башмаками по выложенному плиткой полу, заглядывает в кладовую, в буфетную, в прачечную; и каждый раз у нее в руках оказывается какая-то нужная вещь: чистое белье, головка сыра, пучок желтого сушеного щавеля, пиретрум[5], трутница, шерстяная накидка… Круглое розовое лицо Старой Совы казалось крайне сосредоточенным и даже слегка хмурым, и Луна понимала: она мысленно сверяет свои действия с составленным ею списком.