Но сейчас королевское крыло пустовало, если не считать гвардейцев и прислугу. И потому в библиотеке я провела половину дня, подробно изучая книги с помощью библиотекаря – господина Бока. Милейший человек, который мог рассказать, кажется, о любой книге на свете. Наверное, я не столько выбирала себе новое чтиво, сколько слушала его вдохновенный монолог.

К достоинствам библиотекаря можно отнести и то, как он рассказывал о содержании книг. Господин Бок умело вел слушателя по неведомому миру, тонко чувствуя, о чем стоит рассказать, а где сохранить интригу, знал, как пробудить интерес и желание взять в руки заветный том и с жадностью проглотить его содержимое. Мне стоило лишь назвать любимых писателей, как библиотекарь, словно маг, открыл передо мной мир еще неизвестных мне авторов, которые, по заверениям любезного старика, должны были заставить меня открыть рот от восторга.

Теперь я с вожделением смотрела на стеллаж на втором этаже библиотеки, занимавшим всю правую стену. И единственное, о чем я жалела, было то, что я не смогу закрыться в своих комнатах и прочитать всё это изобилие до того, как мы покинем резиденцию. До окончания лета оставалось совсем мало, а литературного лакомства слишком много, чтобы успеть охватить хотя бы треть из всего этого списка блюд для истинных гурманов. И ушла я в тот день в свои комнаты с увесистой стопкой книг, надеясь, что прочту их все за то время, пока не появится король, и я не вернусь в придворную жизнь.

Впрочем, ее светлость не считала, что отъезд короля позволяет нам прекратить посещать ее гостиную, куда приходило всё больше гостей. И, конечно же, это было справедливо. Не для того она приложила столько стараний, чтобы потратить их впустую только потому, что монарх отбыл на малую охоту, далеко не в первый раз за лето. Только вот я надеялась, что герцогиня даст мне вольную, пока я не служу приманкой для короля. Однако теперь я превратилась в приманку для придворных, и они спешили заверить меня и мою покровительницу в своей дружбе.

Так что деваться мне было некуда, и потому я продолжала «украшать» собой вечера, а днем, не имея повода исчезнуть без своего наперсника, почти неотлучно находилась подле ее светлости, заманивая придворных побродить по тенистым аллейкам или же посидеть у фонтана и послушать трели герцогини. Хвала Богам, в этом она обходилась своими силами, а мне лишь оставалось улыбаться и отвечать на обращенные ко мне вопросы. Так что мечта о чтении оставалась мечтой.

Лишь перед сном мне выпадало это счастье, и стопка книг, разумеется, оставалась нетронутой, если не считать ту единственную, которую я пока читала. В общем, если я по чему-то и скучала, так это по возможности проводить время так, как мне вздумается. Все-таки при государе мне давали большую свободу, чтобы я могла по первому желанию монарха оказаться рядом с ним и продолжить его очаровывать.

Но вот к вечеру третьего дня я вдруг загрустила. Сидела в гостиной герцогини, смотрела на привычный ход жизни и понимала, что мне чего-то не хватает. Например, обмена записками. Государь уже приучил меня к этим коротким посланиям, и не получая я их три дня кряду, я ощутила пустоту. Впрочем, это чувство пришло утром, когда я проснулась, и у моей постели уже в третий раз не появилась Тальма со своим подносом для корреспонденции. А когда мы резвились на лужайке неподалеку от королевских окон, они показались мне безжизненными, потому что никто не выглянул ни разу, как это обычно бывало в такие минуты.

Ну а вечером пришла и вовсе грусть. Я перевела взгляд на место подле меня, сейчас пустовавшее, и нахмурилась. Вскоре ко мне подсела одна из придворных дам, чтобы обсудить какую-то сплетню, и меня охватило раздражение. Вместо приятной и содержательной беседы мне предложили посплетничать!

— Глупость какая, — фыркнула я, когда, извинившись, вышла на балкон, чтобы подышать воздухом и привести мысли в порядок.

Мне было неуютно от этой неясной тоски по человеку, в котором я желал видеть лишь друга, только вот в отношении Гарда я испытывала иные чувства. Вот без него мне было скучно, но это ничуть не напоминало того, что вдруг проснулось во мне в отношении короля. Не скажу, что это было влюбленностью, но мне его не хватало!

Передернув плечами, я уселась на широкие каменные перила балкона и устремила взор в открытую настежь дверь, прикрытую лишь полупрозрачными занавесями. Я смотрела на людей, развлекавшихся в ней, и вспоминала прогулку по ночному лугу, лишенную всего этого налета лощеной лености и фальшивого блеска.

Протяжно вздохнув, я проворчала:

— Я просто устала от всей этой круговерти.

А еще через минуту я попыталась представить, чем в эту минуту занят наш сюзерен, и вновь передернула плечами, теперь от неприязни. Мне так ясно представилось, как он приобнимает за талию графиню Хальт, а может, смотрит на нее и говорит какие-то ласковые слова, а то и вовсе целует так же, как целовал меня. И это видение вернуло меня на балкон ее светлости, потому что тоску сменило раздражение, даже злость. И, фыркнув, я спрыгнула на выложенный мозаикой пол и тряхнула головой, преисполнившись боевого настроя. Теперь моя тоска казалась мне блажью, от которой я быстро избавилась. Это принесло облегчение.

— Ваша милость, — голос графини Энкетт привлек мое внимание.

Ее сиятельство заглянула на балкон и поманила меня к себе. Я послушно приблизилась, ожидая, что мне скажет графиня, но она схватила меня за руку и потянула обратно в гостиную. Наше короткое, но стремительное путешествие закончилось подле ее светлости.

— Где вы пропадаете? — чуть раздраженно спросила герцогиня, но причина ее раздражения вскрылась быстро: — Говорите же теперь, — потребовала она у графини Энкетт, — раз мы все в сборе. Что вас так возбудило?

Ее сиятельство кивнула, а затем, прижав ладони к груди, приглушенно произнесла:

— Привезли Ришема. Я толком не поняла, что случилось, но, то ли был ранен на охоте, то ли у него началась лихорадка.

— А магистр Элькос? — с недоумением спросила я.

— Магистр вернулся еще вчера вечером, — ответила графиня. — Уж не знаю, почему государь отпустил его от себя, но о его возвращении никому не было известно. Я сама узнала от супруга. Граф Энкетт мне и рассказал о внезапной хвори герцога, и что его привезли в резиденцию, потому что вернулся маг.

— Всё это занимательно, конечно, — ответила ее светлость, — но в чем же причина вашего возбуждения, Айлид? Да еще и непременное желание позвать баронессу – поясните.

Я согласно кивнула. Мне тоже был непонятен лихорадочный блеск в глазах ее сиятельства, будто она знала нечто такое, от чего небо могло обрушиться на землю.

— А вот почему, — произнесла графиня и, выдержав паузу, закончила: — В бреду его светлость звал баронессу.

А после перевела торжествующий взгляд с герцогини на меня, словно вопрошая: «И каково вам это?». Ее светлость нахмурилась, я тоже. Что всё это значит, было совершенно непонятно, и чего ждать дальше – тоже. А еще мучила мысль, когда он начал бредить мною? Если при короле, то как тот воспринял услышанное?

— Совершенно не понимаю сего пассажа, но настораживает, — наконец, произнесла герцогиня, и я поддакнула:

— Полностью согласна, ваша светлость. Какая-то каверза?

— Только если для него самого, — отметила ее светлость. — Но мне все равно это не нравится. Шанриз, даже не вздумайте смотреть в его сторону.

— И в мыслях не было, — заверила я.

— Будем наблюдать, — подвела итог обсуждению новости моя покровительница.

 А еще спустя час в покои ее светлости явился лакей, служивший магистру Элькосу, и попросил меня следовать за ним. Герцогиня, никогда и ничего не упускавшая, встретилась со мной взглядом и кивнула, отпустив к магу. Я не задавала вопросов, в этом не было смысла. Маг и без того сейчас расскажет мне много больше, чем это мог сделать его слуга.

Пожалуй, только удивилась, когда мы устремились по еще незнакомому мне коридору. Здесь я никогда не была, потому не смогла определить, куда меня ведут. Я уже намеревалась задать соответствующий вопрос, когда лакей остановился и открыл дверь.