Вскоре служанка ушла, а я приблизилась к окну, открыла его и села на подоконник и устремила взор на звездное небо. После прикрыла глаза и представила отчий дом. Батюшку в его любимом кресле с развернутой газетой в руках. Матушку с ее девицей О и нравоучениями, а затем и Амберли. В этот час она, разумеется, спит, а может и нет, но непременно лежит в постели. Быть может, ей грезится ее совершеннолетие, до которого осталось так немного. Даже не представляю, что устроит для нее старшая баронесса Тенерис, но сейчас, когда ее ненаглядный солнечный лучик далеко, матушка непременно должна была сосредоточить всё свое внимание на родственнице.

И я заерзала, вдруг подумав, что магистр обещал помочь матушке и в этом деле. Но он сейчас здесь, однако это не означает, что он ничего не готовит. Двор успевал вернуться в столицу незадолго до дня рождения Амберли, а вместе с ним и мы с магом. От желания сунуть нос в то, что они придумали с моей матерью, я заерзала на месте. Теперь меня снедало любопытство, и оно помогло забыться. Сразу стало легче, будто разговора с дядюшкой и не было вовсе, словно я сидела в своей комнате, и если выйти на балкон, то можно встретиться с Амбер и кинуть в нее подушкой…

— Ваша милость, вам послание, — ворвалась в мой маленький мир Тальма.

Я с непониманием взглянула на нее и нахмурилась, уже ожидая вестей от герцога. Мне даже пришло в голову приказать служанке уничтожить послание, или порвать самой, так и не прочитав. Я уже и вправду была готова сделать это, но покривилась и поддалась нездоровому любопытству. А когда открыла конверт и бросила взгляд на подпись, то подняла глаза к потолку и мысленно поблагодарила Хэлла за то, что не позволил мне совершить глупость.

«Знаете, это так странно, когда гостиная заполнена людьми, а ты видишь лишь пустоту. Сегодня я смотрел на эту пустоту, и она мне совершенно не понравилась. Ей не хватало ярких красок, к которым я уже привык. Я испытал тоску, и, как следствие, дурное расположение духа. В таком состоянии я становлюсь ужасно вредным, а еще мелочным, а потому объявляю вам, что к вашему долгу, который, кстати, так и не был уплачен, добавились еще несколько процентов. Опасаюсь, мне придется стребовать с вас аванс в счет дальнейшей уплаты.

Ваш неизменный кредитор, Ивер Стренхетт».

Усмехнувшись, я покачала головой. Та греза, владевшая мной всего пару минуту назад, развеялась. Это было прошлым, а не будущим, о котором мне было велено думать. Этот мир благоденствия и безмятежности уже почти прекратил свое существование, потому что совсем скоро малышке Амберли исполнится семнадцать, и ее судьба известна – замужество. Да и у меня, как сказал дядя, всего два пути. Замуж или…

— Тальма, — позвала я. — Ждет ли посыльный?

— Ждет, ваша милость, — ответила она, появившись на пороге спальни. — Сказать, чтоб не ждал?

— Нет, пусть ждет. Принеси перо и бумагу.

— Слушаюсь, — чуть ворчливо ответила служанка и исчезла.

А вскоре посыльный моего кредитора уже нес мое ответное письмо:

«Вы дали мне отсрочку, любезный кредитор. Закон Камерата запрещает применять к должникам санкции до означенного срока, и я, как человек чтящий законы своей страны, спешу вам напомнить об этом.

Да и кому придет в голову требовать долги у лесной девы? Опомнитесь, господин разбойник, это же дурной тон.

P.S. Доброй ночи и сладчайших снов.

Искренне ваша, Шанриз Тенерис».

— Кажется, я сделала выбор, — прошептала я уже лежа в постели.

После закрыла глаза и вздохнула. Посмотрим, что будет дальше, может, дядюшка и ошибается. Всё может быть…

Король со свитой покинул резиденцию. О нет, он не уехали в столицу, забыв весь Двор в Лакасе. Всего лишь отправился на малую охоту, заодно прихватив с собой и моего верного друга и наперсника, хоть бедолага Фьер и не собирался присоединяться к охотникам. Он не был приближенным, потому обычно участвовал в большой охоте, да и то потому, что ее светлость желала знать, что там будет происходить. А сейчас государь любезно намекнул, что непременно желает видеть барона подле себя.

— Можно подумать, я нужен королю, — фыркнул Гард, сообщая о скорой разлуке на целых семь дней. — У него хватает под боком более близких ему дворян, да и балагуров там столько, что мне рта не дадут открыть.

— Почему бы и нет? — улыбнулась я. — Посмотрите на это иначе, ваша милость. Во-первых, у вас есть шанс понравиться Его Величеству, а это может принести вам новую должность, где вы освободитесь от ее светлости. Во-вторых, вы любого из королевских балагуров заткнете за пояс…

— Угу, — промычал Гард. — Вы никак меня в шуты сватаете.

— А в-третьих, — продолжила я, — если нам повезет, то вас будут подкупать. И тогда в их стане появится наш человек, который предупредит об опасности, да и просто о какой-нибудь каверзе.

Барон вздохнул и покачал головой:

— Все-таки вы для своего возраста слишком расчетливы, ваша милость. — А после усмехнулся: — И всё же наш монарх жуткий собственник. Если бы не вы, то меня бы сейчас не сажали на лошадь и не везли в лесную чащу. Надеюсь, что меня не примут за лань…

— Скорей уж за вепря, — возразила я. — Свирепого, но необычайно милого. — Я поддела пальцем кончик своего носа и произнесла: — Хрю.

— Фу, Шанриз, я больше не буду с вами разговаривать. Вы совершенно лишены сочувствия. Злюка и сухарь.

Я склонила голову к плечу и смотрела на него с улыбкой, понимая, что на самом деле Фьер рад развлечению и возможности ненадолго исчезнуть из цепких лапок герцогини. Но они ведь были схожи с Аметистом, и потому его милость не мог не устроить маленький спектакль.

— Ну, раз вас так не устраивает общество государя, так давайте натравим на него ее светлость, или же я попрошу вас оставить, — предложила я, стараясь снова придать лицу серьезное выражение.

Гард смерил меня взглядом с ног до головы, а после согнулся пополам:

— Благодарю покорно, ваша милость. Мне дорога моя свобода, даже видимая. И жизнь. Если вы откроете рот, то я уж точно побегу по кустам, и по моему следу пустят собак. Лучше уж на коне и с ружьем, чем хрюкать на четвереньках, спасаясь от охотников.

— Тогда утрите слезки и покоритесь жестокой судьбе. Она ведь так нещадно карает вас: личное приглашение на охоту от самого короля.

— Неделю вы не услышите от меня ни слова, — заверил меня Гард. — И не вздумайте умолять меня о прощении, я вас не услышу.

— Но пока вы не выехали с охотниками за ворота, и не началось ваше молчание, может, поболтаем еще немного? — улыбнулась я.

— Но только до выезда, — сурово ответил барон. — И ни минутой больше.

С того дня, как кавалькада покинула дворец, прошло уже три дня. Самого выезда я не видела, попросту спала. Впрочем, несмотря на то, что охотники выехали засветло, их провожали. И ее светлость в том числе, вместе со свитой, но… у меня было высочайшее повеление спать и не вздумать просыпаться. А все потому, что моя ночь была посвящена Его Величеству.

О нет! Не вздумайте и мысли допустить о чем-то… этаком. Ничего подобного! Но лучше уж рассказать всё в подробностях, чтобы избежать недопонимания и конфуза. Сначала был лакей. Он принес записку от государя. С некоторых пор между нами завязалась переписка, приятная и шутливая. Всё началось с уже известного письма от кредитора и моего ответа на него. С тех пор я могла получать короткие записки в любое время дня или вечером. И подписывался он неизменно просто своим именем, что превращало переписку во что-то более интимное и искреннее.

Но вернемся к лакею и его невесомой ноше. Я уже вернулась к себе и собиралась готовиться ко сну, когда в дверь постучали. Решив, что это привычное пожелание добрых снов, я даже заведомо взяла бумагу и чернила, готовая писать ответ. Однако вскрыв конверт, перо я отложила в сторону, потому что ничего писать не требовалось. Это было приглашение, и я подчинилась.

Вновь переодеваться в наряд для выхода я не стала, памятуя, что и домашние платья вполне уместны на пикнике и на балу, так отчего бы ни надеть его и на позднюю встречу? А раз я выбрала платье простого кроя без всяких ухищрений, то и делать прическу заново, было лишней тратой времени, потому Тальма завязала мне лентой самый обычный хвост. Накинув на плечи шаль, я покинула свои комнаты и последовала за лакеем, томимая любопытством и надеждой, что я не попаду впросак в своем простом одеянии.