– Нет, сэр, – ответил Лазарус. (Дедуся, ты научил меня этой штуке – точнее, еще научишь. Здорово получается, я навсегда запомнил ее.) – Ноги должны быть чистыми и сухими. Намажь всю ступню и между пальцами кремом. Или вазелином, самое лучшее карболовым. Не жалей, накладывай густым слоем. А потом надевай носки: если есть – чистые, но и грязные сойдут. Только не забудь про них! Даже не думай надевать ботинки на босу ногу! Когда встанешь, поначалу покажется, что ты влез в бочонок с жидким мылом. Но твои ступни отблагодарят тебя за это, и грибок между пальцами не заведется. Заботься о ногах, Тед, – и не забывай вовремя ходить по нужде.

– Отец!

– Дочь, я говорю с солдатом – рассказываю о том, что может спасти ему жизнь. Если тебе кажется, что детям этого слушать не следует, пусть идут спать.

– Да, пора, – согласилась Морин. – Надо хоть самых младших уложить.

– А я не пойду в постель!

– Вуди, делай, что велит мать, и не спорь – или я согну кочергу о твою попу. И ты будешь меня слушаться, пока не вернется твой папа.

– Я не уйду, пока не уйдет рядовой Бронсон. Пала мне разрешил.

– Мррф! Логическую несостоятельность твоих слов можно доказать только дубинкой: другого языка ты не поймешь, Морин, начинай с младших: пусть попрощаются и отправляются в постель. А пока они укладываются, я провожу Теда на остановку.

– Но я хотел отвезти дядю Теда домой!

Лазарус решил, что настало время вступить в разговор.

– Брайан, благодарю тебя. Но не стоит лишний раз волновать маму. Автобус довезет меня почти до дома. А завтра мне придется забыть про уличный транспорт – буду ходить пешком.

– Правильно, – согласился дедуся. – Маршировать будет. Сено-солома!

Выше голову, смотри веселей! Тед, отец назначил Брайана сержантом гвардии до своего возвращения. Брайан должен отвечать за внутреннюю безопасность дома.

– Значит, он не имеет права оставить пост, чтобы отвезти домой рядового. Не так ли?

– Тем более в присутствии офицера гвардии, то есть меня, и дежурного офицера – моей дочери. Кстати, пока младшие целуют тебя на прощание, пойду найду парочку моих армейских рубашек; полагаю, они тебе подойдут. Если ты не брезгуешь поношенными вещами.

– Что вы, сэр, я буду носить их с радостью и гордостью!

Миссис Смит поднялась.

– У меня тоже кое-что есть для мистера... рядового Бронсона. Нэнси, ты не принесешь сюда Этель? А ты, Кэролл, приведи Ричарда.

– Но рядовой Бронсон еще не съел свой сандвич!

– Прошу прощения, мисс Кэролл, – сказал Лазарус. – Я так разволновался, что не могу есть. Не завернете ли вы мне его с собой? Я съем его, как только вернусь домой, чтобы покрепче уснуть.

– Давай так и сделаем, Кэролл, – решила мать. – Брайан, приведи сюда Ричарда.

Лазарус распрощался со всеми в обратном порядке, начиная с самых младших. Он подержал на руках Этель, улыбавшуюся ему младенческой улыбкой, поцеловал ее в макушку и передал Нэнси. Та отнесла девочку наверх и быстро вернулась. Чтобы поцеловать Ричарда, Лазарусу пришлось опуститься на одно колено. Ребенок явно не понимал, что происходит, но осознавал важность момента: он крепко обнял Лазаруса и, целуя, обслюнявил ему щеку.

Потом его поцеловал Вуди – в первый и последний раз, – но Лазаруса больше не смущало прикосновение к самому себе. Этот малыш не был им; он был просто маленьким человечком, о котором у Лазаруса сохранились смутные воспоминания. Он больше не испытывал желания придушить мальчишку – во всяком случае оно возникало не слишком часто.

– А эти шахматные фигурки действительно из слоновой кости? – шепотом спросил Вуди.

– Из самой настоящей. Слоновая кость и черное дерево, как на клавишах пианино твоей мамы.

– Гы, вот это здорово! Когда ты вернешься, дядя рядовой Бронсон, я буду разрешать тебе играть ими в любое время.

– И я обыграю тебя. Договорились?

– Вот еще! Ну, пока. Смотри – не бери фальшивых монеток.

Маленькая Мэри поцеловала его со слезами в глазах и выбежала из комнаты.

Джордж поцеловал Лазаруса в щеку, пробормотал: – Будьте осторожны, дядя Тед, – и тоже вышел.

Брайан-младший сказал:

– Я позабочусь о вашем автомобиле... Он будет блестеть так же, как у вас. – Немного помедлил, клюнул Лазаруса в щеку и вышел, уводя Ричарда. Кэролл принесла сандвич, аккуратно завернутый в вощеную бумагу и перевязанный лентой. Лазарус поблагодарил ее и сунул сверток в карман пальто. Она положила ему руки на плечи, приподнялась на носки и шепнула:

– Там внутри записка для вас! – Потом поцеловала его в щеку и быстро удалилась.

Ее сменила Нэнси.

– Записка от нас обеих, – сказала она. – Мы каждый вечер будем молиться за вас и за папу. – Она взглянула на мать, потом обняла Лазаруса и поцеловала в губы. – Не говорю "до свидания". Пока. – И выскочила из комнаты быстрее, чем сестра, подняв голову и всеми движениями напоминая мать.

Миссис Смит поднялась.

– Отец? – И она замолчала.

– Нет.

– Тогда отвернись.

– Мррф! Ладно. – И мистер Джонсон уставился на картинки на стене.

Шурша юбками, миссис Смит подошла к Лазарусу и протянула маленькую книжку.

– Это вам.

Это, было карманное издание Нового Завета; она держала его открытым в самом начале. Лазарус взял книжку и прочитал немного выцветшую надпись: "Морин Джонсон. Великая пятница 1882 года. За превосходную успеваемость". Ниже ясным четким почерком было написано:

"Рядовому Теодору Бронсону.

Будь верен себе и стране.

Морин Дж.Смит.

6 апреля 1917 года".

Лазарус сглотнул.

– Это сокровище я буду всегда носить с собой, миссис Смит.

– Не миссис Смит, Теодор, а Морин. – И она протянула руки.

Лазарус опустил книжицу в нагрудный карман, обнял Морин и прикоснулся к ее губам.

Сначала поцелуй ее был целомудренным. Но вдруг она чуть слышно простонала, прижалась к Лазарусу всем телом, открыла рот и страстно впилась в его губы. Лазарус на миг растерялся: этот поцелуй обещал все, что она могла дать.

Прошла целая вечность. Наконец Морин шепнула:

– Теодор... береги себя. Возвращайся.