– Потому-то вы и отказались разделить с ней "эрос", Лазарус?

– Что? Нет, Минерва, дорогуша, в ту ночь я не сделал такого вывода и даже не заподозрил этого. Впрочем, не буду скрывать предрассудков, с которыми отношусь к сексу со своими собственными потомками. Можно вытащить мальчишку из Библейского пояса <регион на Среднем Западе США, известный своим религиозным фундаментализмом> , но из мальчишки этот Пояс не вытащишь. Несмотря на то что у меня была тысяча лет на размышления.

– Да? – проговорил компьютер. – Значит, вы решили, что она из эфемеров? Это тревожит меня, Лазарус. Я тоже по-своему обездолена и, как Джо, понимаю Ллиту. Ваши причины извиняют, но не оправдывают ваш отказ.

– Минерва, я же не сказал, что отказал ей.

– О! Выходит, вы все-таки осчастливили женщину? Чувствую облегчение.

– Этого я также не говорил.

– Нахожу внутреннее противоречие, Лазарус.

– Потому что об этом я не говорил, дорогая. Все, о чем я рассказываю, записывается; таково условие моей сделки с Айрой. А можно приказать тебе забыть кое-что из того, что я говорил? Наверное, за двадцать три столетия моей жизни все-таки найдутся другие вещи, более заслуживающие увековечивания. И я не вижу причин регистрировать те случаи, когда какая-нибудь предприимчивая дама разделяла со мной ложе ради удовольствия, а не с целью рождения потомства.

– Отсюда следует, – задумчиво отозвался компьютер, – что, поскольку я не имею возможности получить представление о том, чего именно добилась от вас Ллита, ваши правила в отношении к эфемерам касаются лишь брачных отношений и рождения потомства.

– Я не говорил и этого.

– Значит, я не поняла вас, Лазарус. Противоречие.

Старик подумал, затем медленно и грустно произнес:

– Дело в том, что брак между долгожителем и эфемером – вещь скверная.

И в том, что так оно и есть, мне самому пришлось убедиться. Впрочем, это было давно и далеко отсюда... а когда она скончалась, умерла и часть меня самого. С тех пор я не хочу жить вечно. – Он умолк.

– Лазарус, – расслабленным голосом сказал компьютер. – Лазарус, друг мой дорогой! Я прошу прощения!

Лазарус встрепенулся и отрывисто произнес:

– Нет, дорогуша, не жалей меня. Для жалости нет никаких оснований. Я не стал бы ничего менять в прошлом, даже если бы смог. Если бы у меня была машина времени и можно было вернуться назад, чтобы изменить хотя бы один эпизод, я не стал бы этого делать. Не то что эпизод – даже один прожитый миг. А теперь давай поговорим о чем-нибудь другом.

– О чем вы хотите поговорить, дорогой друг?

– Вот ты все вспоминаешь обо мне и Ллите, Минерва, и тебя явно беспокоит, что я лишил ее причитающегося. Ничего я ее не лишал, во всяком случае ты не знаешь, что представлял собой этот приз. Так бывает нередко, и секс не всегда подарок. Дело в том, дорогуша, что ты не понимаешь сути "эроса", потому что не можешь понять, не создана для этого. Я не принижаю это занятие; секс – это во, секс – чудесная штука. Но если ты обожествляешь его, а именно этим ты и занята, секс превращается из развлечения в причину невроза.

Что касается того, что я лишил чего-то там Ллиту, то надо сказать: в сексуальном отношении она не голодала. В самом худшем случае ей было слегка досадно. Но отнюдь не обидно. Ллита была женщиной сердечной, и лишь тяжелая работа могла бы помешать ей лечь на спину, или усесться или встать на колени... или на уши, а я своими советами предоставил им с Джо достаточно времени для всего этого. Джо и Ллита были люди простые, они не знали предрассудков и разврата и из четырех основных предметов, интересующих род людской – войны, политики, денег и секса, – их занимали лишь два последних. Ну а под моим руководством они в изобилии получили и того, и другого.

Да что там, признаюсь, что после того как они научились предохраняться – а методика тогда была почти такой же совершенной, как и теперь; этому я тоже учил их, но прежде не имел причины упомянуть, – оказалось, что никакие предубеждения и табу не запрещают им вильнуть на сторону ради забавы, причем связь их между собой при этом не подвергалась никакой опасности. Они была невинными гедонистами, и если Ллите не удалось завлечь одного усталого старого космонавта, она сумела заполучить достаточное количество других. Как и Джо. Короче, кроме развлечений, они наслаждались глубоким счастьем от самого счастливого из браков, который мне приходилось видеть.

– Я почти рада слышать это, – сказала Минерва. – Очень хорошо, Лазарус, забираю назад свои вопросы и воздерживаюсь от спекуляций относительно миссис Лонг и того самого "усталого старого космонавта", хотя даже ваш рассказ свидетельствует о том, что в то время вы не были ни усталым, ни старым, ни космонавтом. Вы упомянули четыре основных предмета, интересующих род людской, но не включили сюда науку и искусство.

– Я сделал это не по забывчивости, Минерва. Наука и искусство интересуют очень немногих; лишь небольшой процент людей может считать себя учеными или художниками. Но ты и сама знаешь это и просто уклоняешься от темы.

– Неужели, Лазарус?

– Не свисти, дорогая. Знаешь притчу о маленькой русалочке? Можешь ли ты заплатить ту цену, которую заплатила она? Можешь, ты это прекрасно знаешь. И не делай вид, что не понимаешь, о чем я говорю.

Компьютер вздохнул.

– Понять способна, а не могу. У тележного колеса нет прав. Как и у меня.

– Увиливаешь, дорогуша. Права – это надуманная абстракция. Прав нет ни у кого – ни у машин, ни у существ из плоти и крови. У людей – обоего пола – бывают возможности, а не права, и они ими пользуются или не умеют воспользоваться. Тебе выпало быть могучей десницей хозяина этой планеты. И пользоваться дружбой вздорного старикана, который наслаждается особыми привилегиями по самой нелепой причине, но не колеблясь. И владеть всей биологической и генетической информацией клиники Говарда на Секундусе, что записана в твоей памяти в отсеке номер два у Доры. Наверное, это самая лучшая библиотека в Галактике и, безусловно, наилучшим образом отражающая биологию человека. Но я спросил: будешь ты платить? Хочешь, чтобы твои умственные процессы замедлились по крайней мере в миллион раз, а запас информации уменьшился в неизвестной, но тем не менее огромной степени? Кроме того, существует некоторая доля – какая, не могу сказать – риска при трансформации. Ну а в конце концов тебя будет ждать верная смерть, от которой машины избавлены. А в качестве компьютера ты способна пережить весь род людской – ты же бессмертна.