– Сэр, звучит неплохо. То, что сделала для меня ваша семья, капитан, превосходно сказывается на моем боевом духе.

– Рад слышать. А как бы вы организовали подобную программу? Говорите, не опасайтесь высказать собственное мнение.

(Дай мне стол, и я немедленно сделаю на нем карьеру, папа!) – Сэр, проблема эта распадается на две – нет, на три части. Две относятся к приготовлению, одна к исполнению. Во-первых, следует таких воинов выявить, во-вторых, одновременно зарегистрировать семьи, желающие помочь им. В-третьих, необходимо их познакомить. Первую задачу могут выполнить сержанты (это им во как понравится – но пусть вкалывают).

Им придется проследить, чтобы ротный писарь проверял переписку по реестру роты. Процесс можно ускорить, но задерживать почту не стоит. Проверку нельзя доверить взводным; им не понравится это задание, они отнесутся к нему спустя рукава. Все следует делать там, где сортируют почту. – Лазарус подумал. – Но чтобы все заработало, пусть капитан извинит меня, командующий должен потребовать через адъютанта от каждого ротного, эскадронного и батарейного командира отчет о том, сколько писем каждый его подчиненный получил на этой неделе. (Ах проклятое вторжение в личную жизнь и умножение писанины, в которой и так тонет армия! У тех, кто тоскует по дому, он есть, они и так получают письма. Одиночкам нужны не письма, а женщины и виски. А та кошачья моча, которую выдают за виски в этом "сухом" штате, сделала из меня любителя чая.) Но все должно исполняться одновременно, капитан. Подобная информация должна отдельной колонкой входить в еженедельный отчет. У ротных командиров и старших сержантов начнутся головные боли, если работа будет требовать слишком много времени – и командующий станет получать отчеты, составленные ротными писарями. Капитан прекрасно знает это и без меня. Отец Лазаруса ухмыльнулся и стал похож на Тедди Рузвельта.

– Сержант, вы только что заставили меня отказаться от письма, которое я приготовил для генерала. Я занимаюсь планированием и обучением, никакая новая программа не увеличит бумажной работы, если будет зависеть только от меня. Я уже вспотел, обдумывая, как свести ее к минимуму, и вы дали мне превосходный совет. Скажите, почему вы не пошли на офицерскую учебу, когда вам предложили? Впрочем, можете не говорить, если не хотите; это ваше дело.

(Папа, я собираюсь соврать – ведь не могу же я прямо сказать тебе, что на фронте взводный может рассчитывать прожить минут двадцать, если, приняв команду над взводом, будет действовать по уставу. Война жестока!) – Сэр, давайте представим себе это. Предположим, я соглашаюсь. Месяц уходит на утверждение. Потом три месяца в Бенинге, в Ливенуорте или там, куда пошлют. Затем снова сюда или еще куда-нибудь: получаю рекрутов. Провожу шесть месяцев с ними, и мы отправляемся за моря. Там новые учения в тылу, насколько я знаю. Все вместе составляет около года; война кончилась, а я так и не побывал на ней.

– Ммм... может быть, вы и правы. Вы хотите отправиться во Францию?

– Да, сэр! (Упаси, Боже!) – В прошлое воскресенье в Канзас-Сити мой тесть сказал, что так вы и ответите. Однако ваше нынешнее положение, сержант, могло бы разочаровать вас, если бы не ваши лычки. У нас здесь учебная база, мы следим за каждым инструктором. Тех, кто не способен работать, отправляем на фронт – но за тех, кто нам нужен, держимся мертвой хваткой. Впрочем, есть и исключения... – Отец снова улыбнулся. – Нас "попросили" – вежливый эквивалент слова "приказ" – выделить несколько лучших инструкторов для боевой подготовки в тылу наших войск во Франции. Я знаю вашу квалификацию и с тех пор, как мой тесть известил меня о вашем существовании, всегда следил, как о вас отзывались в еженедельных отчетах. Для человека, не служившего в армии, вы обнаружили удивительный профессионализм. Легкую личную недисциплинированность недостатком я не считаю. Абсолютно исполнительный солдат – что казарменный солдат. Est-ce que vous parlez la lanque francaise?

– Oui, mon capitaine.

– Eh, bien! Реut-etre vous avez enrole autrefois en la Legion Etrangere, n'est-ce pas?

– Pardon, mon capitaine? Je ne comprends pas.

< – Вы хорошо говорите по-французски?

– Вполне, капитан.

– Хорошо! Вам приходилось служить в Иностранном легионе, не так ли?

– Простите, капитан, я вас не понимаю.> – Я тоже перестану понимать, если мы произнесем еще три французских слова. Но я учусь, поскольку сам рассчитываю перебраться во Францию из этого пыльного местечка, Бронсон, забудьте про мой вопрос. Но я должен задать вам другой и требую абсолютно честного ответа. Существует ли вероятность, что французские власти заинтересуются вами? Мне не важно, чем вы занимались в прошлом, военному министерству тоже. Но мы обязаны защищать своих людей.

Лазарус чуть помедлил. (Папа недвусмысленно намекает, что считает меня дезертиром из Иностранного легиона, или же беглецом с острова Дьявола, или еще кем-то в этом роде, а потому намеревается защитить меня от французских властей.) – Абсолютно никакой, сэр.

– Рад слышать. Тут болтали кое о чем... Папаша Джонсон ничего не смог опровергнуть или подтвердить. Кстати... Встаньте-ка на минутку. А теперь повернитесь налево, пожалуйста. Меня интересует ваше лицо. Бронсон, теперь я убежден. Я не помню дяди своей жены, но абсолютно уверен, что вы состоите в родстве с моим тестем и его теория, безусловно, правдоподобна. Это делает нас в известной мере родней. После того как война закончится, быть может, мы сумеем во всем этом разобраться. Но я слыхал, что мои дети зовут вас дядей Тедом. Это вполне устраивает меня – и вас, кажется, тоже? – Сэр, я не возражаю. В моем положении иметь семью – дело хорошее.

– Я так и думал. Еще одно (о моих словах вы забудете, сразу как только выйдете отсюда): полагаю, что шевроны ваши потребуются нам в один из самых ближайших дней. Сразу как только вам предоставят отпуск, которого вы не просили. И когда это случится, обойдитесь без всяких историй. Понимаете?

– Да, капитан.

– Хотелось бы быть вместе с вами; папаше Джонсону это понравилось бы.

Но рассчитывать я не могу. И, пожалуйста, не забудьте: я вам ничего не говорил.