— Это я сказал, я! И не стойте в воде, открыв рты, лучше помогите мне наконец избавиться от этого монстра.

Лог-а-Лог был не из тех, кто паникует. Взяв из лап командора кинжал Таммо, который тот сжимал, он принялся вытаскивать его из плена холодных стальных колец, приговаривая как ни в чем не бывало:

— Эх, командор, сколько же мы не виделись — сезон, два? Так вот во что сейчас модно наряжаться? Змеиные кольца тебе к лицу! Но неужели мундира тебе уже недостаточно?

Нечасто колокол в аббатстве звонил после полуночи, но возвращение командора стало исключением из правил. Звонарь Дингдон старался изо всех сил, возвещая радостную весть. Он с такой силой дергал за веревки, что лапы покрылись волдырями, а уши заложило.

Новоприбывших пригласили в Большой зал, а в это время выдры и зайцы понесли командора на высоко поднятых лапах в Пещерный зал. Он мужественно выдержал перевязку, которую сделали ему сестра Фиалка и Постенник. Они промыли многочисленные раны и смазали ушибленные места травяным лосьоном. Вопросам не было конца. Таммо спросил первым делом:

— А где мой кинжал? И вообще, как все случилось? Командор неохотно вернул зайцу оружие.

— Знай, приятель, эта стальная штука спасла мне жизнь. Таким оружием можно гордиться. Я отдал бы десять сезонов жизни, чтобы владеть им, говорю со всей откровенностью!

Таммо ласково погладил кинжал и бережно вдел в пряжку на поясе. Шэд принес другу горячего мятного чая в большой кружке:

— Вот, подкрепись, а то этот змей тебя совсем вымотал.

Командор склонил голову набок, пока сестра Фиалка промывала грязную рану, оставленную на шее зубами угря.

— Да, вымотал преизрядно! Это был боец, настоящий боец, клянусь вам. Мне жаль, что пришлось его убить. Он просто затерялся в этой дыре и страшно проголодался. Он не виноват, что природа требовала свое. Ой, поосторожнее!

Сестра Фиалка накрыла рану теплым компрессом.

— Извините, я не нарочно. Но теперь все. Вы молодец, господин, — вы поступили, как и подобает мужественному воину. Крошка Слоечка обязана вам жизнью. Я не часто это говорю, но промывать ваши раны было честью для меня.

Капитан Молния хлопнула лапой по столу:

— Как хорошо сказано! Да, было бы очень жаль потерять такого бесстрашного воина, как командор. Майор, я предлагаю сделать командора почетным воином Дозорного Отряда!

Под одобрительные возгласы в зал вошла настоятельница Пижма. Улыбаясь сквозь слезы, она ласково взяла командора за лапу:

— Ну что, старый вояка, снова пожаловал к нам? Командор медленно встал, осторожно разминаясь.

— Конечно, Матушка настоятельница, как же мне без вас? Только в следующий раз, будьте добры, не откладывайте праздник из-за меня! Кстати, не осталось ли случайно того замечательного овощного супа?

Разразившись смехом, Гром Стальная Челюсть бросился на кухню, крикнув через плечо:

— Эх ты, горемыка! Сиди здесь, я принесу тебе целую кастрюлю, если у тебя хватит сил все съесть!

Гургун Гарпун осторожно просунул голову в дверь спальни, где уже посапывали водноежата.

— Хо-хо! — прошептал он. — Намыты, накормлены и уложены под теплые одеяльца… Спасибо!

Матушка Хлопотунья низко держала лампу за дверью. Краклин прижала лапу к губам.

— Тише, господин, вы можете их разбудить. Гургун взял лампу и пошел вперед, освещая коридор и лестницу.

— В аббатстве полно малышей: кротята, мышата, бельчата, ежата, даже совята и барсучонок. Гургун удивлен, откуда маленький господин?

Краклин подала лапу Матушке Хлопотунье, спускаясь по крутым ступенькам.

— Это наш Руссано. Он особенный.

Их перебил Лог-а-Лог, выросший как из-под земли:

— Все на военный совет в Пещерный зал! — скомандовал он.

ГЛАВА 34

Чесун и Чихун, как и остальные Бродяги, были потрясены тем, что увидели. Обе крысы сидели у костра, обсуждая шепотом казнь, которую Дамуг Клык устроил десяти беглецам, возвращенным Скаупом.

Чихун поежился, подбрасывая побольше веток в огонь:

— Хорошо, братан, что ты не пошел с ними. Да, теперь никому и в голову не придет ослушаться Острейшего. То, как он расправился с Бором и Сигом и остальными восьмерыми, забудешь не скоро!

Чесун оцепенело смотрел на языки пламени, тупо кивая.

— Э… м-да… Хотя, если б я и пошел с ними, я скорее погиб бы, сражаясь, чем сдался в плен… Что это за слово, которое Дамуг все время повторял?

— «Казнить». Это он повторял, это он и сделал. Брр! Мурашки по коже, как только вспомню… Это было жестоко. Жестоко и бессердечно. И вообще… страшно.

Чихун подполз ближе к костру.

— Да уж… Но по жизни-то, оно как: чтобы стать Острейшим, надо быть беспощадным к врагам, быть хладнокровным убийцей. Я смотрел на Дамуга и видел его лицо: он получал удовольствие от того, что делал!

Это было правдой — Дамуг был доволен. Все шло так, как он хотел. Он не только получил назад беглецов и предателей, но и отправленная экспедиция во главе с Гадуссом принесла пользу. Хорек Прохвост, которого Дамуг считал погибшим, оказался жив и сообщил новости об аббатстве. Дамуг никогда не бывал в Рэдволле, но много слышал о нем. Вот это будет добыча! Оттуда он сможет по-настоящему править. Если все, что говорит Прохвост, правда, то взять аббатство не составит труда — южная стена, по его словам, почти совсем рассыпалась.

А еще Гадусс привел пленника, старую-престарую белку. Но пленник был все еще силен и в здравом уме, как многие долгожители Леса Цветущих Мхов. Этот старик сидел теперь в клетке, специально укрепленной дополнительными прутьями для необычного пленника. Правда, здесь вернее было бы сказать «лежал», потому что он был связан по всем четырем лапам, не шевелился и игнорировал Острейшего, упрямо закрывая глаза при его появлении.

Дамуг подошел к клетке вплотную. Его голос звучал вкрадчиво и убедительно:

— Еда и свобода, мой друг, вот то, без чего жизнь теряет смысл. Подумай об этом. Все, что ты должен мне сказать, — это сколько в аббатстве воинов и как они вооружены. Скажешь — накормлю тебя до отвала и отпущу на волю, да еще и с собой дам еды на сезон вперед.

Но ответ был все тот же:

— Ничего не знаю. Я никогда там не был. Ты понапрасну тратишь время. Я живу один. Мне никто не нужен.

Меч просунулся сквозь прутья, ткнув пленника в бок.

— Видел, что я сделал с теми, кто мне перечил? Будешь продолжать врать, и тебя постигнет та же участь!

Глаза белки открылись, он презрительно смотрел на Великокрыса:

— Если ты думаешь, что это облегчит тебе жизнь, ты еще больший дурак, чем кажешься. Говорю тебе, я ничего не знаю о Рэдволле!

Меч воткнулся белке в бок, струйка крови побежала по седой шерсти.

— Есть другие способы заставить тебя говорить! — прошипел Дамуг. — Может, помочь тебе освежить память?

— Ха, попробуй! Увидишь, что ничего-то тебе не добиться, ничтожество.

Дамуг понял, что угрозы бесполезны. Старик так зол на него и так упрям, что скорее даст себя заколоть, чем проговорится. Овладев собой, Дамуг убрал меч.

— Думаешь, ты крепкий орешек, да? Что ж, посмотрим, посмотрим. Полежи тут пару дней без еды и питья, послушай, как плещется вода в реке, понюхай, как пахнут наши обеды, а я еще приду перекинуться с тобой парой слов. Голод и жажда убеждают лучше всего.

Капитаны сидели вокруг костра на берегу, подавленные видом недавней расправы с непокорными, но еще больше заинтересованные упоминанием о великом аббатстве, чьи стены, по слухам, осыпались. Но Прохвост не спешил рассказывать им о том, что видел, пока Дамуг не даст разрешения.

Острейший подошел к костру. Языки пламени бросали зловещий отсвет на его ярко раскрашенную морду и медный шлем, увенчанный оскаленным черепом. Взмахнув черной мантией, он опустился на бревно. Злобный взгляд перебегал с одного воина на другого.

— Три дня! Еще только три дня, и Бродяги завоюют то, о чем они могли только мечтать, — аббатство Рэдволл!

Капитаны загудели, выражая одобрение, но холодный взгляд Дамуга полоснул как лезвие, и они притихли. Острейший продолжил: