— Я связался с тем купцом. Рассказал ему, куда поеду. Он снабдил меня всем, что, по его мнению, могло мне потребоваться. Сосудами для образцов и консервантами. Списком самых ценных частей тела. — Седрик вдруг вскинул голову и решительно подытожил: — Я поехал с тобой в этот поход, намереваясь раздобыть эти части. Я хотел сколотить на них состояние, а затем уговорить Геста бросить тебя и уехать со мной.

Элис сидела совершенно неподвижно, ожидая продолжения.

— Я сделал именно то, в чем обвинял Лефтрина. Я использовал тебя, чтобы подобраться поближе к драконам. Я собрал чешую и кровь, даже кусочки плоти, оставшиеся после того, как Тимара промывала рану Медной, и спрятал у себя в каюте.

Седрик запустил руку в холщовый мешок. Одну за другой он вынул несколько небольших склянок и выставил на стол. На дне одного флакона что-то краснело.

— Я намеревался отвезти все это в Удачный, передать тому калсидийскому купцу и разбогатеть.

На этом Седрик умолк.

Спустя мгновение Элис поняла, что он ждет ее реакции. Она взяла один из пустых флаконов и повертела в руках.

— И что ты сделал со своей добычей?

— Грефт все украл. Когда сбежал с баркаса. И ее больше нет.

Седрик кивнул на склянки. Элис с трудом сдержала дрожь и поставила обратно на стол тихо звякнувший пузырек.

— Почему ты рассказываешь мне об этом теперь?

— Из-за Карсона, — помолчав, неохотно признался Седрик. — Он сказал, я должен порвать со старым, чтобы начать что-то новое. А это часть моего прошлого.

— Ты порываешь со мной.

— Нет. Нет, дело вовсе не в этом. Я не хочу тебя терять, Элис. Знаю, это вряд ли возможно, но мне хочется снова стать тебе тем другом, каким я был когда-то. Быть им хотя бы со своей стороны, если ты понимаешь, о чем я, даже если ты не сможешь относиться ко мне как прежде. Каким-то образом я превратился из твоего друга в человека, который мог тебя обмануть и даже использовать, чтобы подобраться к драконам. И больше я им быть не хочу. Я и рассказываю все это, чтобы его уничтожить. Прежний Седрик обязательно предупредил бы тебя о таком человеке, в те времена, когда он был тебе настоящим другом.

— Ты имеешь в виду, пока до него еще не добрался Гест. Пока Гест не добрался до нас обоих.

Элис подняла руку и потерла лоб. Этот жест позволил ей на мгновенье прикрыть глаза, чуточку побыть наедине с собой и своими мыслями. На самом деле, не вполне справедливо винить во всем Геста. Не так ли? Их с Седриком пути разошлись еще до того, как он появился и воссоединил их судьбы столь причудливым образом. Элис попыталась вспомнить, как относилась к Седрику прежде. В те годы, когда они почти не общались, она вспоминала о нем с нежностью. Улыбалась своей девичьей влюбленности в него. При случайной встрече, на рынке или в гостях у общих друзей, она всякий раз искренне радовалась и тепло приветствовала его.

Общество Седрика, медленно осознала Элис, было единственной светлой стороной ее брака с Гестом. Она попыталась представить, на что походили бы последние несколько лет, не будь его рядом. Что, если бы она оказалась в доме Геста без Седрика, без его заботы и застольных бесед? Это он, припомнила Элис, советовал Гесту, что ей подарить, и только выбранные им книги и свитки делали ее жизнь сносной. В каком-то смысле Элис с Седриком были парой зверей, угодивших в одну ловушку. И если Седрик отчасти и виноват в том, что она оказалась во власти Геста, он хотя бы сделал все возможное, чтобы как-то скрасить ей существование.

И он помог ей отспорить это путешествие. За что сам недешево заплатил.

Целая цепь событий привела ее к встрече с Лефтрином. Привела к тому, что она нашла и любовь, и жизнь.

Кончиком пальца Элис потрогала испачканную красным склянку. Затем нахмурилась, склонилась ближе и взяла соседний пузырек. Он был немного больше остальных. Внутри что-то поблескивало. Элис подняла склянку к свету, льющемуся в окно камбуза, и внимательно посмотрела. Встряхнула. Предмет внутри не сдвинулся, но было совершенно ясно, что это такое.

Тогда с силой, удивившей Седрика, Элис разбила склянку о край стола. Осколки брызнули во все стороны, и он инстинктивно заслонил лицо ладонями.

— Прости, — пробормотала Элис, потрясенная собственной порывистостью.

Она осторожно разгребла осколки и нашла донце пузырька. Медленно подцепила одинокую, с медным отливом чешуйку, которая застряла внутри. Поднесла к свету. Та была почти прозрачной.

— Чешуйка, — произнес Седрик.

— Да.

Элис собрала тряпкой осколки и выбросила в ведро, где уже лежали внутренности и перья варящихся птиц. Затем вынула из кармана брюк медальон.

— Ты оставила его себе? — изумился Седрик.

— Да. Не знаю, зачем. Наверное, чтобы он напоминал мне, какой я была дурой, — откликнулась Элис и поглядела на него исподлобья. — Но, пожалуй, тебе такая памятка нужна еще больше, чем мне.

Она раскрыла медальон, и на них уставился Гест. Его надменная усмешка уже не казалась красивой — только язвительной. Элис достала перевязанную ниткой прядку темных волос и отложила в сторону, как недавно откладывала вынутые из птичьих тушек кишки. Затем взяла нож, которым разделывала дичь, подцепила острием портрет Геста и вытащила миниатюру. Осторожно поместила медную чешуйку внутрь медальона и защелкнула его. «Навсегда», утверждал маленький золотой кулон. Элис подняла его за цепочку.

— Навсегда, — повторила она Седрику, протягивая вещицу ему.

Он чуть поколебался, прежде чем взять медальон. Еще миг подержал его в руке. Затем надел цепочку на шею и спрятал под рубашку.

— Навсегда, — согласился он.

Элис встала, чтобы он не заметил, как ее глаза наполнились слезами. Неужели покончить с прошлым и начать все с чистого листа настолько просто? Она подняла крышку котла и помешала похлебку. Варево едва кипело. Придется попросить хранителей, чтобы нашли ей хоть какое-то топливо, если хотят получить сегодня горячую еду. Элис открыла дверцу печки и хмуро поглядела на умирающие угли.

— Вот что мы можем сжечь, — предложил Седрик и швырнул в топку портрет.

Элис и не заметила, когда он успел его взять. Миниатюра упала на угли, над ней взвился единственный язычок пламени, а затем она сморщилась и почернела.

— А вот еще.

Прядь волос Геста полетела следом. От нее повалил дым, и Элис поспешно захлопнула дверцу печки.

— Ну и вонь! — воскликнула она.

Седрик принюхался.

— Да, он такой.

Элис прикрыла рот и нос, а затем прыснула из-под ладони. К ее удивлению, Седрик к ней присоединился — и вот они уже смеются вместе, чего не случалось уже Са знает как давно. Затем вдруг обнаружилось, что он не смеется, а плачет, и Элис обняла его и неожиданно расплакалась тоже.

— Все будет хорошо, — удалось выговорить ей. — Все будет хорошо. Ты со мной, мой друг. Мы справимся.

После того как Сильве ушла, Тимара еще некоторое время проплакала в темноте. Это было глупо и бессмысленно. Но она все равно плакала. А когда девушка уверилась, что слезы иссякли, и все ее горе переросло в гнев, она вышла из тесной каморки и отправилась на поиски Синтары.

Тимара вышла на нос баркаса и оттуда увидела драконов. Они оказались неподалеку. Некоторые уже улеглись вплотную друг к дружке, уложив головы на спины соседей. Эта поза выглядела такой дружелюбной и мирной, но она знала правду. Только так драконы могли дать отдых ногам и поспать, не рискуя нахлебаться воды. Синтара не спала. Она медленно брела по зарослям камыша, пристально вглядываясь в воду. Наверное, надеялась поймать лягушку или рыбку. Что угодно съедобное. Недавний дождь дочиста отмыл всех драконов. Послеполуденное солнце прорвалось сквозь тучи и сверкнуло на шкуре Синтары. Несмотря на гнев, Тимара невольно восхитилась красотой своей драконицы.

Свет играл на синих чешуйках. Когда Синтара поворачивала голову, в малейшем движении мышц сквозило опасное изящество. Несмотря на размеры, несмотря на то, что дракон не создан для жизни в воде, двигалась она почти беззвучно.