Элис умолкла. Лефтрин шевельнулся рядом с ней на постели. От этого движения она как-то ясней осознала его присутствие: прикосновение его тела, запах.
— Думаю, нам пора расходиться, — нехотя повторила она.
Свеча давно уже догорела. В маленькой каюте Седрика было темно. Лефтрин медленно сел. Прохладный воздух коснулся ее бока там, где его тело тесно прижималось к ней на узкой постели. Элис улыбнулась себе. Она спала рядом с нагим мужчиной. По-настоящему спала, в его объятиях, прижавшись щекой к волосам на его груди, сплетясь ногами.
С ней еще никогда такого не случалось.
Элис слышала, как он разыскивает в темноте штаны и рубаху. Парусиновые брюки занятно шуршали, пока он их натягивал. Затем он втиснулся в рубашку. Капитан нагнулся, разыскивая башмаки, взял их в руки.
— Я провожу тебя до каюты, — шепотом предложил он.
— Нет, — возразила она. — Ступай. Я дойду сама.
Капитан не спросил, почему она хочет, чтобы он ушел. И за это Элис была ему благодарна. Скрипнула, открывшись и закрывшись, дверь, и тогда она встала. Ночная рубашка валялась на полу. Она была холодной и местами сырой, но женщина все равно ее натянула. Элис заметила, что одна коса расплелась, и распустила и вторую. На ощупь расправила сбившиеся одеяла на постели Седрика. Отыскала его «подушку» и вернула на место. Затем обшарила постель и пол, но медальон так и не нашла. И снова повторила себе, что это ее не заботит. Никчемная безделушка из жизни, которая уже не имеет к ней никакого отношения. Элис выскользнула на палубу, прикрыв за собой дверь.
Короткая перебежка до каюты, и она закрыла дверь и вернулась в постель. Одеяла показались холодными и неуютными, когда она забралась под них. Внизу живота ныло, лицо и грудь исколола борода, а его запах пропитал всю кожу. Элис задумалась о содеянном, с вызовом решила, что ее это не волнует, но так и не сомкнула глаз. Ей вовсе не было безразлично то, что она сделала. Это стало для нее самым важным решением, какое она приняла в жизни. Элис смотрела в темноту, не сожалея, но заново переживая все в воображении. Как его руки касались ее, как он тихонько вздыхал от наслаждения, как кололась его борода, когда он целовал ей грудь.
Все это было так ново для нее. Элис не знала, была ли она распутной или же просто женственной. Они вели себя друг с другом, словно звери, или именно так и касаются, пробуют и наслаждаются любящие друг друга люди? Элис не покидало ощущение, будто она испытала все это впервые в жизни.
Возможно, так и было.
Элис закрыла глаза. Мысли об участи Седрика, о Гесте, оставшемся в Удачном, о ее добродетельных подругах и чопорной матери, о неизбежном возвращении к той жизни наводили на нее ужас.
— Нет, — проговорила она вслух. — Не сегодня.
Она зажмурилась крепче и заснула.
Капитан босиком стоял на палубе и глядел на берег. Башмаки он держал в руках.
— Что у тебя на уме, «Смоляной»? — тихонько спросил он судно.
Последовавший ответ был загадочным. Лефтрин его не услышал. Скорее, ощутил босыми ногами через палубу не в меньшей степени, чем сердцем. Корабль хранил собственные секреты.
— «Смоляной», я знаю этот сон, — попытался Лефтрин снова. — Я думал, он мой. Нечто, что ты хотел мне показать.
На этот раз воздух дрогнул согласием. Трепет — и тишина.
— Корабль? — окликнул Лефтрин.
Но ответа не получил. Спустя некоторое время, так и держа башмаки в руках, капитан «Смоляного» отправился к себе в койку.
Карсон связал лодки веревкой. Это казалось унизительным, все равно что ехать на лошади, которую ведет кто-то другой, но Седрик понимал, насколько это разумно. Поэтому вместо того чтобы возмущаться, он изо всех сил следил за тем, чтобы веревка не натягивалась. Он был готов признать, что не умеет удерживать лодку в стороне от главного течения и подниматься вверх по реке. Но не хотел признавать, что у него не хватает сил грести, и его нужно тащить до баркаса на буксире.
У подобной гордости была своя цена, и теперь Седрик платил по счету. Каждый взмах веслом давался ему с трудом. Ладони покрылись мозолями, пузыри полопались и ободрались, и теперь он сжимал дерево рукояти едва ли не освежеванными руками.
— Теперь уже недалеко! — обернувшись к нему, прокричал Карсон. — Все будут так рады и тебе с драконицей, и лодке! Ее утрата дорого бы нам обошлась.
«Наверное, куда дороже, чем пропажа одного лишь хлыща из Удачного», — гневно подумал Седрик.
Он понимал, что Карсон вовсе не хотел его оскорбить, только заметил, что все три находки встретят с радостью. Но сознание этого не помогало. За последние сутки юноша увидел себя в новом свете, и образ ему совершенно не польстил. Без толку напоминать себе, что в деловых кругах Удачного его считают сведущим и толковым пареньком. В лучших тавернах города он известен приятным чистым тенором при исполнении застольных песен, а в винных лавках для него оставляют лучшие вина. Никто не придерется к его вкусу в выборе шелка. И когда он организовывает поездки Геста, они проходят без сучка без задоринки.
Только здесь все это не имеет значения. Некогда Седрика вовсе не заботило мнение Карсона. Он вполне довольствовался тем, что пережидал очередной скучный день на баркасе, мечтая о возвращении в Удачный, к достойной жизни. Теперь же он страстно жаждал доказать, что способен отличиться не только за столом переговоров. Или в спальне. Мысль замаячила уже не первый раз, и сейчас Седрик не стал от нее прятаться. Действительно ли Гест ценил его как делового партнера? Или же держал при себе только потому, что он был забавен и уступчив в постели?
Медная драконица брела по мелководью, сбоку от лодок. Река опустилась почти до прежнего уровня. Релпда, похоже, с охотой шагала вверх по течению. Скоро она присоединится к остальным драконам, и их бесконечный поход продолжится. Медная шагала, то поднимая над водой хвост, то снова волоча его за собой. Она все время касалась сознания Седрика — как маленький ребенок цепляется за подол материнской юбки. Юноша ощущал ее, но в его мысли она не вторгалась. Сейчас спину ей грело солнце, под лапами хлюпала грязь, и она опять слегка проголодалась. Скоро им придется искать для нее пищу, иначе она начнет капризничать. Но пока драконица имела все, чего хотела от жизни, и была вполне довольна. Ее непосредственность казалась ему едва ли не очаровательной, пока он не осознал, насколько она безнравственна.
Прямо как Гест.
Эта мысль застала Седрика врасплох, сбив с ритма гребли. Он уставился в пространство перед собой, пытаясь понять, совершил ли он только что открытие или просто снова потворствует своему гневу на любовника. И тут же веревка между лодками натянулась, юноша чуть не опрокинулся с банки, а Карсон обернулся. Охотник позволил течению снести его лодку назад и поравнялся с Седриком.
— Ты устал? Если устал, можем немного передохнуть под деревьями.
Карие глаза преисполнились сочувствия. Охотник знал, что Седрик не привык к физическому труду. С утра он предложил юноше просто посидеть в лодке, пока он, Карсон, гребет, ведя вторую лодку за собой на буксире.
Седрику отчаянно хотелось согласиться. Просто признаться, что он слабак и не способен здесь выжить.
— Нет, я просто нос чесал. Прости!
— Что ж, скажешь, если понадобится отдохнуть.
Карсон просто сообщил о такой возможности. Седрик выискивал за его словами насмешку, но не находил. Охотник снова взялся за весла и повел лодку дальше.
Юноша тоже принялся грести. Карсон сосредоточил взгляд на реке. Седрик смотрел на спину охотника и пытался подражать его движениям. Широкие плечи и мощные руки Карсона двигались размеренно, с кажущейся легкостью, как будто он просто дышал. Попутно охотник чуть поворачивал голову, оглядывая реку: остающиеся позади деревья, драконицу, воду. Он сам как дракон, понял вдруг Седрик. Сосредотачивается на том, что делает, делает это хорошо, и ему этого довольно. Юноша на миг истово позавидовал ему. Вот бы его собственная жизнь была так же проста.