Возможно ли это?

Конечно, нет.

Его жизнь отчаянно запуталась. Он оказался здесь, далеко от мест, где мог хоть в чем-то преуспеть. Украл драконью кровь и, хуже того, попробовал ее на вкус, а затем понял всю низость своего поступка и дальнейших намерений. Как он мог вообразить, что драконы — обычные животные, вроде свиней или овец, которых человек может зарезать для своих нужд? Он вспомнил о сделке, заключенной с купцом Бегасти, и содрогнулся. С тем же успехом он мог бы продать сердце ребенка или пальцы женщины!

И вот куда завел его скверно продуманный план. Он вдали от дома и с каждым днем продолжает от него удаляться. Он хотел невероятно разбогатеть и уехать вместе с Гестом из Удачного, но с каждым мигом это желание кажется все менее исполнимым и достойным.

Седрик попытался оживить прежнюю мечту. Он вообразил, как в красиво убранной комнате они с Гестом глядят друг на друга поверх стола, заставленного изысканными блюдами. Еще в его мечтах всегда присутствовали высокие двери, распахнутые в благоухающий сад, который озаряло закатное солнце. И воображаемый изумленный Гест все время спрашивал, как Седрику удалось всего этого добиться, а тот лишь откидывался на спинку кресла с бокалом вина в руке и молча улыбался.

Он детально представлял себе эту сцену: уставленный блюдами сервант, вино в бокале, шелковая рубашка, щебет птиц, перепархивающих с кустов на деревья в вечернем саду. Он помнил каждую мельчайшую подробность своей фантазии, но ему не удавалось ее оживить; он не слышал больше изумленных, настойчивых расспросов Геста, не мог улыбнуться так, как улыбался бы, качая головой и отказываясь отвечать. Воображение сорвалось с цепи, мечта обернулась кошмаром, в котором он знал: Гест непременно слишком много выпьет, откажется от рыбы, заявив, что она пережарена, отпустит сальное замечание о мальчике, убирающем со стола. Настоящий Гест обязательно спросит, не торговал ли Седрик собой на улицах, чтобы заработать столько денег. Настоящий Гест обольет презрением все его подарки, обругает вино, найдет убранство дома чересчур кричащим и безвкусным и пожалуется, что ужин был слишком обилен.

Гест из его мечтаний сменился тем человеком, в которого постепенно превратился за последние два года. Насмешливым, брюзгливым Гестом, которому нельзя угодить, властным Гестом, который вышвырнул его вон, когда Седрик посмел с ним не согласиться. Гестом, который начал все чаще и чаще попрекать его, напоминая, что они тратят деньги Геста, что Гест его кормит, одевает и предоставляет ему кров. И что себе вообразил Седрик? Что, отыскав источник богатства и завладев им, он сумеет сделать Геста прежним?

Или он сам захотел стать Гестом — главным из них двоих?

Весла глубоко зарывались в воду. Спина, шея, плечи и руки ныли. Ладони жгло. Но даже эта боль не могла заглушить горькую правду. С самого начала, с самых первых дней вместе Гесту нравилось господствовать над Седриком. Всегда он посылал за юношей, а тот приходил. Этот человек никогда не был с ним нежен, добр или внимателен. Он смеялся над синяками, которые оставлял на его теле, а Седрик склонял голову и печально улыбался, принимая подобное обращение как должное. Хотя, конечно, Гест никогда не заходил слишком далеко. За исключением единственного раза, когда он здорово набрался, а Седрик вывел его из себя, помогая подняться по гостиничной лестнице. Гест по-настоящему разозлился и ударил его так, что он скатился по ступеням. Но только в тот раз — и еще как-то, в отместку за то, что секретарь не согласился, будто купец сознательно обманул их, а предположил нечаянную ошибку, Гест уехал из гостиницы без него, и Седрику пришлось бежать через самые опасные районы мрачного калсидийского города, чтобы поспеть на корабль за несколько минут до отплытия. Гест так и не извинился за тот случай, только высмеял Седрика к радости попутчиков.

Один из них, вспомнил вдруг Седрик, наверное, сейчас с Гестом. Коуп. Реддинг Коуп, с пухлым ротиком и короткими пальчиками, который вечно ловит каждое слово Геста и всегда готов вызвать у него улыбку, хитро высмеяв Седрика. Что ж, пусть Коуп и забирает Геста себе. Седрик мстительно пожелал, чтобы победа не принесла ему радости. Не исключено, что завоеванная им награда окажется вовсе не тем, чего он ждал.

Тимара покинула баркас рано утром, выпросив на время у капитана одну из маленьких лодок. Лефтрин этим утром пребывал в необычайно благожелательном настроении. Он приказал Дэвви отвезти девушку на берег в корабельной шлюпке, а ей велел покричать, когда она захочет вернуться на судно. Тимара захватила с собой пару вещмешков и пообещала, что попробует насобирать свежих плодов на всех.

Она не сказала Татсу, что уходит. Вообще никому не сказала. И все же ничуть не удивилась, когда он объявился, чтобы помочь им спустить лодку за борт. И когда он слез по трапу и сел позади нее, это тоже не стало для нее неожиданностью.

Пока Дэвви вез их к берегу, Тимара размышляла, как ей вести себя с Татсом. До поры их занимала дружелюбная болтовня паренька. Очевидно, он только что подружился с Лектером и теперь засыпал их вопросами о нем. Татс рассказывал, что мог. Лектер всегда держался несколько отчужденно, не сближаясь ни с кем из хранителей. Тимара порадовалась за него. Она почти не знала и самого Дэвви, но успела заметить, насколько тот одинок. Она понимала, почему капитан запрещает сближаться членам команды и драконьим хранителям, но ей было жаль Дэвви — единственного подростка на борту. Она надеялась, что для него Лефтрин несколько смягчит правила и позволит дружбе мальчика с Лектером продолжаться.

Дэвви подвел лодку как можно ближе к берегу, к выпирающим корням дерева, и Тимара с Татсом высадились. Оттуда девушка вспрыгнула на ствол, вонзила когти и полезла наверх. Татс попрощался с Дэвви и последовал за ней, хоть это и давалось ему труднее. Когда они добрались до ветвей, путь сделался легче для обоих. Они почти не разговаривали, только обменивались деловитыми окликами: то «Осторожней, тут скользко», то «Кусачие муравьи. Давай быстрее».

Тимара вела, Татс следовал за ней. Они двигались вдоль берега, вверх по течению, и девушка забиралась все выше и выше.

— Куда это мы? — спросил наконец Татс.

— Ищем плодовые лианы. Те, что с воздушными корнями. Им нравится, что вдоль берега много света.

— Ладно. А то что-то мне сегодня неохота забираться на самый верх крон.

— Мне тоже. Слишком много времени ушло бы на то, чтобы подняться и снова спуститься. А нам надо собрать сегодня как можно больше еды.

— Отличная мысль. Теперь будет труднее прокормить всех. Почти все рыболовные снасти утонули. Заодно с прочими припасами. И одеял нет. И много ножей пропало.

— Да, труднее, — согласилась Тимара. — Но драконы уже успешнее кормятся сами. Думаю, все будет в порядке.

Татс немного помолчал, осторожно следуя за ней по горизонтальной ветке.

— Если бы ты могла вернуться в Трехог, то захотела бы? — спросил он затем.

— Что?

— Вчера вечером ты сказала, что не можешь вернуться домой. И я задумался, действительно ли ты этого хочешь? — Он некоторое время двигался молча, а затем прибавил: — Потому что если хочешь, я найду способ отвезти тебя туда.

Тимара остановилась, обернулась и поймала его взгляд. Татс казался крайне серьезным, а она неожиданно ощутила себя очень старой.

— Татс, если бы я и впрямь этого хотела, то и сама нашла бы способ вернуться. Отправляясь в этот поход, я подписала контракт. Если бы я сейчас ушла… ну, все это оказалось бы бессмысленным, понимаешь? Я осталась бы просто Тимарой, сбежавшей, чтобы жить в доме отца и подчиняться правилам матери.

Татс нахмурился.

— «Просто Тимарой». Не думаю, что это так уж плохо. А кем бы ты хотела быть?

Вопрос озадачил ее.

— Не знаю. Но уверена, что хочу быть кем-то, а не просто дочерью своего отца. Хочу как-то себя проявить. Именно это я и сказала папе, когда он спросил, зачем мне этот поход. И это все еще правда.