Основатель научной школы химии, иностранный член Петербургской Академии наук Юстус Либих (1803–1873) говорил:
«… Я занялся историей алхимии и ятрохимии и открыл, что они являются не заблуждением времени, а естественной ступенью развития, такой именно ступенью, когда все силы были направлены на определение свойств тел; когда следовало открыть, наблюсти и определить их особенности».
Что же найдено на этом этапе, именуемом алхимическим?
«На какой точке развития находились бы сейчас химики без серной кислоты, открытой алхимиками более чем тысячу лет назад? Без соляной и азотной кислот, без аммиака, щелочей и многочисленных соединений металлов, без винного спирта, эфира, фосфора, берлинской лазури?!»
К этим достижениям можно прибавить основательную «экипировку» алхимической лаборатории. Добавим к этому и описание реакции нейтрализации, открытие новых элементов, например фосфора и сурьмы, изобретение пороха, фарфора и прочее.
По мнению Д. И. Менделеева (1834–1907), «важная заслуга алхимиков состояла в том, что они делали много опытов, открыли многие новые превращения». В лекциях по общей химии, читанных в 1880–1881 годах слушательницам Высших женских курсов, Менделеев говорит еще определенней: алхимикам «… наука обязана первым точным собранием химических данных. Поверхностное знакомство с алхимиками часто влечет за собой невыгодное о них мнение, в сущности, весьма несостоятельное… Только благодаря запасу сведений, собранных алхимиками, можно было начать действительное научное изучение химических явлений».
Итак, алхимия – не одно сплошное заблуждение. Кроме того, алхимия достаточно неоднородна. Золотоискательское направление отягощено оккультным привеском, заслонившим зачатки собственно химических знаний, и оно переродилось в конце концов в чисто мистическую литературу. Однако опытное направление, непосредственно связанное с практикой, дало рецептуры, лабораторное оборудование, препаративные приемы, лекарства, положив начало новой химии – подлинной науки.
История географии
Я – Иоанн, царь и поп, над царями царь. Под моей властью 3300 царей. Царство же мое таково: в одну сторону нужно идти 10 месяцев, а до другой дойти невозможно, потому что там небо с землею встречается. И живут у меня в одной области немые люди, а в другой люди рогатые, а в иной земле трехногие люди, а другие люди – девяти сажен, это великаны, а иные люди с четырьмя руками, а иные с шестью. И есть у меня земля, где у людей половина тела песья, а половина человечья. А у других моих людей очи и рот в груди. В иной же моей земле у людей сверху большие рты, а другие мои люди имеют скотьи ноги. Есть у меня люди – половина птицы, половина человека, а у других людей головы собачьи. Родятся в моем царстве звери: слоны, дромадеры, крокодилы и двугорбые верблюды. Крокодил лютый зверь: если он, разгневавшись на что-нибудь, помочится на дерево или на что-либо иное, – тотчас же оно сгорает огнем… А еще у меня лежат мощи апостола Фомы.
Представления о пространстве
Первобытная география
Первобытные условия жизни, базирующиеся на собирательстве, охоте и рыболовстве, заставляли человека постоянно перемещаться. Практически являясь частью природы, человек научился определять свое положение на знакомой ему территории и даже зарисовывать внешний вид географических объектов. Это привело к появлению элементарных картографических рисунков, дававших плановое или полуперспективное изображение местности с объектами, представлявшими наибольший интерес: путями сообщения (главным образом реками), местами охоты, рыбной ловли и прочим.
Причем чем более подвижный образ жизни вели такие племена и народности, тем совершеннее были их пространственные представления и картографические изображения. Так, индейцы Северной Америки проделывали громадные (до 2000 км и более) путешествия в погоне за бизонами и другими животными; в свои походы они брали целые свитки карт, выполненных на бересте и коже оленей.
Карты, вычерченные на коре и дереве, обычны у народностей Сибири и Дальнего Востока, в частности у нанайцев Нижнего Амура, чукчей и одулов Северо-Восточной Азии, эвенков и т. д. Русские путешественники и географы А. Ф. Миддендорф, А. Л. Чекановский, Р. К. Маак и многие другие в своих путешествиях пользовались рисунками эвенков (тунгусов). П. А. Кропоткин во время пути из Забайкалья на Витим и Олёкму ориентировался по карте, вырезанной тунгусом на бересте. Эта карта поражала его своей точностью.
Если лесные жители определяли свое местоположение по рекам и хребтам, то степные, не имея таких природных контуров, выработали систему ориентирования по странам света. В соответствии с этим у лесных племен основой картографии стали реки, хребты, тропы и другие контуры; у степных – расстояние по маршрутам в днях пути. В степи появилось и представление о направлениях относительно стран света или иных постоянных направлениях (господствующих ветров, волн и т. п.).
Маньковская группа нерчинских эвенков, вышедшая на Нерчу из Якутии, называла север – амаски (назад), а юг – дюлэски (вперед). Аналогично страны света получали иногда названия относительно течения реки, по которой мигрировали народности (верх, низ и т. д.).
Для прибрежных племен, основным занятием которых было морское рыболовство, очертания побережий и направления между отдельными их пунктами были одинаково важны. Так, длительные плавания в поисках рыбы и морского зверя среди островов и вдоль причудливо изрезанных побережий выработали у эскимосов Аляски и Гренландии великолепные способности к ориентированию. Они отображали рельеф с помощью резьбы по дереву или моделировали его из подручного материал, песка или камня.
Уникальными в истории мировой картографии являются карты, создававшиеся жителями Маршалловых островов. Низкие Маршалловы острова, видные лишь с небольшого расстояния, не могли служить надежной основой для ориентирования. За основу навигации и соответствующих карт туземцы архипелага приняли выявленные на основании многовекового опыта закономерности взаимодействия морской зыби, поднимаемой господствующими северо-восточными ветрами, с побережьями островов. Раковины, обозначающие острова, закреплялись на каркасе из черенков пальмовых листьев, а положение черенков указывало фронт морской зыби, поднимаемой господствующими ветрами, и его изменения при прохождения через цепь островов; другая система черенков обозначала расстояния, на которых острова появлялись в пределах видимости.
Для того чтобы пройти от одного острова к другому, туземцы расстилали карту на палубе лодки и управляли судном таким образом, чтобы удерживать постоянными угол между курсом и видимым фронтом волн; требуемый угол, в зависимости от цели путешествия, определялся по карте. В плавание выходили группы около 15 каноэ под руководством «штурмана», опытного в использовании карт.
Метод изготовления этих карт держался в строгом секрете и передавался от отца к сыну.
Из этих примеров видно, что карты на ранних этапах развития были чисто практическими пособиями в коллективном труде, для указания путей кочевок, мест охоты, способов ориентирования и т. д. Эти картографические изображения ограничивались весьма небольшими территориями и были предельно конкретны.
Легко представить, что при составлении карты древний «картограф» помещал в центре место своего пребывания. Отсюда, очевидно, берет начало представление о круглом мире с центром в родном поселении. Круговой горизонт – круглый мир, непрерывно расширяющийся пропорционально мобильности человека и накапливающимся знаниям.
