Долго ли, коротко ли, но мы выступили на кафедре экономики. Финальные этапы подготовки к выступлению, меня потрясли. Мы не оттачивали и сокращали. Мы не формулировали афористично. Доцент Проничева тщательнейшим образом обсудила с каждым из участников его наряд. Мне просто-напросто было заявлено — Андреев, эта щетина не идет к твоему костюму!

— Э-э-э-э… Наталья Олеговна! У меня нет костюма!

— Вот и займись! До завтра успеешь? Я должна тебя в нем увидеть! Без щетины!

— Это насилие!

— И вправду, — вступила в разговор Лишова. — К чему это, Наталья Олеговна? Как его ни одевай, умней выглядеть не будет!

— Вот не нужно этого, Виктория! Конечно, женщинам проще живется, у них все хорошо с нарядами. И прекрати, Овчинникова, хихикать над товарищем, что выносит, практически, пытки!

— Поясни, откуда у тебя мысль, что женщинам проще? — Проничева, как всегда, вцепилась в принижение женских страданий. Это я не подумал.

— Ну, дык, если, к примеру, девушке хочется борща, она идет и варит борщ. А парню-то, если захотелось борща — нужно искать девушку. Что умеет его варить.

— Ха-ха, смешно! — сказала Лишова, — Я не умею варить борщ.

— И я, — хихикнула Ленка.

— Я не готовлю борщ, Андреев! — холодно заявила Проничева.

— Вычеркиваю, — сообщил я девчонкам. — Наталья Олеговна, я и не смел думать, что возможно…

— Пошел вон, Андреев! И чтоб завтра, с утра, в костюме!

— Послезавтра. Я не могу вас подвести костюмом Большевичка. Пойду, в салон новобрачных. Может — женюсь. Костюм будет!

Проничева оказалась права. На заседании, кроме нас выступали парни с Кибернетики. Очень интересно выступали. Я даже увлекся. Про математическое моделирование эконом-процессов. Но как они одеты? Это принижение и пренебрежение. То ли дело мы!

Славная Ленка в строгом костюме. Великолепная Лишова, в красивом, но сдержанном платье. Серьезный я, в черном финском костюме, ради которого Верка поставила на уши пол-Питера. Мы выглядели крайне выигрышно на фоне остальных. Расчет доцента Проничевой был совершенно иезуитский.

Овчинникова с Лишовой затуманили мечтательностью глаза старой профессуры. Я, сдержанно-мужественный симпатяга, лег на сердце женской части аудитории. И блистательная, синеглазая Проничева, как финальный гвоздь в сердца активных мужчин средних лет. И кто-то мне тут еще втирает за феминизм! Нашу статью рекомендовали к печати почти без обсуждения.

В процессе выступления немного потерзали Лишову, по поводу конвертируемости рубля. Но это скорее отдавая должное. А со мной были слегка пренебрежительны. Когда я сказал, что Сталин крупно ошибся, не сделав СССР соучредителем МВФ. Хотя бы потому, что Китаю, к примеру, будет легче. Хотя бы с доступом на финансовые рынки. Ведь Китай-то — соучредитель МВФ.

Тут большая часть публики стала саркастично-снисходительно посмеиваться и ухмыляться. Сейчас к Китаю, в Союзе, отношение пренебрежительно-уничижительное. Все эти шутки про тысяча первое китайское предупреждение, про мелкие группы войск по десять-двадцать миллионов человек, что бегают вдоль наших границ. Да и вообще, бытует мнение о слабости Китая, раз он терпит унижения на международной арене. Ну, Тайбэй там, американы вооружают. В провинциях смута.

Глядя на публику, я подумал, что именно они же будут потом дрочить на великий Китай, и рассказывать что — вот он, пример для подражания.

Только все время будут забывать, что и реформы Китай начал гораздо раньше нас. И не трындел направо и налево о величии и уникальности. А тупо работал. И на высшем уровне заявил, что больше ни с кем не воюет. Типо — унижайте, нам похер.

После выступления мы даже не выпили шампанского. Я развез девчонок по домам, и все. Жизнь потекла дальше. Я по-прежнему сидел на практике с Ленкой. На лекциях иногда оказывался рядом с Лишовой. Тогда мы с удовольствием говорили друг другу гадости.

Судя по всему планы, что мы строим с Сурковым, вполне реальны. Хотя бы потому, что требуют изменений и уточнений. Это мертвые планы неизменны. В общем, погоды стоят чисто питерские. То есть дождь. Совершенно ясно, что на Жигулях я, на проселках между Лугой и Московским шоссе и останусь. Так что я поеду на Волге. В принципе без разницы, но надежность. И я, вполне официально, заключив договор, загнал машину в таксопарк на ТО. Оказывается, у академика Гейнгольца была такая привилегия. Обсуживать свое авто на госпредприятии. Ну, не важно.

В общем, пригнал, и оставил. Слесарь Семен Иванович, сказал — приходи после шести, все будет как надо. Отвечаю.

От нечего делать, сходил в пышечную на Желябова, недалеко от ДЛТ. Тамара готовит вкусно, но диетически. А душа требует говнеца. Так что я с наслаждением стрескал семь пончиков присыпанных пудрой. И запил ужасным кофе с молоком из странного агрегата. И получил непередаваемое наслаждение.

Дворами, мимо капеллы, вышел на Певческий мост, и Дворцовую. Там монтируют трибуны и вешают на Эрмитаж огромный плакат с Лениным-Марксом-Энгельсом. Да и вообще город украшаю к празднику.

Я не стал, как собирался, выходить на набережную. А развернулся и пошел в Инженерный замок. Меня все таки терзает мысль про Чернобыль.

В Инженерном замке сейчас располагается Техническая библиотека. Там можно взять пленку с технической информацией по множеству разного рода вопросов. Сесть за стол, и, с помощью эдакого настольного диапроектора, поизучать. Что я и сделал. Прикол в том, что Павловский замок считается закрытым учреждением. Но я совершенно спокойно прошел во внутренний двор, поднялся по лестнице, разделся в гардеробе. Менту, на входе во двор, и вахтеру до меня не было никакого дела.[4]

А я тупо вписал в формуляр патенты НИТИ. Открытые, не секретные. И поизучал типы дозиметрических датчиков. Никто же не догадается, что они стоят на АПЛ, верно?

Один из драматичных моментов сериала «Чернобыль», о том, что никто толком не мог оценить уровень облучения на месте аварии. Этими вопросами занялись потом, после аварии. А сейчас только таскают разовые кассеты. И датчики АСУТП. А вот так, со стороны… А тут — пожалуйста. Берешь вот эту фигню, паяешь диодный мост. Да, питание еще… И калибровка. И методики. Но — херня. В любой мастерской — пара дней работы. Как бы это дело подбросить спецам? Или идею?

В понедельник утром, после первой пары, меня вызвали в деканат.

— Андреев! В твоем личном деле нет характеристики с места службы! — сказал мне декан.

— Леонид Степанович. Даже странно. Давайте я, не затягивая, седьмого ноября туда съезжу и привезу?

— А ты успеешь за один день?

— Запросто!

— Хорошо, скажи старосте, что я разрешил не идти на демонстрацию.

Машина Кости Могилы шла первой. В бинокль она различалась отчетливо. Вторая машина, Москвич, идет метрах в сто пятидесяти за ним. Я крякнул охотничьим манком. Почти сразу в ответ крякнул Сурков. Жигули с черной крышей и легко читаемым, знакомым номером, притормозили, и, загодя замигали поворотником. Я подумал, что вовремя мы успели. Появившись, мы не стали ждать, а упаковали грабителей, приятно проводящих время у костра. Всерьез попытался что-то сделать только один. Но он же и пострадал больше всех. Сурков сломал ему ногу. Я сломал второму уголовничку кисть руки. Все они лежат упакованные у костра, под охраной Суркова. Но сейчас он их бросил. За десять минут не развяжутся. А потом — как угодно.

Рассвело совсем недавно. На часах восемь тридцать две. Я стою в кустах, недалеко от шоссе и съезда в карман. На мне брезентовые спецовка, штаны и кирзачи. На голове — балаклава, скрывающая лицо. Сурков — метрах в ста вправо от меня, в перелеске. Одет аналогично.

Жигули съехали в карман, притормозили, и совсем медленно поехали вдоль обочины кармана. Москвич заехал следом, но проехал дальше. Я сдвинул предохранитель, и короткой очередью, на три патрона, вывел из строя двигатель Жигулей. То ли накатом, то ли от неожиданности, но машина повернула, заглохла и встала ко мне задом. В стылом воздухе отчетливо видна инверсия выстрелов. Поодаль, двойками начал лупить Сурков. Расстояние до цели у нас — метров пятьдесят.