Жрица не двинулась, хотя слегка повернула голову к двери, как будто все ее внимание было уделено чему-то, что могло произойти снаружи. После нескольких секунд ожидания Талахасси услышала голоса мужчин, как ей показалось, звучащие гневно. Жрица шагнула вперед, к Талахасси, так что теперь они стояли вместе, глядя на дверь.

Раздался резкий треск, заставивший Талахасси вздрогнуть. Она не могла быть уверена, но этот звук был сильно похож на выстрел! Подобно светящемуся блоку в углу, идея огнестрельного оружия здесь была анахроничной. Ее руки коснулись пальцы. Жрица сделала незаметный жест, явно указывавший Талахасси поднять жезл перед собой. Она вспомнила обычную позу большинства старых египетских изваяний — как именно они держали анх.

Остальные женщины вошли, пятясь, в комнату, их голоса выражали горячий протест. Тесня их, вошло трое мужчин.

При виде их уверенность, что она каким-то образом попала в далекое прошлое, у Талахасси исчезла. По идее, эти вновь прибывшие должны были носить короткие юбочки и держать в руках копья или луки. На самом же деле вновь прибывшие были по одежде ближе к ее собственному миру, так как были одеты в одинаковую форму, обрезанную на локтях и коленях.

Одежда их была тускло-зеленого цвета, только на плече выделялась маска Эпидемека. Их головной убор, казавшийся неуместным, сделанный из двухцветной полосатой материи, тоже зеленого цвета, походил на головной убор древних египетских воинов, придавая им сходство со сфинксом. Что же касается остального, то каждый из них нес то, что, очевидно, было оружием, похожим и все же не похожим на ружья ее времени, подумала Талахасси. Это были не винтовки и не револьверы, но нечто среднее между ними по длине. И короткие стволы лежали на сгибах рук, наведенные на женщин: похоже, люди, державшие их, были готовы стрелять.

Заметив Талахасси, они остановились — их глаза широко раскрылись. Потрясение или явное удивление? Она не могла быть уверена. Жрица рядом с ней нарушила молчание. Никогда Талахасси не желала так сильно знать, что же происходит, как в этот момент.

Двое мужчин позади командира отступили на несколько шагов. Их смущение явно бросалось в глаза. Что или кого бы они ни предполагали обнаружить здесь, но не тех, кому противостояли теперь. Жрица подняла анх и повелительно заговорила, тогда как предводитель этой тройки хмуро смотрел на нее. Шрам, рассекавший правую щеку от виска до подбородка, не придавал милосердия его лицу. Он не уступал, только сердито смотрел на женщину в маске львицы.

Жезл! Талахасси решилась на небольшой эксперимент.

Она чуть-чуть наклонила жезл так, что его кристаллическая верхушка была направлена на мужчину. Он быстро перевел пристальный взгляд со жрицы на девушку. Она увидела, как изменились его глаза.

Он боялся! Страх внушала либо она, либо жезл, и Талахасси думала, что скорее последнее. Теперь выражение угрюмой растерянности искривило черты покрытого шрамами лица. Талахасси сделала шаг вперед, затем другой. Он отступил, но не так поспешно, как двое сопровождавших его, которые не выдержали и побежали, едва девушка начала приближаться к ним.

Их предводитель не сдался так легко. Талахасси почувствовала опасность, таящуюся в этом человеке. Она умела каким-то образом улавливать эмоциональные реакции других по отношению к себе, определяя, когда ее принимали, терпели или не любили. Но этот человек излучал не антипатию, скорее это была ненависть. Она была так уверена в этом, как будто он выкрикивал проклятия ей в лицо.

Изгнание его таким способом могло быть наихудшим действием, какое она могла сделать. Однако две женщины быстро уступили ей дорогу, и она знала, что жрица непоколебимо двигалась позади нее. Они хотели, чтобы она выполнила как раз то, что делала!

Воин что-то враждебно бормотал сквозь стиснутые зубы, но шаг за шагом медленно отступал, в то время как она продвигалась вперед. Теперь они перешли во внешнюю комнату храма с изваянием Эпидемека, видневшимся из-за плеча мужчины. Назад и опять назад — наружу, в белый ослепительный блеск пустынного солнца, в пылающее пекло.

Она уловила мельком что-то, стоявшее не слишком далеко отсюда, но не могла внимательно рассмотреть, что это такое. Вместо этого приходилось следить за человеком перед ней. Она все еще теснила его назад, пока они не очутились на самом краю храмовой мостовой. Внезапно он перекинул ремень своего оружия через плечо и произнес напоследок резкую фразу, в которой она смогла распознать угрозу, даже не понимая слов.

Он, казалось, не желал поворачиваться к ней спиной и пошел боком, подобно крабу, косясь на нее, когда спускался по широким наружным ступеням, и зашагал прочь — весь его вид выражал злобное бессилие — к летательному аппарату.

На взгляд Талахасси, этот аппарат обладал кое-какими чертами вертолета, но не было вращающихся лопастей на верхней части. Как только мужчина добрался до отверстия в его боку и влез внутрь, тот поднялся в облаке песка и гравия, но посредством чего — она не поняла.

На боку летательного аппарата были изображены какие-то знаки, но эти обозначения не имели смысла для девушки.

Снова прикосновение к ее запястью, и жрица, как и раньше, слегка наклонив голову в маске, предложила им вернуться внутрь разрушенного храма. Одна из женщин сзади заговорила, а затем плюнула вслед исчезающему летательному аппарату. Звук его отлета уже затих.

Жрица больше не тратила времени зря. Она двинулась быстрым шагом, почти переходящим в бег, чтобы скорее достичь внутренней комнаты; Талахасси торопилась за ней. Здесь женщина в маске, встав еще раз на колени перед светящимся блоком, разразилась целым каскадом повелительных слов, говоря прямо в него.

Талахасси подошла поближе к женщине, которая плюнула вслед отступающим солдатам.

— Кто? — Она попыталась вложить в это слово ее собственного языка значение вопроса, при этом показывая наружу.

Какое-то мгновение казалось, что женщина не собирается отвечать, если вообще поняла вопрос Талахасси. Потом она медленно и обдуманно произнесла одно слово:

— Юсеркэф. — По крайней мере прозвучало что-то похожее на это.

Часть знания Талахасси, которая уже искала в памяти незначительные беспорядочные знакомые намеки на это место, настроилась на смысл этого слова. Юсеркэф — древний нубиец — или египтянин? Она была уверена, что это — имя мужчины. Но было ли это имя командира вторгшейся группы или того, кто его послал? Если бы она только знала. Она была готова швырнуть жезлом в стену от отчаяния из-за неведения, а затем немного с облегчением посмеяться. Сможет ли она когда-либо выяснить, что случилось, где она находится и почему? «Почему» могло быть важнее всех других пунктов, подозревала она.

Они загримировали ее, чтобы она сыграла роль. По-видимому, она была кем-то, кто, с жезлом в руке, имел полномочие изгонять вооруженных людей, которые несомненно явились сюда не просто так, а с какой-то враждебной целью. И пока что у нее было только единственное имя — Юсеркэф, — на нем надо было строить догадки.

Имена? Они очень много значили. У некоторых народов личное имя имело такое большое значение, что они никогда не открывали его чужестранцам, чтобы не давать им посредством этого какой-нибудь духовной власти над собой. Талахасси могла начинать с имен — это первый шаг в любом языке.

Она энергично ткнула себя пальцем в грудь и вновь спросила:

— Кто?

Женщина взглянула сначала на жрицу, все еще что-то мурлычущую у пластины. На этот раз ее нерешительность была гораздо более заметной. Все же она наконец ответила.

— Ашаки? — повторила Талахасси, стараясь придать слову то же самое произношение. Затем указала на жрицу. — Кто?

— Джейта. — На этот раз пауза была недолгой. Вероятно, женщина подумала, что раз небо не обрушилось в первый раз, то оно выдержит и дальше.

— Джейта? — Теперь палец нацелился на женщину. — Кто?