Был Иван Грозный, Юровский вместе с убиенным им последним российским государем императором, даже Ельцин был. А Сталина не было.

Администратор выставки («менеджер») был рад поболтать с земляком, которого его «репортерская» судьба забросила в эту тьму-таракань. С его слов выходило, что им действительно прислали в Комсомольск три новые фигуры, которые доставил хабаровский поезд. Они их там даже не распаковывали, загрузили вместе со всеми, переехали в Николаевск и уже здесь смонтировали. Но это оказались Пугачев, Екатерина Вторая и Иван Грозный.

— А зачем тебе Сталин?

— Да у нас серия статей, понимаешь, социально-политических. Вот и хотелось краску такую добавить — реакция населения местного, ну, регион-то специфический, на Берию да на Сталина… Ерунда, конечно, но почему нет? Можно забавно раскрутить. «Сталин по этапу», например. А куда же его могли закинуть, как думаешь?

— Понятия не имею. Вроде еще кто-то из наших по Дальнему Востоку крутится, но где… А ты что, только ради этого и приехал?

— Да нет, конечно. У меня тут еще… А это так, заодно.

— А… А то тут был один, ну буквально за полчаса перед тобой, так тот всю душу вытряс. Маньяк какой-то. Где, дескать, Сталин? Вынь ему да положь. Должен быть, и все.

— Может, и маньяк. А может, просто спереть хотел. Они же небось дорогие? Втюхать кому-нибудь.

— Это вряд ли. Голову одну разве что. Она легко снимается. Бред, конечно. Но от них тут чего угодно ждать можно. Поездил, насмотрелся.

— Я в Комсомольске разговорился с одним таким. У Дома культуры, где вы стояли. Взрослый мужик, за сороковник, в длинном таком пальто. Очень сокрушался, что выставка уехала. И тоже почему-то совершенно уверен был, что Сталин у вас есть. Но тот, по-моему, размолотить хотел Отца народов.

— Ну вот. А этому лет двадцать пять от силы. С виду. В кожаной такой коричневой куртке на меху. Вынь да положь ему Иосифа Виссарионовича. И здоровенный, главное дело. Прет как танк. Куда, дескать, девали? Прячете? Я потом специально на крыльцо вышел, смотрю — его машина ждет. Здоровая такая, с темными стеклами, «японец» какой-то, я не знаю, типа джипа. Дождались его и отчалили. Совсем охренели…

— Так он еще и не один был?

— Конечно. Он вперед слева сел, а руль-то у них у всех справа. У иномарок.

— Ладно, удачи вам. Народ-то хоть ходит?

— Ай… — администратор махнул рукой. — Им тут зарплату уже почти два года не дают.

— Как же живут?

— Живут как-то.

— Ну, счастливо, — вздохнул Гурский.

— Пока.

Обратно через Амур грузовик ехал уже по вешкам, которые представляли собой веточки, воткнутые в небольшие кучки снега, расположенные на расстоянии десяти— пятнадцати метров друг от друга.

Днем, возможно, их и было хорошо видно издалека, но в темноте, когда подслеповатые фары «зилка» выхватывали дай Бог метров пять пути, Константин, конечно же, потерял очередную и ехал наугад, ориентируясь лишь на черную полоску дальнего берега и угольками мелькающие на нем огоньки.

— Слушай, Костя, — не выдержал наконец Гурский, — давай-ка остановимся.

— А чего стоять? Вон он, берег. И машина теперь легкая.

— А полыньи? Там-то, по вешкам, все проверено. А тут мы прем, как…

— А где они, твои вешки? — Константин остановил машину и спрыгнул на лед.

Адашев-Гурский тоже выбрался из кабины и протянул ему сигарету. Они закурили и молча осматривались вокруг.

Где-то вдалеке слева мерцали огоньки Николаевска, справа, столь же далеко, — Константиновки.

«А если махнуть вон туда, — подумал Гурский, — прямиком и угодишь в Охотское море. Нет, сначала вроде Татарский пролив…»

Он задрал голову.

Ощущения были удивительные: затеряться под звездным небом прямо посреди Амура.

— Вон вроде бы… — сказал Константин и указал рукой на две далекие светящиеся точки, которые отделились от правого брега и стали перемещаться через лиман. — Машина.

— Ни фига себе… Это мы так далеко от вешек укатили?

— Дурное дело нехитрое. Залезай. И грузовик потихоньку, грузно переваливаясь через торосы, покатил, не разбирая дороги, держа курс на два движущихся огонька.

Наконец перед капотом высветилась воткнутая в снег ветка, Костя очень осторожно сделал на гладком льду правый поворот, и еще минут через пятнадцать— двадцать «зи-лок» вскарабкался на берег.

— Все. — Константин, проехав милицейский пост, съехал на обочину и повернулся к Гурскому: — Водка есть?

— Естественно.

— Доставай. Нам с тобой сейчас грех не вмазать. Нечего Бога гневить. Я уж тебя пугать не стал, но Амур-батюшка столько нашего брата прибрал и успокоил, что… А нас пропустил. И туда, и обратно. Я на этом вот месте каждый раз стакан выпиваю. На обратном пути.

— Так я же «Отче наш» прочел.

Они выпили по стакану водки, зажевали бутербродами и закурили.

— Слушай, Костя, а чем здесь вообще люди живут? Работать негде, да и тем, кто работает, зарплату вон все равно второй год не платят.

— Кто как. Икру давят. Золото, наркота…

— А тут и золото есть?

— А то… Они вон пару лет назад, дорогу подсыпать надо было, сняли верхушку сопки, две кучи громадные, и подсыпали. А оказалось — золотоносной рудой. Тут вообще…

— Ну, рыба, наверное, да?

— Это гиляки в основном.

— Кто?

— Нивхи, нанайцы. Их гиляками зовут. Ладно, поехали.

И опять дорога петляла по сопкам, опять была Циммермановка, загадочное Де— Каст-ри. Пульмановский вагон Александр, проспал и отчего-то очень из-за этого опечалился.

Была ночь. Потом рассвело, и настал день. Затем опять стемнело. Они выехали наконец на асфальтированную трассу и повернули по ней налево, к Хабаровску.

В бывшую столицу Дальневосточной Республики Константин вместе с Гурским въехали около четырех утра в среду, проведя в дороге из Николаевска без малого тридцать три часа.

— Тебе здесь куда? — чуть обернулся к Александру Костя.

— Совершенно без разницы. В гостиницу какую-нибудь, только в хорошую. Есть такие?

— На Хабаре вообще все есть. В Москве, может, денег и больше крутится, не спорю, но там же… А здесь все свое, настоящее. Меха, лес, золото, дикоросы, икра, рыба, зверье разное, да мало ли… Камни всякие, Якутия вон, под боком, алмазы. Если б Москва эта еще и вздохнуть дала, а то ведь душит, зараза. Все соки высосала, падла. А здесь же и япошки, и америкосы толкутся, деньги суют, только дай… Да что говорить-то! Отделяться надо, одно слово.

Они ехали пустынными ночными улицами, потом грузовик повернул налево, съехал по покатому спуску и остановился.

— Вон, смотри, — Константин показал рукой направо, — видишь, вон там здание высотное? Это «Интурист», гостиница. Пойдешь вон туда, там ступеньки, лестница наверх, поднимешься и направо. Не заблудишься.

— А где мы сейчас, территориально?

— На Амурском бульваре.

— Да? А вокзал вроде тоже где-то здесь.

— Вокзал там, — Костя кивнул налево. — Бульвар в него упирается. Здесь вообще все просто: три бугра, а между ними Амурский бульвар и Уссурийский. По среднему бугру Карлуша идет, это проспект Карла Маркса, он теперь Муравьева— Амурского называется — центральная магистраль. На вокзал тебе по Амурскому, там еще рынок будет по дороге, если икры там свежей или рыбы домой в гостинец захватить. А в аэропорт по Карлуше. За полтинник всякий отвезет. Только около гостиницы не садись, лохов заряжают. Ну чего, бывай?

— А сумку?

— Да! Вот ведь, забыли бы. Константин спрыгнул на землю и, обойдя грузовик, забрался в «кунг».

— Держи, — забирая у него свою сумку, Гурский протянул деньги.

— Да ладно… Мне все равно по пути было. Еще и веселей.

— Держи-держи, — Александр засунул ему сложенные банкноты в нагрудный карман мехового жилета. — Я же не последние даю. А если в следующий раз не будет, ты меня на халяву покатаешь. Идет?

— Идет. Слушай, а ты вообще сам-то откуда?

— Из Питера.