— Кому? — быстро спросила Эмери.

— Ты живешь над магазином, не так ли? — неловкий кивок. — Тогда я предполагаю, что ты лучше знаешь об этом лагере, и у кого чего не хватает. Через несколько дней начнется шторм. Я хотел бы, чтобы ты распределила это среди тех, кто будет в этом нуждаться.

Она моргнула. Эмери снова посмотрела на груду вещей.

— Я многим из них не нравлюсь, — почти шепотом сказала она.

— Я им тоже не нравлюсь. Ты не одна.

Неохотная улыбка. Не совсем улыбка. Конечно, не мужчине, которого она не знала.

— Считай это хорошей рекламой для магазина, — продолжил он. — Скажи им, что это был подарок от Лорда.

— Почему не от вас?

Он не хотел отвечать. Не сегодня.

— Лучше не впутывать меня в это.

Эмери на мгновение задумалась о его мере предосторожности, затем кивнула.

— Я прослежу, чтобы это было доставлено к закату тем, кто больше всего в этом нуждается.

Кассиан поклонился в благодарность и направился к стеклянной двери. Двери и окна только в этом здании, вероятно, стоили больше, чем могли себе позволить большинство жителей страны.

Протеус был богатым человеком — хорошим бизнесменом. И отличным воином. Чтобы рискнуть всем и отправиться на войну, он должен был очень горд.

Но шрамы на крыльях Эмери, доказывали, что она никогда не сможет ощутить ветер снова …

Кассиан потянулся к латунной ручке, металлический холод коснулся его ладони.

— Лорд Кассиан.

Он посмотрел через плечо туда, где Эмери все еще стояла за прилавком. Он не хотел переправлять имя Лорда и умалчивать о своем.

— Счастливого Солнцестояния, — сказала она.

Кассиан блеснул белоснежной улыбкой.

— И тебе. Сообщи, если возникнут какие-либо проблемы с доставкой.

Она приподняла подбородок.

— Я уверена, что мне это не понадобится.

Огонь в этих словах. Эмери заставит семьи забрать вещи, захотят они этого или нет.

Он видел этот огонь и сталь раньше. Он даже немного задумался, а что может случиться, если они когда-нибудь встретятся снова. Что из этого может получиться.

Кассиан вышел из магазина в мороз и колокольчик на двери прощально зазвенел. Предвестник грядущей бури.

И не только бури, которая надвигалась на горы.

Но, возможно, и того, что назревало здесь очень долгое время.

Фейра

Мне не следовало ужинать.

Эта мысль, вертелась у меня голове, когда я приближалась к студии Рессины, темнота кружила над головой. Свет освещал улицу.

В этот час, за три дня до Солнцестояния, студия была переполнена покупателями — не только жителями квартала, но и со всего города и его окрестностей. Так много Высших Фэ и фейри, многие из видов, которых я никогда раньше не видела. Но все улыбались, все излучали счастье и доброжелательность. Невозможно было не ощутить на себе эту энергетику, даже когда волнение норовило вернуть меня домой.

Я взяла с собой несколько вещей и холст, спрятанный подмышкой, не зная, будут ли они предоставлены или это выглядело бы неприлично, заявиться в студию Рессины и ожидать, когда мне дадут холст. Я шла от городского дома, не желая рассеивать с таким количеством вещей, и рисковать холстом при полете.

Оставаться в тепле, защищаясь от ветра во время полета, для меня было тем, что я еще не могла освоить, несмотря на мои нечастые уроки с Рисом или Азриэлем, и с дополнительным весом в руках, плюс холод… я не знала, как это делали Иллирийцы, в их горах, где было холодно на протяжении всего года.

Возможно, я скоро узнаю, если недовольство и волнения распространятся по военным лагерям.

Не время об этом думать. Мой желудок свело спазмом.

Я остановилась у дома недалеко от студии Рессины, ладони вспотели, в моих перчатках.

Я никогда раньше не рисовала в группе. Я редко любила делиться своими картинами с кем-либо.

И в этот раз перед холстом, когда я не знала, что может выплеснуться из меня …

Связь дрогнула.

Все в порядке?

Случайный, легкий вопрос, ритм голоса Риса успокаивал дрожь в моем теле.

Он рассказал мне, куда собирался поехать завтра. О чем планировал узнать.

Он спросил меня, не хочу ли я пойти с ним.

Я сказала нет.

Возможно, я должна была Тамлину за жизнь моего мэйта, я могла бы сказать ему, что я желаю мира и счастья, но я не хотела его видеть. Разговаривать с ним. Разбираться. Не сейчас. Возможно, никогда.

Я хуже себя чувствовала после отказа от приглашения Риса, чем когда он спросил, зачем мне в Радугу сегодня вечером.

Но сейчас, стоя напротив студии Рессины, уже услышав звенящий смех доносившейся оттуда, где она и другие собрались для своего еженедельного рисования, моя решимость улетучилась.

Я не знаю, смогу ли сделать это.

Риз промолчал.

Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

Рисовать?

Я был бы отличной обнаженной моделью.

Я улыбнулась, не волнуясь о том, что я была на улице среди множества людей, проходящих мимо. В любом случае, мой капюшон скрывал большую часть лица.

Ты простишь меня, если я не захочу делиться твоим величием с кем-то еще.

Возможно, чуть позже, лично для тебя.

Чувственная ласка вниз по связи согревшая мою кровь.

Прошло много времени с тех пор, как мы занимались любовью в краске.

Эта комната и кухонный стол вспыхнули в моей голове, и во рту мгновенно пересохло.

Мерзавец.

Смешок.

Если ты хочешь войти, тогда заходи. Если нет, то не надо. Это твое решение.

Я хмуро посмотрела на холст, спрятанный под рукой, на коробку с красками в другой и в сторону студии в тридцати футах от меня, на тени между мной и тем золотым лучом света.

Я знаю, что хочу сделать.

***

Никто не заметил, как я рассеяла в заброшенную галерею вниз по улице.

И с досками на окнах никто не увидел шары фейского света, которые я зажгла и отправила плавать в воздухе.

Конечно, с досками на окнах и с отсутствием хозяев в течение нескольких месяцев, главная комната, словно замерзала. Было холодно, я поставила свои вещи на пол и покрутилась обследуя помещение.

Вероятно, здесь было прекрасно перед нападением: массивное окно, выходящее на юг, впускающее бесконечное количество солнечных лучей, и окна в крыше — также заколоченные — украшали сводчатый потолок. Галерея передо мной была, возможно, тридцать футов в ширину, пятьдесят футов в длину, с прилавком у одной из стен и дверью ведущей к тому, что должно было быть студийным пространством или складом. Быстрый осмотр помещения сказал мне, что я оказалась наполовину права: сзади находился склад, в нем не было естественного света для живописи. Только узкие окна над потрескавшейся раковиной, несколько металлических стоек, все еще окрашенных краской, и старые чистящие средства.

И краска. Не сама краска, а ее запах.

Я глубоко вдохнула, почувствовав, как он и тишина начали заполнять мои кости.

Галерея была еще и ее студией. Полина, должно быть, рисовала, пока болтала с клиентами, исследуя висящую картину, контуры которой я едва могла разглядеть на белых стенах.

Полы были из серого камня, осколки разбитого стекла все еще валялись повсюду.

Я не хотела рисовать первую картину перед другими.

Я едва могла сделать это наедине с собой. Этого было достаточно, чтобы прогнать какую-либо вину перед тем, что я проигнорировала предложение Рессины присоединиться к ней. Я не давала обещаний.

Поэтому я призвала свое пламя, чтобы начать согревать пространство, устанавливая маленькие шарики, которые бы горели воздух по всей галерее. Согревая ее, возвращая обратно к жизни.

После чего, я отправилась на поиски стула.

Фейра