— Теперь ты можешь прекратить воровать их у Мор, — сказал он, подмигивая.

Я ухмыльнулась, обернув шарф вокруг шеи. Каждый сантиметр кожи, к которой он прикасался, таяла в ощущениях.

— Спасибо, — сказала я, поглаживая прекрасный материал. — Цвет очень красивый.

— Мммм. — Еще один взмах рукой, и появился третий подарок.

— Это становится чрезмерным.

Рис только выгнул бровь, и я усмехнулась открывая третий подарок.

— Новая сумка для моих принадлежностей для живописи, — вздохнула я, перебирая пальцами по тонкой коже, восхищаясь всеми различными карманами и ремнями. Набор карандашей и углей уже лежал внутри. На лицевой стороне также были мои инициалы-вместе с крошечными символами Ночного двора. — Спасибо, — сказала я снова.

Улыбка Рисанда стала шире.

— У меня было чувство, что драгоценности не входили в твой список желаемых подарков.

Это правда. Какими бы прекрасными они ни были, я мало интересовалась ими.

— Это именно то, о чем я бы попросила.

— Если бы ты не надеялась, что твой мэйт забудет о дне рождения.

Я фыркнула.

— Если бы я только могла на это надеяться. — Я поцеловала его снова, и уже желая отодвинуться, он скользнул рукой за мою голову.

Рис поцеловал меня глубоко, лениво, словно у нас был весь день. Я могла бы об этом только мечтать.

Но вырвавшись из объятий, я села скрестив ноги и потянулась за своим новым альбомом и сумкой с припасами.

— Я хочу нарисовать тебя, — сказала я. — В качестве подарка на день рождения.

Его улыбка превратилась в кошачью.

Я добавила, приготовив первую страницу альбома.

— Ты как-то упоминал про обнаженную натуру.

Глаза Риса засветились, и волна его силы прошла через комнату раздвигая занавески, наполняя пространство солнцем. Обнажая каждый прекрасный дюйм его тела, лежащего на кровати, освещая красные и золотые прожилки его крыльев.

— Сделай это, развратная, Разрушительница проклятия.

Моя кровь заискрилась, когда я вытащила кусок угля и приступила.

***

Было уже около одиннадцати, когда мы вышли из спальни. Я заполняла им страницы альбома-изображая его крылья, глаза, Иллирийские татуировки. И много обнаженного, красивого тела, зная, что никогда не поделюсь этим альбомом ни с кем, кроме него. Рис пропел свое одобрение, рассматривая мои рисунки, удивляясь их точности относительно определенных областей его тела.

В доме по-прежнему было тихо, когда мы спускались по лестнице, мой мэйт выбрал Иллирийскую кожаную форму — по какой-то странной причине. Словно утро Солнцестояния включало одну из изнурительных тренировок Кассиана, но я бы с удовольствием осталась и попробовала праздничный завтрак, запахи которого витали по коридору.

Мы вошли в столовую, обнаружив накрытый стол, но никого там не было, Рис помог мне сесть на обычное место и скользнул на стул рядом со мной.

— Я предполагаю, что Мор еще спит. — Я положила шоколадное печенье на свою тарелку, а затем на его.

Рис нарезал пирог с луком-пореем и ветчиной и положил кусок на мою тарелку.

— Она выпила даже больше, чем ты, так что я предполагаю, что мы не увидим ее до заката.

Я фыркнула и протянула свою чашку Рису, который предложил налить чаю.

Но две крупные фигуры появились в арке столовой, и Рис замер.

Азриэль и Кассиан начали подкрадываться на цыпочках, также одетые в Иллирийскую кожаную форму.

И от их чертовской усмешки, я поняла, что это не к добру.

Они двинулись раньше, чем Рис, и только вспышка его силы удержала чайник от падения на стол, прежде чем они вытащили его с места. И потянули прямо к входной двери.

Откусив печенье, я сказала.

— Пожалуйста, верните его в целости и сохранности.

— Мы позаботимся о нем, — пообещал Кассиан, коварство играло в его глазах.

Даже Азриэль ухмылялся, когда сказал:

— Если он сможет идти.

Я приподняла бровь, и как только они исчезли из входной двери, все еще таща за собой Риса, мой мэйт прокричал мне:

— Традиция.

Словно это все объясняло.

А потом они ушли, только Мать знала куда.

Но, по крайней мере, ни один из Иллирийцев не вспомнил о моем дне рождения — спасибо Котлу.

И когда Мор все еще спала, а Елейн, вероятно, помогала на кухне готовить эту вкусную еду, аромат, которой теперь наполнял дом, я наслаждалась праздничным завтраком в одиночестве и тишине.

Действительно традиция.

Чтобы скоротать время до торжества, я поднялась в спальню желая разобрать бумаги скопившиеся на столе.

Очень празднично, сказал Рис по связи.

Я практически видела его ухмылку.

И где именно вы находитесь?

Не беспокойся об этом.

Я хмуро посмотрела на глаз на ладони, хотя знала, что Рис больше не использует его.

Это звучит так, будто я должна начать волноваться.

Темный смешок.

Кассиан сказал, что ты можешь его побить, когда мы вернемся домой.

И когда же вы вернетесь?

Слишком долгая пауза.

Перед ужином.

Я усмехнулась.

Я действительно не хочу знать правды, не так ли?

На самом деле нет.

Все еще улыбаясь, я позволила нити между нами померкнуть, и вздохнула над бумагами, глядящими на меня. Счета, письма…

Я приподняла бровь в последний раз, потянувшись к кожаному журналу. Список бытовых расходов-только для меня и Риса. Капля воды по сравнению с богатством, содержащимся в его различных активах. Наших активах. Я начала считать расходы до сегодняшнего дня.

Там были деньги, которые я могла бы использовать. Чтобы купить эту студию.

Да, я могла бы купить ее в одно мгновение с таким-то состоянием. Но потратить эти деньги, даже на студию, которая была бы не только для меня…

Я закрыла бухгалтерскую книгу, записав свои расчеты на страницах, и встала с кресла. Бумажная работа может и подождать. Такие решения могут подождать. Солнцестояние, сказал мне Рис, было для семьи. И пока он проводил время со своими братьями, я должна была найти хотя бы одну из своих сестер.

Элейн встретила меня на полпути к кухне, неся поднос с пирогами и вареньем к столу в столовой. Где располагалась различная выпечка, многоуровневые торты и печенье. Сахарные булочки и карамельно-фруктовые пироги.

— Это выглядит прекрасно, — сказала я ей вместо приветствия, кивая в сторону печенья в виде сердца. Все было очень красиво.

Элейн улыбалась, ее коса качалась с каждым шагом.

— Они на вкус так же хороши, как и выглядят. — Она поставила поднос и вытерла покрытые мукой руки о фартук, который она носила поверх своего пыльно-розового платья. Даже в середине зимы она выглядела цветущей и солнечной.

Сестра вручила мне кусочек пирога, посыпанный сахарной пудрой. Я откусила без колебаний и промычала от удовольствия. Элейн просияла.

Я рассматривала угощения, которые она расставляла и спросила.

— Когда вы начали готовить?

Она пожала плечами.

— Когда я приступила на рассвете, — добавила она, — Нуала и Керридвен уже были на кухне несколько часов.

Я видела премию в честь Солнцестояния, которую Рис дал каждой из них. Это было больше, чем большинство семей получали в год. Они заслужили каждую проклятую медную монету.

Особенно за то, что они сделали для моей сестры. Общение, цель, нормальную жизнь. Она купила им эти уютные, пушистые одеяла у ткачихи, одно малиново-розовое, а другое сиреневое.

Элейн наблюдала, как я пробовала все пироги.

— Ты что-нибудь слышала от нее?

Я знала, про кого она говорила и уже открыв рот, чтобы сказать ей нет, кто-то постучал в переднюю дверь.

Элейн двигалась достаточно быстро, я едва поспевала за ней, когда она открыла затуманенную стеклянную дверь в прихожей, а затем и тяжелую дубовую входную дверь.

Но на передней ступеньке стояла не Неста, с раскрасневшимися щеками от холода.

Элейн отступила на шаг назад, выпуская дверную ручку, открывая для меня широко улыбавшегося Люсьена.