Глава 10

10.1

Как мы подошли к подъезду, я не поняла, щеки до сих пор горели от прикосновений мальчишки. Я думала только об его руках, глазах и дыхании, которое обожгло мои губы. Это сводящее с ума наваждение заполнило настолько мысли и разум, что я на минутку потерялась во времени и пространстве. Для меня подобные ощущения были в новинку, но не это пугало. А еще улыбка… улыбка, которая лезла на лицо, которая означала, что мне не было противно, а наоборот, совсем наоборот.

Возле моего подъезда свет не горел, видимо бабушка с первого этажа выключила, она частенько так делала. Экономия должна быть во всем, так говорила пожилая женщина. И сейчас я почему-то была ей благодарна. Не хотелось, чтобы из окна меня увидела мама или Лилька, вопросов потом не оберешься. Это ж где видано, что меня, провожал мальчик.

— С-спасибо, — кое-как промямлила я, покусывая кончики нижней губы. Робела перед Кириллом, будто трехлетняя девочка, глупости какие.

— Ты не заболела? — Удивленно спросил мальчишка, мне хотелось посмотреть на него, но, во-первых, было стыдно, а во-вторых, очень темно.

— П-почему? — Мой голос предательски дрожал, и от этого я смущалась еще больше.

— Я заметил, щеки у тебя покраснели. Ветер холодный, видимо поэтому. Иди, давай, — нравоучительным тоном заявил он. Если бы знал, насколько неловко в тот момент я себя ощущала, но и в то же время, девчонке внутри меня, хотелось задержаться еще хотя бы на пару секунд здесь в компании странного и мрачного Кирилла Соболева. Почему? Да кто ж его знает.

— Т-ты тоже, — выдавила из себя мучительные два слова, и, развернувшись, пошла к дверям подъезда.

— Не болей, Ромашка, — крикнул внезапно он на прощение. Я обернулась и клянусь, в этот момент, на его лице была улыбка.

Мои щеки покраснели, хотя и краснеть уже было некуда. Они просто полыхали нереальным пламенем, будто у меня и правда была температура за сорок. Я не понимала, что это за чувства и почему от него учащается пульс. Но отчетливо знала, Кирилл хороший мальчик, а все слухи о нем — лишь глупые домысли придурков из нашей школы.

Только спустя два часа я смогла немного прийти в себя, и теперь мне казалось, что вся эта робость и смущения лишь отголоски плохой погоды, и страха от собаки. Ни больше и ни меньше. Остальное — плод моего воображения. Только вот «Ромашка» почему-то никак не выходила из головы. Слишком мягко и нежно звучало это обращение из его уст, слишком необычно для моего слуха. Но я никому об этом не скажу. Это будет моей личной тайной.

Утром мама встала пораньше и приготовила нам вкусные булочки, начистила фруктов и сварила кашу. Обычно она ограничивается только кашей, но сегодня явно был какой-то особый повод.

— Это что? — Не удержалась Лилька, рассматривая скатерть-самобранку. Папа тоже удивился, но промолчал.

— Завтрак, садись, давай, — буркнула мама, заливая кипяток в заварник.

- Ну ладно, — пропела сестра и плюхнулась на стул. Я уселась с ней рядом, мы переглянулись и пришли к одному выводу, это мама так нас задобрить хочет. Что ж, почему бы и нет.

— Какая вкуснятина, — радостно улыбнулся папа, запихивая булку в рот.

— Рада, что получилось.

— Да, вкусненько, — заметила Лилька, а я вот воздержалась от комментариев, хотя еда и правда, получилась отличной.

В школу мы убежали почти одновременно с сестрой. Пока я шла, то и дело оглядывалась. А вдруг Кирилла встречу, он тут рядышком живет. Почему-то закрались мысли, что дуля на голове выглядит стремно. И вообще горчичное платье, которое я донашиваю за сестрой, мне не идет. Потом я, правда, отогнала от себя эти глупости, какая разница вообще как выгляжу. Главное тепло и удобно, а остальное не имеет значения.

Пока шла, думала, что сидеть с Ткаченко больше не буду. Это пытке подобно, а играть в жертву я не хочу. Пусть классная хоть маме звонит. Буду давить на оценки, что Артем не дает мне заниматься, зато постоянно болтает. К счастью, в нашей семье успеваемость много значит, и мама обязательно встанет на мою сторону в таком случае.

В школу я пришла к половине восьмого. Привычка рано вставать и не опаздывать передалась генетически, и я частенько из-за нее не высыпаюсь. Возле класса я остановилась, сделала глубокий вдох, и затем вошла внутрь. Кирилл, как и всегда, уже сидел за партой и что-то писал в тетрадке. Он приходил рано довольно часто. В этом мы были похожи.

Я прошла вдоль рядов и когда дотронулась до стула, планируя его отодвинуть, Соболев не дал мне этого сделать. Он оторвался от своих записей и поднял на меня большие изумрудные глаза. Мне даже показалось, что в них отражаются блестящие блики. Красивые.

— Привет, — тихо отозвалась я, и снова попыталась дернуть стул, но Кирилл крепко держал его рукой.

— Твой стол там, — указал он пальцем на первый ряд.

— Не смешно, — вскинула бровь удивленно я.

— А я не шучу, — серьезным тоном ответил Соболев, не сводя с меня глаз. Он так нагло рассматривал меня, что я невольно смутилась.

— Где хочу, там и сижу! — Чуть прикрикнула я, дергая спинку стула.

— Со мной этот номер не прокатит, — покачал головой мальчишка, и правый уголок его губы потянулся вверх, выказывая ухмылку. Смущение сменилось раздражением. Какого черта он себе позволяет. Что за дурацкие игры.

— Соболев! — Топнула ногой, поджав губы. Мне показалось, что он забавляется. Не было в его глазах злости или агрессии.

— Что, Ромашка, перебежками занимаешься?

— Не называй меня так! — Крикнула на него, сильно дернув спинку стула. И именно в этот момент Кирилл отпустил его, а я едва не упала.

— Совсем спятил? — Прорычала в ответ. Как может человек быть и нормальным, и таким раздражающим одновременно.

— Имей в виду, — строго сказал мальчишка. — В следующий раз не пущу.

— Что? — Открыла я рот от удивления, но ответа на свой вопрос не получила. Соболев молча отвернулся и вновь принялся писать слова в тетрадке.

— Стрельцова, ты чего там забыла? — Голос Таньки разлетелся эхом по пустому кабинету. За ней следом вошла Ната и еще пару человек, включая Артема. Последний остановился у дверей, посмотрел на меня, прищурив глаза.

— Сижу, — с неохотой отозвалась я, предчувствуя допрос подруги. Филимонова тут же подлетела словно вихрь, чуть парты не попадали от бешеной энергии, которая от нее исходила.

— Ты чего? Совсем? — Прошипела она тихо, упираясь в меня глазами.

— Тань, отстань, — громко ответила, усаживаясь на стул.

— В смысле отстань? — Не унималась Филимонова, время от времени, кидая грозные взгляды в сторону Соболева.

— Любишь психов, Стрельцова? — Кинул Ткаченко, выходя из оцепеневшего состояния. На лице его читалась усмешка, а еще непонимание, почему я пересела. Многие мальчишки недолюбливали Кирилла. Кто-то это делал открыто, как Андрей, а кто-то за спиной, как Артем.

— Заткнись, — фыркнула Танька, загородив меня. Она уперлась руками в бока, продолжая сверлить взглядом, в ожидании ответа.

— Правда глаза колит? — Хмыкнул Артем, усаживаясь за парту. Он был худым и невысоким, и в отличие от Кирилла, которому можно бы смело на вид дать сейчас пятнадцать, Ткаченко выглядел на свои полноценные тринадцать: маленький, щупленький, но языкатый.

— Тань, — обратилась я к подруге, понимая, что она не отойдет. — Все нормально. Мне здесь нравится сидеть, не переживай.

— В смысле? — Прошипела одноклассница.

— Ладно тебе, — подошла Ната, схватив за локоть Филимонову. — Пойдем, поговорим на перемене.

На перемене мы поговорили, ох и не простой вышел разговор. В какой-то момент мне даже показалось, что вот-вот и мир в наших отношениях перерастет в войну. Танька не понимала, почему я упираюсь, почему продолжаю сидеть с Кириллом. А еще она не понимала, почему я заступаюсь за него. Зато нафантазировала себе лишнего. В итоге решила, что мне просто нравится Соболев, иного объяснения подруга не нашла. Сил спорить с ней, и доказывать что-то не было, поэтому я махнула рукой и молча ушла в класс.