— А что это за кулон? — Решила перевести тему я.

— Да фигня, — махнул он.

— Фигня не фигня, а откуда-то ты же его взял.

— Единственная вещь от матери. — Огорошил Соболев своим откровением. У меня дыхание перехватило, а в горле образовался какой-то неприятный ком.

— Как… как же так. Кирилл?

— Она меня кинула, я ей нафиг не сдался. Так почему я должен хранить какие-то вещи от этой женщины? Вон от браслета и то толку больше, чем от кулана матери.

Глава 29

29.1

— Кирилл, — мы остановились возле большого орехового дерева. Людей в округе не было, только пару ребятишек пробежались мимо, весело перекидываясь шуточками.

— Что? — Недовольно вздохнул Соболев, закидывая руки в карманы черной куртки.

— Не нужно было, правда.

— То есть она меня выбросила, а я должен хранить о ней сладкую память? Где она была все эти годы? Даже собаки дворовые мне ближе, чем эта женщина. — Сухо и холодно произнес он. Подул легкий ветер, и я поежилась, переступая с ноги на ногу. Больше всего на свете в эту минуту мне хотелось обнять мальчишку напротив, забрать обиду и тоску. Наверняка, он тосковал. Задавался вопросом «почему». Пусть и отмахивается от матери, но какой ребенок не будет желать быть нужным.

— У каждого есть причины, может и у нее были. Не знаю… — тихо и едва слышно говорила я, всматриваясь в лицо Кирилла.

— Да какие могут быть причины, Арин? Значит, как в койку к старому маразматику лесть ума хватило, а как ребенка своего воспитать, нет? Скажешь тоже, — прикрикнул Соболев раздраженно. Давно я таким его не видела. Рядом со мной он чаще улыбается, чем грустит. А порой мне кажется, что он как электрогрелка, потому что тепло такое исходит, на целый город хватит. Только сейчас глаза Кирилла стали походить на те самые, которые однажды я увидела в пятом классе.

— Знаешь, — вспыхнул огонь в моем сердце неожиданно. Мне стало горестно и обидно за парня, за то, что его мать ничем не хуже обычной эгоистки. — Если однажды она явится к тебе, то ты не иди с ней говорить. Позови меня? Я ей… — сжала ручки в кулачки, брови свелись на переносице, а рот превратился в нитку. — Я ей все выскажу! Ты только не грусти, ладно? И браслет я твой носить буду! Всегда! И ты тоже должен, понял? Памятные вещи должны с чем-то хорошим ассоциироваться. Давай, обещанье на мизинцах? — Я протянула палец, совсем не думая о последствиях собственных слов. Мне просто хотелось поддержать Кирилла, хотелось вновь увидеть огонек в его глазах. Может я и не самый приятный элемент из воспоминаний, но по крайне мере, если так случится, что однажды мы разойдемся по разные стороны земного шара, тосковать из-за меня он точно не будет.

Соболев усмехнулся, и наши мизинцы сплелись в узелок. Детская клятва, на которой меня всегда подлавливала Лилька. Она пугала тем, что если после подобной процедуры не сдержать слово, то ночью придет монстр и утащит под кровать. Откуда только взялись эти глупости у нее в голове. Но я свято верила, поэтому обещания на мизинцах для меня очень много значили.

— И еще кое-что, в знак обещания, — произнес тихо и как-то уж больно не в своей манере Кирилл. И не успела я пораскинуть мозгами, на счет его слов, как оказалась в теплых объятиях. Соболев прижал меня к себе, уткнувшись носом в пушистый хвост, который я убрала в часть капюшона. В любой другой день, меня бы смутил подобный поступок, но сейчас казалось, что Кирилл просто искал поддержку. Я была его личной жилеткой, разве могла оттолкнуть? А если бы и могла, не за что бы не стала. Мне нравилось быть маленькой хрупкой росинкой в руках большого и могучего великана. Нравился его запах. Как же вкусно и приятно, как дурманит, и как сводит с ума. Я готова часами стоять вот так рядом, даже если это не объятия парня к девушке, а обычные дружеские.

— Спасибо, — прошептал Соболев, а затем отстранился. И странные мысли об его губах снова поплыли в голове.

— Да, не за что, — улыбнулась в ответ, стараясь скрыть смущение.

— До завтра, — попрощался Кирилл, и мы разошлись.

29.2

В первых числах декабря Соболев заболел. Его не было на занятиях, поэтому мой любопытный нос взял вверх, и я позвонила. Оставить Кирилла один на один с ОРВИ было бы кощунством. Поэтому после уроков отправилась к нему в гости. По пути заглянула домой, набрала разных таблеток, благо мамы не было. А еще отлила в бутылочку немного спирта, мало ли компресс придется поставить.

Шла я в боевом настроении. Предчувствие своей значимости подкашивало ноги, кружило голову, и заставляло улыбаться. За спиной выросли крылья, и, если бы не земное притяжение, я точно улетела бы в космос.

Кирилл встретил меня с удивлением, раскрывать свой замысел по телефону, я, конечно, не стала.

— Ого, — хрипло отозвался он, укутываясь в теплый плед. Волосы так забавно торчали в разные стороны, но в целом, вид был болезненный.

— Температура есть? Горло болит? — С порога огорошила вопросами. Скинула куртку, и прошла в след за Кириллом, который то и дело зевал и потирал глаза.

— Мне кажется, я умираю… Надо оставлять завещание.

— Я градусник тоже принесла, сейчас, — Соболев плюхнулся обратно на диван, а я уселась на краю и начала рыться в пакете. Препаратов было много, какие-то вообще случайно прихватила. Но градусник все же оказался на месте.

— Вот, — протянула я. Кирилл с неохотой взял, всунул его под мышку и придвинулся ко мне, утыкаясь носом в нижнюю часть свитера на спине. Я планировала встать, потому что сидеть в таком положении было, во-первых, неудобно, а во-вторых, от такой близости пар шел сильным напором из ушей. Однако Соболев не дал мне такой милости. Стоило только приподняться, как он силой (откуда она только у больных появляется) усадил меня обратно. В итоге все положенные десять минут я играла роль его то ли личной подушки, то ли части подушки.

Иногда глаза Кирилла закрывались и в эти короткие мгновенья, я спокойно могла им любоваться. Хотелось провести пальчиком по волосам, дотронуться до кончика носа и спуститься вниз к пухлым губам, а затем к подбородку. Он выглядел таким невинным и беспомощным, как маленький ребенок. В то же время такой красивый и магнетически притягательный. Мне требовалось невероятных усилий отводить периодически взгляд в сторону, чтобы не выдать себя, и не стать очередной темой для глупых шуточек.

— Давай, я гляну, — затребовала градусник, когда часы оттикали десять минут.

— Угу.

— Мамочки, — воскликнула я иронично, рассматривая температуру.

— Все так плохо? Меня увезут в морг? — Вполне серьезно спросил он.

— Да, — кивнула я головой. — Тридцать шесть и девять — это не шутки.

— Мне нужно срочно жаропонижающее или может укол? Арин, может скорую?

— Ага, — умилялась я с этого паникера. — Раздевайся, сама тебе вколю. И от головы тоже.

— Вообще не смешно! — Обиженно выпучил нижнюю губу Кирилл. Не смогла сдержаться, слишком уж мило он выглядел: по-детски наивным и беспомощным. Легонько коснулась волос парня, и потрепала их.

— Кушать хочешь, умирающий супермэн?

— Ха-ха, — буркнул он и недовольно скинул мою руку.

Я встала и пошла, разведывать содержимое холодильника. Из готовых блюд там ничего не оказалось, разве что колбаса, да сыр, какое-то масло. Зато я нашла картошку и лук. Решила пожарить, сделать доброе дело. А то мало ли, у него на почве голода шарики поедут. Раз уже сейчас искренне верит, что умирает.

Пока я крутилась на кухне, Соболев из комнаты не выходил. До меня доносились только звуки включенного телевизора. Очередной фильм от Маравел, про отважных людей в разноцветных костюмах.

Через полчаса жареная картошка была готова. Я заглянула в комнату к умирающему пациенту, и настоятельно затребовала поднять зад и шагать на кухню. Он что-то невнятное пробурчал, но вышел: в тапочках, с пледом на плечах, и недовольным выражением лица. Однако как бы Кирилл не злился, даже в образе больного парня, ему можно было смело дать соточку из ста.