В другой раз, увидев, как Дженни кладет в чашку Лестера сахар, Веста потребовала:

— Мне тоже два кусочка, мама.

— Нет, милая, — ответила Дженни, — тебе сахара не нужно. Ты пьешь молоко.

— А дяде Лестеру ты положила два кусочка.

— Да, да, — сказала Дженни, — но ты еще маленькая. И, пожалуйста, не болтай за столом. Это неприлично.

— Дядя Лестер ест слишком много сахара, — последовал немедленный ответ, и Лестер, любивший сладкое, широко улыбнулся.

— Ну, не знаю, — сказал он, впервые снисходя до разговора с девочкой. — Может, ты похожа на ту лисицу, которая говорила, что виноград зелен?

Веста улыбнулась ему в ответ и теперь, когда лед был сломан, не стесняясь, стала с ним разговаривать. Так оно и пошло, и, наконец, Лестер начал относиться к девочке, как к родной; он даже готов был дать ей все, к чему открывало дорогу его богатство, при том, конечно, условии, что он по-прежнему будет с Дженни и что они придумают, как ему все же сохранить связь со своим миром, о котором он не должен был забывать ни на минуту.

Веской постройка выставочных залов и складов была закончена, и Лестер перевел свою контору в новое здание. До сих пор его деловая жизнь протекала в отеле «Грэнд-Пасифик» и в клубе. Теперь он чувствовал, что прочно обосновался в Чикаго, что отныне ему предстоит жить здесь постоянно. На него ложились серьезные обязанности — руководство многочисленным штатом конторы и заключение крупных сделок. Зато он был освобожден от разъездов — их поручили мужу Эми, который действовал по указаниям Роберта. А Роберт всеми силами пробивался вперед, он пытался перетянуть на свою сторону сестер и уже предпринял реорганизацию фабрики. Нескольким служащим, которые пользовались личным расположением Лестера, грозило увольнение. Но Лестер об этом не знал, а старик Кейн был склонен предоставлять Роберту полную свободу действий, Годы брали свое. Он был доволен, что дело его останется в крепких, надежных руках. Лестер как будто не выражал недовольства. Видимо, их отношения с Робертом изменились к лучшему.

Возможно, что все шло бы гладко и дальше, но, к сожалению, личная жизнь Лестера не могла навсегда остаться тайной. Бывало, что, проезжая с Дженни по улицам в открытой коляске, он попадался на глаза светским или деловым знакомым. Это не смущало его, ведь он холостяк, а значит, волен проводить время с кем ему угодно. Почему не предположить, что Дженни — молодая женщина из почтенного семейства, за которой он ухаживает? Он ни с кем не собирался ее знакомить и раз навсегда велел кучеру ездить как можно быстрее, чтобы никто не пытался его окликнуть и заговорить с ним. А для тех, с кем он встречался в театре, Дженни, как уже упоминалось, была просто «мисс Герхардт».

На беду многие из знакомых Лестера отличались наблюдательностью. Они и не думали осуждать его поведение. Просто им помнилось, что в прежние годы в других городах они встречали его с этой же самой женщиной. Видимо, он поддерживает с ней незаконную связь. Ну и что же из этого? Богатство и молодость на многое дают право. Кое-какие слухи дошли до Роберта, но он не счел нужным делиться с кем-либо своими соображениями. Однако рано или поздно все должно было открыться.

Это случилось года через полтора после того, как Лестер и Дженни поселились на Северной стороне. Осенью, в гнилую погоду, Лестер заболел гриппом. Почувствовав первые признаки недомогания, он решил, что это пустяк и что горячая ванна и хорошая доза хинина сразу поставят его на ноги. Но болезнь оказалась серьезной: наутро он не мог встать с постели, у него был сильный жар и невыносимо болела голова.

За последнее время, постоянно живя с Дженни, он стал неосторожен. Ему следовало бы уехать к себе в гостиницу и болеть в одиночестве. Но ему гораздо больше улыбалось побыть дома, с Дженни. Он позвонил в контору и дал знать, что нездоров и несколько дней не появится; а потом блаженно отдался заботам своей терпеливой сиделки.

Дженни, разумеется, была только рада, что Лестер с ней, больной или здоровый. Она уговорила его вызвать врача и принимать лекарства. Она поила его горячим чаем с лимоном, без устали освежала холодной водой его лицо и руки. А когда он стал поправляться, варила ему вкусный бульон и кашу.

Во время этой болезни и произошла первая серьезная неприятность. Сестра Лестера, Луиза, гостившая у знакомых в Сент-Поле и предупредившая брата, что думает повидаться с ним на обратном пути, решила вернуться домой раньше, чем предполагала. Она оказалась в Чикаго в самый разгар болезни Лестера и, узнав по телефону в конторе, что его не будет еще несколько дней, осведомилась, как ей связаться с ним.

— Кажется, он живет в «Грэнд-Пасифик», — проговорилась неосторожная секретарша. — Он нездоров.

Луиза встревожилась и позвонила в «Грэнд-Пасифик», где узнала, что мистера Кейна не видели уже несколько дней и вообще он бывает у себя в номере не чаще одного-двух раз в неделю. Тогда, заинтригованная этим, она позвонила в его клуб.

К телефону, как нарочно, подошел мальчик-посыльный, который по поручению самого Лестера не раз бывал у него на квартире. Мальчик не знал, что адрес Лестера надлежит держать в тайне — до сих пор им никто не интересовался. Когда Луиза сказала, что она сестра Лестера и ей очень нужно его повидать, мальчик ответил:

— А он живет на площади Шиллера, дом девятнадцать.

— Чей это ты адрес даешь? — спросил оказавшийся около телефона портье.

— Мистера Кейна.

— Никаких адресов давать нельзя. Ты что, не знаешь разве?

Мальчик смутился и попросил прощения, но Луиза уже повесила трубку.

Через час Луиза, с изумлением обнаружившая, что у ее брата имеется еще и третий адрес, была на площади Шиллера. Остановившись перед двухквартирным домом, она прочла фамилию Кейн на дощечке у двери, ведущей во второй этаж, поднялась и позвонила. Дженни вышла на звонок и очень удивилась, увидев перед собой нарядную даму.

— Здесь живет мистер Кейн? — надменно спросила Луиза, заглядывая в прихожую через открытую дверь. Присутствие женщины немного удивило ее, но подозрения были еще смутны.

— Да, — ответила Дженни.

— Он, кажется, болен? Я его сестра. Можно войти?

Будь у Дженни время собраться с мыслями, она придумала бы какую-нибудь отговорку, но она и слова не успела сказать, как Луиза, избалованная своим положением и привыкшая поступать по-своему, уже проплыла мимо нее в комнаты. В гостиной, примыкавшей к спальне, где лежал Лестер, она огляделась. Веста, игравшая в углу, поднялась и с любопытством уставилась на гостью. Через отворенную дверь спальни Луиза увидела Лестера; он лежал в постели, закрыв глаза, освещенный слева лучом солнца, падавшим из окна.

— Так вот ты где! — воскликнула Луиза, быстро входя в спальню. — Что это с тобой?

При звуке ее голоса Лестер открыл глаза и мгновенно все понял. Он приподнялся на локте, но не мог произнести ни слова. Наконец он с трудом выдавил из себя:

— Здравствуй, Луиза. Откуда ты?

— Из Сент-Поля. Я уехала раньше, чем собиралась, — заговорила она быстро и с раздражением, почуяв неладное. — А я тебя еле разыскала. Что это у тебя за… — она хотела сказать «хорошенькая экономка», но, оглянувшись, увидела Дженни, которая с печальным, расстроенным лицом прибирала что-то в гостиной.

Лестер вместо ответа закашлялся.

Луиза внимательно оглядела комнату. От нее не ускользнула атмосфера семейного уюта, приятная, но наводящая на опасные мысли. На стуле лежало платье Дженни, при виде которого мисс Кейн брезгливо подобрала юбку. Она взглянула на брата и прочла в его глазах странное выражение, словно он был немного озадачен, но в то же время спокоен и готов к бою.

— Зря ты сюда пришла, — сказал Лестер, не дав Луизе времени задать вопрос, который так и вертелся у нее на языке.

— Почему же зря? — воскликнула она, возмущенная его дерзкой откровенностью. — Брат ты мне или нет? А если брат, я могу прийти к тебе куда угодно. Как вам это нравится? И ты говоришь мне такие вещи?