— Ну, да. Это плохо?
— Ха! Ничего! Это нормально. Всё равно ведь мы на один трек матрицы пишем. Размножим и всё. Ты, кстати в курсе, что тираж твоего первого альбома в Британии достиг ста тысяч экземпляров, а пара твоих песен сейчас в первой десятке наших чартов? Это «золотой» диск.
— Конечно в курсе. Что ж я, пентюх какой⁈
— Пентюх… Забавное словцо. Ха-ха! Пентюх… Прикольно! Приготовься к церемонии вручения. Но это мы устроим примерно через неделю, а теперь тащись ко мне, Джонни-не-пентюх! Я выделю для тебя целый час обеденного времени. Цени! Мой день забит полностью.
— Лечу.
— Лети.
Я схватил вторые копии наших с Сьюзи альбомов и «полетел» к Джимми Томпсону, «моему» личному менеджеру в «EMI Records» на такси.
Мне присылали отчёты о продажах моего первого альбома из «EMI» ежемесячно и накануне, второго сентября, я узнал, что всего продано сто одна тысяча двести пятнадцать пластинок. Я ехал в «EMI Records» и думал, что десятого сентября мне надо будет явиться в колледж. Уже на учёбу. Вступительные экзамены я сдал ещё в июне. Не сказать, чтобы легко, но и тут мне помог мой «продвинутый» разум. Собеседования по всем предметам я прошел легко, а вот отвечая на тесты пришлось напрягать ум.
На каждый вопрос предлагалось пять «ответов» из которых надо было выбрать, естественно, один верный. И я в них запутался, пока не «вспомнил» чёткие формулировки из учебников физики, химии, математики, биологии, зоологии. Да-да! Все предметы сдавались единым тестом. То есть, следом за вопросом по математике шёл, например, вопрос по биологии. Можно было пользоваться учебниками и справочниками, лежащими тут же, но за это снимались баллы или начислялись? Я так и не понял. В то же время, я видел, что экзаменаторы отмечают у себя в тестовых таблицах, насколько хорошо экзаменуемый ориентируется в учебнике или в справочнике. Например в таблице логарифмов. И то, что я не пользовался справочниками, отвечая на некоторые вопросы, вызвало у экзаменаторов явное недоумение.
Но, так или иначе, я в колледж поступил и через неделю был обязан явиться на учёбу. Жить я намеревался «дома», отказавшись от места в «общежитии». Во-первых за него брали плату, во-вторых, мне было известно, что в них существовали всякие «прописки» и шуточки старшекурсников над младшими курсами, вплоть до мужеложства, а убивать и калечить я никого не хотел. Да и рисковать понапрасну. Вдруг, не успею ни того, не другого, и невинно пострадаю, хе-хе! Не хотелось бы. Это же удар по психике и психическая травма на всю оставшуюся жизнь. Да-а-а…
Это для меня был самый серьёзный «напряг». То, что старшекурсники «прописывали» молодняк согласно древних традиций во всякие «ложи»: Плюща, там, или «череп и кости». Лабуда это всякая, короче. Традиции преследовали одну, как я понимал, читая ещё раньше про них в «интернете», цель — подчинить личность и лишить её «степеней свободы выбора». Сказали старшие «братья» посадить кого-то на кол, альтернативы нет, обязан выполнять. Ну, а для этого ломали личность насилием и мерзопакостными, где-то даже демоническими, ритуалами. Сатанизм всего этого хорошо проявится в двадцать первом тысячелетии, которое, вероятно, было избрано, как пришествие антихриста.
И вот в этом мне придётся как-то выживать. Наверняка в колледже присутствуют ребята из отпрысков высшей аристократии, которые, чтя традиции предков, закручивают водовороты интриг и экзекуций. Джон Сомерсет не раз и не два предупреждал меня об этом, отговаривая от учёбы в колледже и пессимистично улыбаясь на мою фразу: «не дамся».
— И не таких ломали, — как-то сказал он и у меня по телу пробежал холодок.
— В конце-концов, могу же я сдать экзамены колледжа экстерном? — спросил я.
— Можешь, но только посетив определённое количество лекций, сдав все лабораторные работы и заработав на практических занятиях определённое количество баллов.
Да-а-а… Здание, где размещалась штаб-квартира «EMI Records», отвлекло меня от грустных воспоминаний разговора с «дедом», который, кстати, с момента нашей с ним первой встречи, несколько воспрянул духом, поняв, что разработка компьютеров и, главное, процессоров и программного обеспечения, поможет Советскому Союзу не отстать от «злобного запада».
Он и сам включился в контроль производственного процесса, как-то вдруг почувствовав интерес к компьютерам, когда я поставил ему один из первых его на рабочий стол в клинике и завёл в него программу по учёту медицинских препаратов и пациентов. Причем с распечатками на широкой бумажной ленте в очень читабельном виде.
Я успел к самому обеду и мы с Джимом сумели вместе послушать наши с Сьюзи песни.
— Кто это с тобой? — удивился менеджер.
— Это Сьюзи Кватро.
0 Сьюзи? А она не попадет под штрапфные санкции у «RAK»?
— Нет. Я сам лично прочитал её контракт. Там говориться про сольные записи и в составе группы определённых артистов. Меня в том списке нет.
— Не силён я ни в французском, ни в итальянском языках, но на слух — очень приятно. Давай, мы, как и с твоим первым альбомом, ограничимся пятью тысячами? Ты сам платишь, я понимаю?
— Через вас, конечно. У вас же там скидка?
— Это понятно. Тогда я пишу контракт. Ты и Сью завтра подкатываете и подписываете.
— Зачем? У меня же лэйбл. У нас с ним контракт. Не парься. Пиши контракт на эти реквизиты.
Передав менеджеру листочек с реквизитами, я помахал ему рукой и собирался уже уйти, как он спросил:
— Как она?
— Кто? — удивился я.
— Сьюзи Кватро? Ох и жгучая штучка! Мне менеджер с 'RAK’а рассказывал. Огонь девчонка⁈
— Огонь, — согласился я, усмехаясь. — Вулкан, я бы сказал.
— Хорошо у вас получилось. Втрескалась в тебя она, да?
— Скорее, — это я в неё, — вздохнул я.
— Не даёт? Она такая. Многие пробовали. Всех обломила, кроме Ленни.
— Пойду я.
— Понимаю-понимаю. Но всё равно завидую. С такой девчонкой записать два альбома, — это охренеть можно! Зная твою прыть, предположу, что проторчали вместе пару месяцев.
— Две недели!
— Охренеть! И, кстати, что ты думаешь, если я с тысячу экземпляров распечатаю в Лондоне. За наши деньги. На пробу. Не пойдёт, конечно. У нас не любят европейскую музыку, но вдруг на Сьюзи клюнут?
— Тогда и мне тысячу. Плачу за обе. Одну у себя в магазине продам. И Плакаты тогда сделай. Вот слайды для конверта и постеров, — я передал менеджеру конверт.
— Ха! С тобой легко работать, Джони. Как ты всё успеваешь всё делать и делать на хорошем уровне. Подожди, давай посмотрим слайды?
— Что на них смотреть? –буркнул я, но всё же задержался. У меня дома слайдоскопа не было.
— Надо, кстати, купить слайдоскоп и показывать слайды в магазине на стене, — подумал я. — И на окне через зеркало. Так и рекламу запускать можно. Странно, почему я раньше до этого не додумался?
Джимми вправил нарезанную на пластинки плёнку в аппарат и включил.
— Она у тебя на картинке как живая. Чем ты рисовал?
— Акварелью. Люблю акварель.
— И ты тут такой… Брутальный. Куртка такая… Видно, что бархатная. Пуговицы золотые. Как у лорда в парламенте в стародавние времена. Вы вместе хорошо смотритесь. Как ты это делаешь, Джонни?
Я пожал плечами.
— А почему на конвертах только Сьюзи?
— И «Радуга Джонни Солмера».
— Да, ты же один в этой «Радуге».
— Пока один справляюсь, буду один. Не до концертов мне сейчас. В колледж с десятого сентября.
— В какой? — заинтересовался менеджер.
— В «Лондонский Королевский».
Джимми уважительно и одобрительно покивал.
— Круть! Знакомств приобретёшь!
Я снова пожал плечами.
— Пойду я. У тебя обед уже как десять минут закончился.
Я решил пройтись до дома пешком. Никуда спешить мне было не надо. Сьюзи, как только я договорился о встрече с менеджером, весело собрала свои вещи и чмокнув меня в губы укатила на такси, бросив: «Звони!».
На удивление, на душе у меня не скребли кошки. После наших с ней двухнедельных разговоров по поводу того, чем мы с ней занимались, я не имею ввиду секс, наши отношения перешли исключительно в деловую плоскость. Постельные баталии снимали физическое и психологическое напряжение.