Я спустился в столовую и неплохо перекусил, так как комбинат питания МГУ функционировал до восемнадцати часов. Взяв с собой пяток котлеток и буханку только что испечённого белого хлеба, нравился мне перекус перед сном, я снова отправился в Театр. Там у меня была вся моя одежда и нужные для рисования «причиндалы». Да и диванчик мне понравился. Хоть и старый, годов, наверное, пятидесятых, но удобный.

— Там буду пока обитать, — решил я.

Московский государственный университет состоит из множества зданий, а центральный корпус из нескольких пристроек в которых расположены некоторые факультеты, актовый зал театр и администрация. То есть, чтобы пройти к ректору не надо было выходить на улицу. Но мне хотелось показать себя в пальто, кашне и шляпе, а не просто в костюме. Просто костюмы есть у многих, а шляпы — редко у кого. Мода на шляпы в СССР прошла.

Переодевшись в «костюм художника»: тёплую куртку, высокие утеплённые ботинки, вязаный берет, и взяв ящик с «причиндалами», вышел на крыльцо южного (театрального) входа и решил, что начну здесь. Отсюда открывался вид на памятник Михаилу Ломоносову, стоящему, к слову, спиной к университету.

Я хмыкнул, разложил стульчик, мольберт с красками и мелками, и принялся переносить видимое глазами на картон. Очень быстро я увлёкся и перестал обращать внимание на то, что твориться у меня за спиной. Без такого умения рисовать на улице просто не возможно, и в этом я достиг нужного уровня «Дзэн».

Закончив один набросок, я убирал исчерченный лист, чуть разворачивался, меняя ракурс, и продолжал волшебство переноса объёмного изображения на плоскость картона. Примерно через два часа у меня скопилось восемь зарисовок образующих «панораму с театрального крыльца». Я так назвал свою композицию. Причём последний правый угол панорамы рисовался с уже включёнными фонарями. Получилось оригинально, что и подтвердил знакомый женский голос.

— Очень оригинально получилось, — сказала Майя Сергеевна. — Вы потом красками будете заканчивать?

Я обернулся.

— Да. Завтра в это же время, — я посмотрел на часы. — О! Восемь часов! Два часа пролетели как сон.

— Вы удивительно увлекающийся человек, — покачала головой женщина. — Я уверена, что вы совершенно не замечали, что вокруг вас кружат люди. Некоторые заглядывали к вам в рисунки из за спины. Я шикала на них, но они даже переговаривались. Но вы не обращали внимание. Удивительно!

Я посмотрел на Директора Дворца культуры.

— Мне нравится рисовать. Да и красиво у вас вокруг. Завораживает.

— Вы сверху посмотрите. Там наверху есть площадки. Вид с высоты птичьего полёта. Вы сегодня были у Анатолия Алексеевича, говорят. Хорошо поговорили? — ловко перешла она к нужной ей теме.

— Хорошо. Отличный у вас руководитель!

— Это так, — женщина горделиво выпрямилась. — Он лауреат Ленинской премии и член Верхового совета.

— Здорово! Поэтому мы и договорились быстро. Деловой человек. Хотел спросить… У вас же есть секция самбо?

— Да. Тут же на втором этаже. Сейчас у них тренировка, кстати, заканчивается. Можно с тренером поговорить, если хотите тренироваться. Вы ещё и спортсмен?

— Всего по немножку, — сказал я и скромно потупил взгляд. — Пойду, подмёрз немного.

— Всего хорошего.

— Да, ещё хотел спросить… Могу я иногда ночевать у себя в кабинете. Не хочется что-то сегодня в общежитие идти.

— Так вот же оно, — удивлённо махнула рукой Майя Сергеевна на примыкавшее к высотке многоэтажное здание.

Я состроил извиняющееся лицо.

— Я, порой, бываю такой ленивый…

— Ничего себе — ленивый, — воскликнула и фыркнула директор Дворца культуры. — Конечно можете. Мне сказали сделать так, чтобы вам было максимально комфортно работать. Так что пользуйтесь своим театром как хотите.

— То есть, могу благоустраиваться?

— Э-э-э… Что вы имеете ввиду?

— Ну, там, мебель всякую. Ремонтец косметический… Пыль стереть, то, сё…

— Косметический? — Майя Сергеевна усмехнулась. — Если только косметический, то можете. Перепланировки только по проекту и согласованию.

— О, кей!

— Всего хорошего, — повторила женщина.

— И вам хорошего вечера, — сказал я и вернулся в здание.

Забыв наполнить термос чаем, я, действительно, продрог. Конец октября семьдесят восьмого года в Москве был стылым, как, впрочем, и обычно. Сколько таких октябрей мной прожито в Москве! Э-хе-хе…

Отнеся художественные «причиндалы» в коморку театра и наскоро закинув в себя котлету, я переоделся в синий спортивный костюм с маленьким французским флагом на левой стороне груди, взял сумка с дзюдогой и пошёл в борцовский спортзал.

Я знал этот клуб самбо и знал главного тренера Виктора Александровича Куприянова, возглавлявшего секцию с восемьдесят пятого года. Мы поддерживали приятельские отношения и часто соперничали на ковре. Своими спортсменами, конечно. Можно сказать, что мы дружили с ним, так как довольно часто встречались просто так, распить бутылочку коньяка, или хорошего вина с шашлыками у меня дома и поговорить о политике.

Сейчас Виктор Алексеевич ещё не появился на спортивной университетской кафедре, куда придёт работать только в семьдесят девятом году. Кто руководил секцией самбо в настоящее время, мне было не известно, но я не волновался, что мне не позволятт тренироваться, справедливо полагая, что спортсмены всегда найдут общий язык и понимание.

Легко найдя зал, я вошёл и с удовольствием вдохнул довольно свежий воздух, только слегка имевший характерный запах пота. Едва уловимый запах аммиака говорил о том, что спортсмены сидят на белковой диете и ограничивают себя углеводами.

— Это не есть «гуд», — подумал я и встретился взглядом с пожилым мужчиной лет пятидесяти, одетым в куртку-самбовку, спортивные трусы и мягкие борцовки, разговаривавшим с довольно большим парнем и по росту, и по весу.

Сделав два шага в их сторону, я расслышал:

— Ну, нет у меня для тебя спарринг-партнёра, Толик. Никто не хочет с тобой бороться. Мало того, что ты большой, ты же ещё и грубый, как бычий хер на морозе. Беречь надо партнёров, Толя. Не могу я тебе их давать, чтобы ты гробил моих спортсменов. Иди к своим «вэвэшникам» и ломай их сколько твоей душе угодно.

— Но я же здесь тренировался, Вадим Васильевич. Я к вам привык.

— Привык он! — выплеснул из себя тренер, и с явным облегчением прервав разговор, обернулся ко мне. — Что хотели, молодой человек?

— Здравствуйте. Я Пьер Делаваль. Только вчера приехал в Москву и буду заниматься в университете театром и другими инновациями. Хотел бы у вас в зале поддерживать спортивную форму.

Я сразу своими словами дал понять, что какая-то «спортивная форма» у меня есть и это сработало.

— Вы надолго к нам? — спросил тренер заинтересованно.

— Думаю, да, — вздохнул я, показывая, что «тут хорошо, но дома», всё-таки, лучше.

— Вы француз? Занимались, э-э-э, дзюдо?

— Да, — подтвердил я.

— И вес у вас, э-э-э, где-то восемьдесят?

— Восемьдесят два.

— Рост высоковатый для борца. Сто девяносто?

— Сто восемьдесят семь. Зато для карате в самый раз.

— Вы обладаете карате? — заинтересовался тренер.

— На уровне мастера.

— О, как! Неплохо. Вот вам и спарринг партнёр. Толик тоже обладает навыками карате и борется неплохо.

Я мысленно поаплодировал тренеру.

— Отлично! Могу идти переодеваться?

— Идите. Сейчас начнётся тренировка взрослых спортсменов. Вам сколько лет?

— Двадцать пять.

— Прекрасный возраст для спорта. Переодевайтесь.

Он показал в сторону раздевалки.

— И ты переодевайся, — сказал он Толику. — Повезло тебе. Но смотри мне.

Тренер погрозил спортсмену пальцем.

— Только посмей мне сломать француза.

— Я нежно, — пробасил Толик.

Тренер нервно дёрнул головой и показал Толику кулак. На фоне ладони Толика прижатой к груди в порыве искренней благодарности мосластый и немаленький кулак тренера, всё же не впечатлял. Но я уже не смотрел на них. Давно я не нормально тренировался. В Лондоне ходил в несколько спортивных клубов где преподавали дзюдо, но нормальных соперников в них не было и я явно свою спортивную форму упустил. Базу карате и бокса поддерживал самостоятельно, а вот с борьбой не задалось.