Но теперь мне предстояло всерьез заняться поисками серы. Если бы мне только удалось найти ее! Мы бы сделали собственный порох, как на Стреляющем ручье.

Взволнованный, я спешил в лагерь, Пайзано шел следом. Кеокотаа ожидал меня, стоя среди камней.

— Я нашел следы, — сообщил он.

— Индейцы? — встревоженно спросил я.

Он сплюнул.

— Капата! Он пришел и стоял здесь, за скалой. — Кеокотаа махнул рукой в сторону входа в ущелье. — Стоял долго, наблюдал.

Ну что ж, этого следовало ожидать. В конце концов, мы знали, что он придет.

— Он скоро вернется, я думаю. Придет за ней и за тобой!

К нам подошла Ичакоми.

— Я видела его, — сказала она.

— Ты видела его?!

— Он думал, что хорошо спрятался, но я видела его из вигвама. Он не видел меня, я была внутри. Он не один.

Ну, я не предполагал, что он придет один. Итак, нужно готовиться. Период мирного спокойного существования окончился, хотя мы и так все время были настороже.

Пока мы ели, я обдумывал сложившееся положение — оно не радовало. Теперь требовалось больше пороха и больше свинца для пуль. А пороха у меня оставалось еще на одну зарядку. Сера стала жизненно необходима.

У нас были стрелы, но мы пользовались каждым удобным моментом, чтобы, сидя у костра или стоя на часах, делать новые. Вся наша жизнь зависела от умения наших рук, все, что мы имели, мы либо находили, либо делали сами из подручных материалов. К счастью, я никогда не жил другой жизнью. На Стреляющем Ручье мы пользовались кое-какой утварью с кораблей, но ее не хватало. Почти все необходимое делали своими руками.

Мне отчаянно хотелось найти серу, но она не попадалась, несмотря на все мои усилия. Каждый наш поход по окрестностям имел целью не только охоту, но и поиски нужного нам сырья и более подходящего топлива. Разные деревья горят по-разному, и мы искали те, что горели долго, жарко и давали лучший древесный уголь. Для этого больше всего подходят деревья твердых пород, кроме дуба, но они встречаются не часто.

Мне не нравилась сложившаяся ситуация. Мы оказались в положении обороняющихся против невидимого противника, а я предпочитал наступление. Но наше жилище и малые силы заставляли нас готовиться к обороне. Кеокотаа, опытный воин, соглашался со мной.

— Мне не нравится, — заявил он мне как-то. — Тот, кто нападает, выбирает и время, и место, и способ как напасть.

Я был вполне согласен с ним.

— Идем! — поднялась Ичакоми. — Будем сражаться. Мы, три женщины, умеем обращаться с луком и копьем.

Ох какой соблазнительный вариант! Но я колебался. Нашу крепость не так просто атаковать, запасы воды находились в вигваме. Я не думал, что Капата подожжет наше жилище, ведь он, конечно, не хотел убивать Ичакоми, а надеялся захватить ее и вернуться с ней к начи. И нас было только двое, двое мужчин, а нужна была по меньшей мере дюжина. Единственный наш шанс — разделить противников и уничтожить их по одному, но это нелегко сделать.

И тут Ичакоми напомнила мне:

— Ты шаман. Ты мастер магии. Начи, которые ушли с Капата, знают это.

Да, все индейцы верили в магию, в колдовство! Как и мы, англичане, они очень суеверны, только английские суеверия несколько иного рода. Суеверие могло оказаться грозным оружием. Если я сумею посеять в них сомнение, если я заставлю их поколебаться…

Те начи, которые примкнули к Капате, знали, что их Ни'-квана встречался со мной и отнесся ко мне с большим уважением. Я уже получил известность как колдун. Кеокотаа, по крайней мере, не сомневался, что я обладаю сильной магией. Если бы мне удалось использовать мою славу для того, чтобы защитить всех нас!

Конечно, я отдавал себе отчет, что такой способ — слабая защита, но я прожил уже достаточно долго и знал, что победа одерживается сначала в мыслях, а потом в реальности. Вероятно, я мог бы показать им символы, несущие идею колдовства. Индейцам даже необязательно знать, что они означают.

О своих задумках я помалкивал. Но вечером в одиночестве вышел из вигвама. Стараясь оставаться незамеченным, подобрал черепа четырех оленей, которых мы съели, и развесил на ветвях дерева над тропой, ведущей к нашему жилищу.

Четыре оленьих черепа, стерегущих тропу.

Я знал, где лежат и другие черепа, и пошел искать их. Вскоре у меня оказалось много черепов, и я развесил их группами по четыре на деревьях, окружавших наш вигвам.

Колдовство для индейца означает власть, и всю свою жизнь он ищет правильное колдовство. Он мечтает о сильной магии своих предков, хочет обладать ею и боится, когда ею обладают другие.

Индейца мало волнуют материальные блага. Он охотится, собирает растения, так и живет. Единственное, чего он жаждет обрести, — это более сильная магия, большая мудрость и власть, сосредоточенная в нем самом, равная власти духов, окружающих его. Духи могут подвергнуть его опасности, если он не заручится их поддержкой.

Капата руководствовался злобой, ненавистью, ревностью и желанием обладать властью над всеми начи. Те, кто примкнул к нему, верили в его сильную магию. Удастся ли мне поколебать их веру в него?

Стоило попытаться.

В моем небольшом узелке хранился мешочек с магическими предметами, такой же, как и у любого индейца. Но они обычно носили их на шее. Правда, у меня в мешочке лежали не те предметы, которые бережет индеец, а особые магические вещи, в частности, увеличительное стекло. Теперь я вынул его и положил в маленький кармашек у пояса. Я пока не знал, как использую лупу, но она могла оказаться полезной.

Теперь следовало тщательно спланировать быт. Мы загодя обеспечили себя мясом, кроме того, женщины собрали много растений по берегам ручьев, на лугах, на склонах гор. Запасы на зиму при необходимости мы могли бы использовать для того, чтобы кормить защитников крепости до тех пор, пока ситуация не разрешится.

Капата держался где-то рядом. Вряд ли он будет ждать долго. Он нетерпелив и зол, и теперь, когда нашел нас, ему, несомненно, не терпелось поскорее закончить дело.

Вдруг я вспомнил о «ежах», специальных приспособлениях, которые бросали в траву, чтобы задержать всадников. Их делали таким образом, что они всегда лежали острием вверх, и лошадь, наступив на «ежа», или получала травму, или пугалась и отказывалась скакать вперед. В древние времена рыцарей и замков такие приспособления помогли отразить множество нападений. И если бы мне удалось сделать «ежей» и разбросать их в траве вокруг нашего жилища, оставив проходы, известные только нам, мы задержали бы или остановили атаку Капаты и его сообщников, особенно ночную.

«Еж» представлял из себя обычный четырехгранник с острием на каждой грани. Осененный своей идеей, я начал вырезать куски дерева с заостренными частями, собирать иглы дикобраза, острые куски когтей — все, что попадалось под руку.

Когда женщины увидели, что я делаю, они тоже немедленно принялись за работу и скоро за минуту собирали «ежа». К ночи у нас уже образовалась их целая куча. Ориентируясь на стоявшие вдали деревья, я наметил тропки, которые показал всем, и повсюду в траве на подходах к форту разбросал «ежей».

Дикие звери редко появлялись там, где живут люди, по крайней мере в ненаселенной местности, где достаточно пищи, поэтому я не боялся, что о наших «ежей» поранятся звери. Пайзано предпочитал оставаться с нами и уже не выходил за изгородь.

Мы работали и разговаривали. Ичакоми задавала бесконечные вопросы о моем народе, о той земле, откуда он пришел. Она полюбила наши песни. Не то чтобы я хорошо пел, вовсе нет. Однако я все же пел ей старые английские, ирландские и шотландские баллады, которые когда-то пел мой отец, или Джереми О'Хара, или кто-то еще из моряков.

Прошло два дня. Как-то ночью, прежде чем лечь спать, я взял лук, вышел к изгороди и стоял в темноте, прислушиваясь. Мы поступали так периодически и до появления Капаты, исключительно из-за того, что ночью звуки передаются лучше и легче услышать приближение врагов.